Только не плачь (СИ) - Дюжева Маргарита

— Надо вмешаться! — наконец подвел итог, жестко рубанув рукой воздух.

— Вмешаться? — усмехнулся Демид, — с какой стати?

— Ты меня сейчас совсем не слушал?

— Слушал и очень внимательно. Но Кирилл не маленький мальчик, не сопливый пацаненок, которому надо подтирать нос. Он уже вырос. Поэтому пускай сам разбирается в своей личной жизни. Хватило мозгов бабу завести, жениться и сделать ребенка? Значит, пусть и со всем остальным сам разбирается. Или я не прав?

Чертовски прав. Но что делать с тем вулканом, что бушевал внутри меня, грозя разнести на ошметки.

— Ты просто не понимаешь, — промямлил я.

— Не спорю. Мне легче оставаться беспристрастным, потому что мои чувства тут не замешаны. Тебе сложнее. Но…

— Но? — хмуро посмотрел на брата.

— Но голову-то зачем терять? Это, во-первых.

— А во-вторых?

— А, во-вторых, не суйся в то, что тебя не касается, — жестко сказал он, и предугадывая мой протест еще жёстче добавил, — Вероника тебя не касается. Пускай он сам с ней разбирается. Или она с ним. Кто знает, как у них там все на самом деле? Может она шляется, потому что шлюха бессовестная, а может Кир не такой уж и хороший муж, каким пытается себя показать.

— Ты ее защищаешь? — набычился я.

— Нет. Я просто повторяю тебе еще раз. Не суйся к ним. Вот и все. Чужая семья, чужие правила.

— Кир не чужой.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Кирилл-младший брат и Кирилл-муж Вероники это два разных человека. И если за первого мы еще как-то в ответе, то второй уже сам по себе. Я вообще не понимаю, какого хрена он полез к тебе с этими душевными терзаниями. После того, как увел у тебя Веронику. Сам встрял — пусть сам и выбирается.

— А если она его действительно за нос водит…

— Сам! — рявкнул Демид, — Для особо упертых могу повторить по буквам. С.А.М. Точка.

В этот момент мне очень захотелось съездить по его невозмутимой физиономии, так сильно похожей на мою собственную.

— Ты видел, как она на него смотрела? — я все никак не мог успокоиться.

— Как? — устало спросил Демид, притомившийся от борьбы с моими демонами.

— Плохо, — я скрючил пренебрежительную морду. Хотя сомневаюсь, что моя наигранная пантомима могла отразить истинное положение вещей. Во взгляде Вероники не было ни капли наигранности, все предельно честно.

Хотя. Где она, и где честность.

— Лично я не заметил никакой разницы. Обычно она на него смотрела. Как всегда, — он пожал плечами.

— Но…

— Сами! — коротко бросил брат и потянулся за телефоном, который дал о себе знать тревожным гудением, — кому я тут на ночь глядя понадобился?

— Тайным фанаткам? — ворчливо предположил я.

— Хм, было бы здорово. Слушаю, — небрежно ответил Демид.

Чтобы не висеть у него над душой и не слушать разговор, я отошел к окну. Уставился на хмурое ночное небо, тщетно пытаясь разобраться в себе в своих чувствах, в том гребаном бардаке, который творился в сердце.

Я догадывался, что возвращение на родину будет непростым, но и представить себе не мог в какой котел с кипящим ядом снова попаду по вине Вероники. Вроде не моя женщина, жена брата, но от одной мысли, что она с кем-то тайком встречается меня начинало трясти.

Ревность. Будь она неладна. Как всегда рядом, как всегда со мной. Не отпускала, не исчезала, хотя я как последний идиот надеялся, что долгая разлука пригасит все чувства. Ни хрена не пригасила. Просто дала крохотную передышку, перед тем как снова макнуть меня в это болото.

Интересно, это вообще когда-нибудь закончится? Меня когда-нибудь отпустит настолько, что я перестану терять здравый смысл от одного вида Вероники? Или не стоит на это и надеяться? Проще принять поражение, лечь пузом кверху и позволить себя добить?

— В смысле? — резко сказал Демид.

Что-то в его голосе заставило меня подобраться, оторваться от ночных красот и внутренних созерцаний и повернуться лицом к брату.

Он медленно поднимался с кресла. Костяшки руки, которой он прижимал телефон к уху, побелели от напряжения.

