Кампан (сборник) - игумен Варлаам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю свою жизнь он чувствовал какую-то силу, которая помогала ему во всех делах. Он выходил победителем в битвах, в которых его войско было слабее противника. Быстро выздоравливал, если бывал ранен. И вдруг этой силы не стало…
Король хотел вздохнуть полной грудью и не смог. От этого бессилия всё в жизни, да и сама жизнь показалась пустой и бессмысленной. Неужели в ней не было ничего важного и нужного? Он всегда делал то, что от него требовалось. Откуда же такое чувство? Потому что делал, что требовалось, но не делал того, что хотел?..
Да почему же не делал того, что хотел?! Хотел победы – побеждал! Хотел богатства – богател! Хотел любви – получал! Сколько женщин его любили, обожали…
Он вспомнил и Эльзу, любовь которой… Да ведь это её любовь была той силой, которая питала его, спасала и защищала! Перед его внутренним взором всплывали картины их первых встреч, расставаний, удивительных ночных свиданий… Он осознал, что её любовь не только укрепляла его, но и меняла, превращала из жестокого властолюбивого монарха в… человека.
Король был в забытьи и не замечал ни озабоченных лекарей, ни суетящихся слуг. Когда он приходил в себя, опять вспоминал молодость, луговую принцессу и таинственные встречи во дворце. Ему становилось легче от этих воспоминаний. Неизвестность уже не пугала его, потому что он тоже любил… любил свою луговую принцессу, ставшую самым близким ему человеком. И эта любовь спасёт его!.. Спасёт за тем порогом, у которого он сейчас стоял.
Вдруг король начал погружаться в какую-то пучину и перестал чувствовать боль, да и вообще своё тело. Миновав пучину, он оказался на широком просторе, и перед его взором возникли плотно закрытые врата Королевства Вечности. Они тихо отворились, и на пороге показалась светлая душа юной девушки – той самой, которая встретилась ему на цветущем альпийском лугу в давние времена, когда он был молодым принцем. Она протянула королю руку, приглашая переступить заветный порог. Он робко сделал шаг ей навстречу…
Они очутились среди глубокой тишины, обступившей их со всех сторон. Неслышно стояли чудо-дерева, не смея шелохнуть ни единым листиком; молчали небесные птицы; в траве не было ни движения, ни стрёкота… Тихий белый свет струился отовсюду, заполняя пространство и души.
– Как хорошо! – прошептала душа девушки. – Такое ощущение, будто мир только что сотворён.
– И будто нет ещё на земле никаких других людей, – так же тихо проговорила душа короля.
Чистота и безмятежность царили в природе, неизъяснимая целостность жизни наполняла сердца. Они уже совсем выпали из времени и из потока жизни. Единение душ и сердечный мир не были достижением человеческих усилий. Это было единение всего Божьего творения, вместившего отстрадавшие и очистившиеся, и потому вновь юные души, для которых миг стал вечностью.
Нужно ли упоминать, что в это время в маленькой, похожей на вытянутый шкаф для белья каморке тихо отошла в мир иной счастливая кухарка короля?
Волшебный гвоздик, или Просто ад
«Ад! Это просто ад», – думала приехавшая в командировку Лика, глядя на цеха для производства этиленгликоля. Площадь с футбольное поле была плотно заставлена башнями, трубами-колоннами, резервуарами и различными сооружениями. Всё это соединялось между собой бесчисленными трубами и трубочками с вентилями, клапанами и заглушками. «Кухня» – при всей своей немыслимой сложности – работала, о чём свидетельствовали пар, гул и вся ядовитая атмосфера.
«Как такое можно было придумать?!» – недоумевала Лика. И живо представила злого духа в материальном обличии. Маленький такой, чернявенький, с острой бородкой и большими оттопыренными ушами дух по имени Этилен Гликоль перемещался по трубам, залетал в башни и колонны, свистел, выпуская пар, шумел, гудел и повсюду оставлял едкую вонь преисподней.
Ещё она подумала о людях, которые здесь работали: прожив жизнь в таких условиях, в загробном мире они должны удостоиться более радостной участи, даже несмотря на грехи…
Художница Лика была натурой тонкой. Она не переносила пошлости, страдала от уродливых сторон жизни, не терпела истерик и пьяных скандалов. Лика жила одна и редко общалась с друзьями, поскольку близких не имела, а в общении с дальними не видела смысла.
