Саддам Хусейн - Робин Апдайк

О глубине беспокойства Саддама говорила также высылка приблизительно 10 000 иранцев из Ирака, а также возобновление старых притязаний Ирака на иранский район Хузистан (по-арабски Арабистан) и образование Народного фронта за освобождение Арабистана. На этой территории жили и персы, и арабы; арабы в Хузистане получили независимость от персидского шаха в 1857 году, но в начале XX столетия Хузистан был снова присоединен к Персии. Тем не менее, сепаратистские арабские чувства не утихали, а временами разжигались панарабскими лидерами, такими как Насер или сирийская Баас. Когда Саддам начал разыгрывать эту карту, двусторонние отношения между Ираном и Ираком вскоре испортились окончательно.

Каким бы важным ни был вопрос о Шатт-эль-Араб, он не был самым тревожным аспектом имперских притязаний Тегерана относительно Ирака.

Если бы шах ограничился только этим, Баас могла бы неохотно и уступить. Однако, к раздражению Саддама, Иран не ограничил свои действия вопросом о Шатте, но вновь нашел давний способ дестабилизации Ирака — курдскую проблему.

Благодаря истории и географии, курдский вопрос был одной из самых болезненных проблем в Ираке XX века. Особая этническая группа индоевропейского происхождения и мусульманской, в основном суннитской, веры, курдское сообщество в Ираке составляет приблизительно 20 процентов населения и проживает в северной части страны. После первой мировой войны, когда великие державы перекраивали Ближний Восток после падения Оттоманской империи, курдам обещали автономию по Севрскому договору (1920) с правом на полную независимость, но через три года курды поняли, что их обманули: Лозаннский договор между Турцией и победившими союзниками ничего не обещал курдам, кроме терпимости к нацменьшинствам.

С тех пор курды стали одним из самых крупных обделенных нацменьшинств на Ближнем Востоке. Трудность их ситуации заключалась еще и в том, что они были рассеяны по четырем странам Ближнего Востока — Ираку, Ирану, Турции и Сирии (в Советском Союзе тоже было небольшое курдское меньшинство), — и каждая страна кровно заинтересована в том, чтобы подавить национальные устремления курдов. Положение курдов еще больше осложняется тем, что их сообщество говорит на разных языках, разбросано по разным кланам и племенам, что мешает созданию курдского единства и облегчает их угнетение соответствующими государствами.

В случае Ирака курдский сепаратизм особенно неудобен для центрального правительства. Он угрожает хрупкому иракскому фракционному построению, поднимая вопрос о распадении всей страны на три разных образования — курдское, шиитское и суннитское. Это, в свою очередь, превратило бы Ирак в нечто нежизнеспособное, учитывая, что примерно две трети нефтедобычи и нефтезапасов страны приходится на территорию, заселенную преимущественно курдами, и плодородные земли Курдистана составляют главную житницу Ирака.

Из-за веских соображений центральное правительство в Багдаде всегда настаивало на том, что Курдистан должен оставаться неотъемлемой частью Ирака. Курды же, защищенные гористой местностью, которая делает военные действия в этом районе особенно трудными, не прекращали борьбы, которая с разной степенью интенсивности продолжается до нынешних времен. Они просили пропорционального представительства в официальных учреждениях Ирака, включая кабинет, парламент и армию, и требовали пропорциональной доли от экономических ресурсов страны. Все это не было выполнено, не говоря уж об их притязаниях на автономию Курдистана.

Когда в феврале 1963 гола был установлен первый баасистский режим, курды быстро представили ему далеко идущий план автономного региона в Курдистане. План был тут же отклонен, и летом Баас начала жестокую военную кампанию в Курдистане. Это оказалось серьезной ошибкой. Военные операции безрезультатно тянулись несколько месяцев, вбив еще один гвоздь в гроб первого баасистского режима. Борьба в Курдистане продолжалась все 60-е гг., и ко времени возвращения Баас к власти в 1968 году дело, казалось, шло к гражданской войне. Партизаны повредили нефтяные установки в Киркуке, нанеся серьезный материальный ущерб и выразительно напомнив центральному правительству, как высоки ставки. Режим ответил тем, что послал почти всю иракскую армию (четыре из шести дивизий) на север Ирака. Последовали беспощадные акции, при которых армия не останавливалась перед массовыми нападениями на беззащитных жителей. Одно из самых известных зверств произошло в курдской деревушке Дакан в августе 1969 года и было описано в «Бюллетене курдских новостей»:

«Дети и женщины деревни укрылись в одной из пещер поблизости, спасаясь от бомбежки и артиллерийского обстрела.

Офицеры и наемники сожгли деревню и собрались около входа в пещеру. Они принесли дров, облили их бензином и подожгли. Обезумевшие женщины и дети исступленно кричали. Во всех, кто приближался к входу, солдаты стреляли, так что никто не мог спастись. В пещере были сожжены 67 женщин и детей».

Саддам с большой озабоченностью следил за событиями в Курдистане. Он помнил о том, как пагубно отразилась курдская проблема на судьбе предыдущего баасистского режима, и опасался, что слишком большое внимание к ней снова поставит под угрозу правление Баас и, что еще важнее, подорвет положение самого Саддама в партии. Он знал, что подавление всеобщего курдского восстания потребует постоянных военных усилий, учитывая активную иранскую поддержку, которая, по всей вероятности, будет оказана курдским мятежникам. Было очевидно, что экономические издержки такой гражданской войны будут непомерными, особенно если курды станут вредить нефтяной промышленности, что было им вполне по силам, как показал их набег на нефтяные разработки в Киркуке. Он ясно понимал, что если Ирак увязнет в Курдистане, это сыграет на руку Ирану и даст ему возможность навязать Ираку свою волю по целому ряду вопросов, особенно по части навигационных правил в Шатт-эль-Арабе, единственном выходе Ирака к Заливу.

Саддам стоял перед еще более сложной дилеммой, так как перспектива решительной военной победы над курдскими повстанцами ему вовсе не была выгодна. Не он руководил военными операциями, а стало быть, не ему принадлежали бы лавры победы. Скорее от нее выгадало бы военное руководство в целом и особенно его заклятый враг, министр обороны Хардан аль-Тикрити, который, кстати, настаивал на военном решении курдской проблемы. Но политическим интересам Саддама больше соответствовал военный пат в Курдистане, так как это дискредитировало бы Хардана. И все же такое развитие событий могло бы привести к мрачным последствиям для режима Баас, так что вред от него намного перевешивал потенциальную личную выгоду.