Что-то не так. Что-то очень сильно не так.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я подошел ближе, напряженно вслушиваясь, пытаясь уловить, что говорил неведомый собеседник, но не мог разобрать ни слова. Какой-то монотонный гул.

Демид мрачнел с каждым мигом, и мне даже показалось, что у него вся кровь от лица отхлынула. Да что стряслось-то?!

— Уверены? Сейчас приедем, — как-то хрипло, через силу ответил он и поднял на меня растерянный взгляд.

— Что… — слова почему-то застряли в горле, и еще до того, как брат заговорил я понял, почувствовал, что случилось что-то ужасное.

— Они попали в аварию.

Удар под дых.

— Кир с Вероникой… Врезались с дерево… Машина загорелась.

Еще удар, и я не забыл, как делать вдох.

— Они…

— Вероника в тяжелом состоянии. В реанимации.

— А Мелкий? — едва смог выдавить из себя.

Демид ничего не сказал. Только потер лицо, потерянно глядя в одну точку.

— Поехали! — гаркнул я и со всех ног бросился к выходу.

Это какая-то ошибка, определенно. Неудачная шутка. Жесткий розыгрыш. Что угодно, но только не правда.

* * *

Дальше был кошмар. Иначе не скажешь. Больница, опознание, морг, жалкие попытки протестовать и спорить с судьбой. Верить не хотелось, но правда равнодушно хлестала по глазам, выворачивала нутро наизнанку, душила своей необратимостью.

Мелкого больше нет.

Вчера был, а сегодня уже нет. Я этого пока не мог ни понять, ни принять, отстраненно выслушивая врача, жал плечами, будто и не со мной все это происходит, будто я не имею никакого отношения к этой трагедии. Это завтра до меня все дойдёт, завтра будет хреново, а сегодня я в эмоциональном ступоре. Демид тоже. Холоден, собран только глаза лихорадочно сверкают. Он тоже ни черта еще не понял. Смотрел на меня и взглядом будто спрашивал: что вообще здесь происходит?

Я понятия не имел. Что, как, почему. Все ждал, когда появится кто-нибудь и поставит на паузу это жуткое кино. Отмотает назад и даст возможность все исправить.

Мелкого больше нет.

…Зато есть Вероника. В плохом состоянии. С сотрясением мозга, несколькими переломами, чуть ли не в коме, но живая. Ей удалось выбраться от машины и отползти на безопасное расстояние до того, как бензин загорелся.

А Кириллу не удалось.

Я не мог этого понять. Как маленькая, хрупкая глубоко беременная девочка смогла, а здоровенный, крепкий лось нет? Ах да, он же пьяный был в дугу. Накидался. Из-за нее. Кругом она.

Почему я не настоял, чтобы они остались на ночь? Надо было за шкирку уволочь пьяного дурака наверх, завалить в койку и дверь запереть. Пусть бы себе орал, но зато живой и здоровый…

Мелкого больше нет. Эта мысль каждый раз как будто заново вгрызалась в мозг, заставляя замирать, спотыкаться, судорожно хватать воздух ртом.

Все еще не больно.

Я словно под местным наркозом. Лидокаином залили сердце под завязку. Лишь чувствую, как неровно оно бьется, то сжимаясь, то распухая настолько, что ребра давит. Не больно, но сквозь ледяную броню уже пробиваются первые колючие стрелы. Скоро накроет. Чертовски хочется, чтобы меня все оставили в покое, но вместо этого я вынужден снова идти туда, где палаты. Туда, где Вероника.

Я просил врачей лично сообщать мне обо всем, что с ней происходило. И, судя по тому, что срочно понадобилось мое присутствие — хороших новостей ждать не приходилось.

Девушка на больничной койке казалась хрупкой, как статуэтка. Даже круглый, выпирающий живот не мог смазать этого ощущения.

Ее голова была обмотана бинтами, а на открытых местах лица проступали темные пятна страшных синяков.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кислородная маска на лице, капельница, тянущаяся своими щупальцами к тонкой руке, лежащей поверх одеяла, размеренный писк приборов — все это резало ножом по нервам, заставляло стискивать зубы и сжимать кулаки.

Нельзя жалеть. Не достойна.

Вероника была за рулем. Не справилась с управлением. Не довезла. Ни себя, ни его. Какого черта она вообще полезла за руль, если с трудом различает газ и тормоз. На хера?!