Город, в котором жила Лика, был древним и местами уютным. С тех пор как начали восстанавливать храмы и реставрировать ветхие дома, ждавшие часа своего обновления дольше века, она полюбила прогулки по старинным улочкам. Но когда ей приходилось проходить через казённые кварталы времён строительства счастливого будущего, у неё возникало одно-единственное непреодолимое желание: бежать! Бежать как можно скорее, чтобы мрак безликой бетонной жизни не захватил её, не поглотил, чтобы она не превратилась в безрадостное, как эти панельные дома, серое существо.
Лика пролетала, никого не замечая вокруг, сквозь тягостное пространство, хаотично заполненное пегими пятиэтажными коробками, и облегчённо вздыхала, когда достигала двухэтажного бревенчатого дома и закрывала за собой дверь своей квартиры. Ей было плохо, и требовалось какое-то время, чтобы прийти в себя, преодолеть почти болезненное состояние.
В комнате висели любимые картины: дивные пейзажи райских уголков, прекрасные лица, по-доброму смотревшие на неё, изысканные залы богатых дворцов с разодетыми дамами и галантными кавалерами. Лика отдыхала от той жизни, которой жила целый день. Домашние дела не вызывали у неё такой неприязни, как работа, хотя вдохновения тоже не добавляли. А на работе?.. Лика зарабатывала деньги в автомагазине, занимаясь подбором эмалей, уговаривая себя, что это сродни её настоящей профессии. А что поделаешь! Не сидеть же в тридцать лет на шее у родителей, да ещё и жить вместе с ними в двухкомнатной квартире крупнопанельного дома, где комнаты проходные, а в стену невозможно вбить гвоздь!
В квартире, которая досталась Лике после смерти бабушки, все гвозди вбивались без труда. И если у неё появлялась новая картина, ей не приходилось просить соседских мужиков, чтобы они пришли с дико воющей дрелью или долбящим прямо по мозгам шлямбуром. Лика сама брала гвоздик, нетяжёлый молоток – и новая картина начинала услаждать взор и сердце хозяйки.
Домашние дела Лика делала под музыку. А потом она садилась в кресло – и… Это был долгожданный момент! Нет, Лика не включала телевизор, чтобы продолжать пребывание в убогой действительности или, хуже того, вбирать в себя ужас мировых катаклизмов. Не брала в руки газет, совершенно не интересуясь ни личной жизнью звёзд, ни спортивными успехами наших соотечественников, играющих за клубы иностранных держав. Она вешала любимую картину на заветный гвоздик – и мгновенно превращалась в её героиню.
…Два-три года назад Лика пристраивала на стену новую акварель: вбила латунный гвоздик, повесила картину – и вдруг… Кроны деревьев зелёной улицы зашевелились от дуновения ветра, в окнах особняков стали зажигаться огоньки, замелькали человеческие фигурки… Запахло свежестью и жасмином… Самое же удивительное было то, что Лика наяву шла по этой улице, что-то узнавая, что-то додумывая на ходу. И то, что она придумывала, сразу же появлялось перед её взором.
С любопытством она повесила на этот гвоздик другую картину и оказалась в английском парке с ровно подстриженными газонами, кустами – то идеально круглыми, то строго прямоугольными, окружавшими добротный средневековый замок.
Следующая картина привела Лику на улицу одной из европейских столиц, где она гуляла, слушая Моцарта…
Гвоздик оказался волшебным!
Сначала ей захотелось с кем-нибудь поделиться, показать чудо. Но когда она стала перебирать возможных претендентов, достойных тайны, никто из них не подошёл. Да и пригласит она кого-нибудь, а гвоздик вдруг не сработает. Что о ней будут говорить?! Только пальцем у виска покрутят. Так и осталась Лика единственной обладательницей тайны волшебного гвоздика.
Теперь она, придя домой после трудового дня, скользила по зеркальному паркету, невинно кокетничая с кудрявыми юношами, обмахивалась веером, словно желая отмахнуться от обыденности. Веселье и смех разливались по всем анфиладам. Жизнь искрилась, как шампанское в бокалах, разносимых лакеями в белых перчатках.
На следующий день Лика в длинном платье с летним ажурным зонтиком в руках гуляла по залитому солнцем прекрасному саду. Таких садов не было на земле, и Лика жалела, что не может всегда находиться здесь. Она любила опуститься в плетёное кресло, стоявшее под древним платаном с огромной кроной, зажмурить глаза и подставить лицо тёплым лучам. Потом могла неожиданно вскочить и помчаться, глубоко вдыхая аромат белых и красных цветов, бежавших вслед за ней вдоль аллеи. Она ощущала себя восемнадцатилетней и беззаботной…