Стеклянная западня - Герберт Франке

Магазин был вставлен правильно; три пули сидели в верхних гнездах, остальные были пусты. Три выстрела — вполне хватит для одного человека. Абель сделал еще кое-что: вытолкнул одну пулю и осмотрел ее, словно что-то могло быть не так. Но все было в порядке, это была пуля, как тысячи других пуль, которыми он уже стрелял, — серебристо-серая, продолговатая, с тонким каналом вдоль оси.

Внезапно он вздрогнул. Шорох? Все тихо. Наверно, это из комнаты, где беседовали женщины. Абель рассмеялся над собой. Вот он стоит с заряженным пистолетом у пещеры льва. И о чем думает? Пули в магазин, магазин в пистолет… секунда, даже меньше, чем секунда.

Больше он не медлил. Вплотную подошел к двери. Снова звук оттуда… Крик, сдавленный, приглушенный. Донесся из-за двери майора. Значит, майор не один?

Наплевать. Никто не выстрелит быстрее человека, у которого пистолет наготове и который уже несколько дней горит желанием выстрелить.

Абель взялся за ручку двери, нажал ее вниз, медленно, словно движение минутной стрелки. Он почувствовал легкое сопротивление пружины, затем толчок. Теперь он нажал от себя. Половинка двери поддалась. Он вновь сдержал нетерпение, приоткрывая дверь миллиметр за миллиметром.

Шум стал громче. Слова прервал грохот. Теперь Абель понял:

— Вторая батарея — огонь! Третья батарея — огонь! Открыть бомбовые люки! Внимание-ракетный удар с севера! Приготовиться к штурму! Уланы по коням!

Теперь уже Абель приоткрыл дверь на ладонь. Но видно пока было мало: стулья, географическая карта на стене.

— Торпеды к бою! Огонь! Огнеметы вперед! Внимание-танки противника слева! Дымовую завесу-готовь! На штурм укреплений вперед! Применить газы!

Абель широко распахнул дверь. Почти пустая комната. Практически без мебели. Походная кровать. И на ней майор. С закрытыми глазами он выкрикивал свои команды.

— Броненосец вперед! Атомную бомбу на крепость! Стены проломить-и на штурм! На штурм!

Лицо его было красным, пот каплями стекал по лбу, волосы в беспорядке разметались по голове, Абель поднял пистолет и крикнул:

— Господин майор!

— Примите командование десятым полком! Врывайтесь в крепость с фланга!

— Господин майор! — крикнул Абель.

Майор открыл глаза. Бессмысленно уставился на Абеля.

— Великолепное сражение, дружище. Как вы думаете?

— Господин майор! — крикнул Абель. С поднятым, пистолетом он подошел к лежащему майору. Крошечные пузырьки слюны скопились в уголках его рта. В волосах пробивалась седина, С трудом он сел на постели.

— Нужно продержаться, — бормотал он. — На карте наша честь. Это великая война. Наш солдат всегда выполнял свой долг. Мы готовы к последней битве.

Абель был в отчаянии. Майор должен понять! Держа пистолет перед его глазами, Абель схватил майора за плечи, встряхнул:

— Майор! — заорал он. — Мы не на войне. Мы — в казарме. Проснитесь же! Мы не на войне!

Красное опухшее лицо покачивалось перед Абелем. Глаза смотрели бессмысленно. Абель помолчал и выпустил его. Майор рухнул вперед, с грохотом ударившись головой о стол, стоявший возле кровати.

— Война всегда, — пробормотал он. Его сжатые в кулаки руки расслабились, пальцы дрожали. Словно маленькие зверюшки в смертельной схватке. Рядом лежал пустой пластиковый пакетик.

Руки, голова, стол вдруг как-то странно расплылись — глаза Абеля наполнились слезами. С пистолетом в руке он прошел к стене, прислонился к ней. Майор задышал громко и хрипло. Рука Абеля все еще сжимала пистолет, но теперь уже он не пытался стрелять. Он признался себе, что не может. Не может, пока майор в бессознательном состоянии.

Мир внутри него рушился. Мир, который он создал сам, один, мир великого его плана, который значил больше, чем искупление или месть, — это была его вера, религия, что-то непостижимое, оставшееся от внешнего мира или от прошлого. Теперь душа его выжжена и беззащитна.

Что делать? Вернуться? А почему нет? Никто его не заметил, путь назад свободен. Он мог проскользнуть в казарму, забиться в постель, натянуть одеяло на уши и сделать вид, будто ничего не произошло. Ненависть его растаяла, а равнодушие — это не опора. Без ненависти или без черных шариков это невозможно.

Может, подождать, пока майор очнется? Но появится ли у него тогда желание выстрелить? И имеет ли смысл этот выстрел? До сих пор он не задавал себе такого вопроса. Возможно, это и не имеет смысла. Возможно, ничто не имеет смысла.

Он вздрогнул. Резкий звонок разорвал тишину. Звук с ночного столика в изголовье: там телефон. Звонок повторился. Майор слегка пошевелился. Абель быстро подошел к телефону и снял трубку. Он хорошо знал голос майора.

— В чем дело? — резко спросил он.

— Говорит дежурный капрал, из караульного помещения. Господин майор, осмелюсь доложить: назначенная инспекция помещений проведена. Мы установили… в комнате пятьдесят шесть, господин майор, отсутствуют двое солдат. Абель пятьдесят шесть дробь семь и Остин пятьдесят шесть дробь восемь. Объявить тревогу? Поднять всех на розыск?

Абель размышлял недолго.

— Нет, — пролаял он в трубку. — Не сейчас. После подъема.

Господин майор… Судя по всему, речь идет о дезертирстве. Не следует ли немедленно…

Вы, кажется, не поняли, — резко перебил его Абель. — Сосредоточьте посты в помещениях, чтобы люди не разбегались. До подъема ничего не предпринимать! Все.

Он положил трубку.

Итак, решено. У него есть время до шести. Эти несколько часов вместили все, что ему оставалось сделать. Он мог дожидаться здесь или бежать. Застрелить майора, застрелить себя или троих других. Он мог… А что еще он мог?

Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. На ней табличка «Вход воспрещен». Он торопливо пересек коридор и отправился тем же путем, каким пришел сюда час назад. Тогда он сгорал от желания убить.

12

Этой ночью Фил почти не спал. Он чувствовал себя нехорошо; возможно, сказались волнения прошедшего дня, возможно, вчерашнее отключение от приборов на несколько минут.

В конце концов, не все ли равно, отчего. Перед обедом к нему вошла Крис, он заметил, что глаза у нее покраснели и опухли.

— Я не могла прийти раньше, — сказала она. — Он все время ходил по коридору, когда я хотела зайти к тебе. Он меня… Он потребовал…

— Чего? — слабо спросил Фил.

— О, Фил, что нам делать?

Она села на его кровать, не на табуретку на этот раз, а прямо на кровать. Низко склонившись, она поцеловала его. И снова спросила:

— Что нам делать?

— Что-нибудь придумаем.

Фил и сам заметил, как неубедительно звучат его слова. Он думал всю ночь и ничего не придумал. Но нужно было сказать слова утешения.