Моя по контракту (СИ) - Малиновская Маша

Он откладывает мочалку и разворачивает меня к себе спиной, заставив опереться ладонями на кафельную стену.

Не могу сдержать рвущееся дыхание, когда мужские пальцы ныряют между моих ног, аккуратно гладят, раздвигают и снова гладят.

Кажется, будто он целенаправленно избегает места, откуда разливается самое острое удовольствие. Будто не знает. Но ведь он знает! И всё равно дразнит.

— Расслабься, — шепчет в шею.

Я и так расслаблена, по крайней мере мне так кажется. Но я стараюсь делать как говорит, и тогда понимаю, к чему был этот совет.

Одной рукой Стас продолжает ласкать меня, а второй проходится по промежности сзади, и аккуратно входит пальцем внутрь. Для меня это оказывается довольно неожиданным. Я вздрагиваю и чуть подаюсь назад, тем самым сделав наш контакт ещё более тесным.

Стас удерживает меня, чуть сильнее надавливает спереди, всё же уделив внимание той самой точке, и меня простреливает резким, как молния, оргазмом.

— Ох!..

Мне не удаётся сдержать вскрик. Стас же прижимается ко мне сзади всем телом, так и не убрав руки. Делает ещё несколько синхронных движений пальцами и снаружи, и внутри, и меня припечатывает ещё раз. Только теперь оргазм разливается протяжной волной, заставляя застонать и обессиленно откинуть голову на мужское плечо.

— А вот теперь можно и об утках поболтать у озера, — слышу насмешливый голос сквозь шум воды.

Только среагировать сейчас не получается. Мне нужно время. Хотя бы пара долгих, бесконечных, наполненных негой минут.

20

— Можно посмотреть? — указываю на тот самый кожаный блокнот с эскизами, который замечаю в бардачке машины, когда Стас просит меня подать ему оттуда солнцезащитные очки.

— Валяй, — пожимает плечами, не отрываясь от дороги.

Я помню те страницы, которые видела. Там другие женщины. Но там было и много пустых, и мне в глубине души очень хочется, чтобы на них не появились новые рисунки.

Я прекрасно понимаю, что влипаю в Грачёва. Проваливаюсь. Боюсь, не хочу, не желаю, но поделать ничего не могу. Он действительно очаровывает. Или зачаровывает. Поди разбери.

Переворачиваю страницы одну за одной. Он правда рисует красиво. Как-то своеобразно, перемежая лёгкие бледные штрихи с чёткими линиями. Стильно получается.

Стараюсь выглядет беспристрастной, когда снова смотрю на изображения других женщин. Я знала, что они там, но в этот раз видеть их более неприятно. Я совершенно точно начинаю ревновать. И злюсь за это на себя.

Пустых страниц меньше, но внутри становится спокойнее, когда на заполненных я вижу себя. Наброски не связаны с эротикой, но почему-то вгоняют в краску. Вот тут только моё лицо крупным планом — я хмурюсь, сдвинув брови. А вот в домашних майке и шортах стою у плиты. Я даже помню этот момент — яичница тогда пригорела слегка.

Но более всего смущает последний эскиз. Я тут сплю. Свернувшись калачиком и укрывшись одеялом до самого носа. Понимание того, что Стас рассматривал меня спящую сеет в груди странное чувство. Я мотаю головой, пытаясь прогнать его. Напоминаю себе, что он точно так же рисовал занимающихся сексом людей на свинг-вечеринке.

Это его творчество. Не показатель каких-то особенных чувств. По крайней мере, не тех, что мне хотелось бы.

А мне бы хотелось. Да.

— Давно рисуешь? — стараюсь отвлечься от собственных мыслей.

— Сколько себя помню.

— Ты так отдыхаешь, релаксируешь типа?

— Наоборот, работаю. Рисунок — это тишина. Когда рисую, я думаю.

Хм.

Как-то не клеится разговор. Я хочу задать ещё вопросы, но почему-то не решаюсь.

— А что бы ты ещё хотел рисовать, кроме людей?

— Я хочу рисовать тебя. Другое мне не интересно.

Иногда его честные и прямые ответы обескураживают. Мне и приятно это слышать, и глаза будто деть некуда.

— Хочу нарисовать тебя и твою скользкую подружку. У вас интересный тандем.

О!

— Фу, Стас! Пошляк!

— Я пошляк?! — он вздергивает брови и даже на секунду отвлекается от дороги. — Это ты непонятно о чём думаешь. А я, вообще-то о твоей Леди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Боже, какой позор!

Надо же так облажаться.

Он прав, я малолетка. Только тактично не добавляет "тупая".

— Змеи не скользкие, вообще-то, — бормочу, сгорая от стыда.

Захлопываю блокнот и убираю обратно в бардачок. Достаю телефон и ныряю в мир соцсетей, отгораживаясь. Грачёв едет молча, не цепляет меня, и за это спасибо.

У озера действительно ведутся работы. За оградительной лентой два экскаватора чистят пляж, убирая дохлую рыбу, птиц и мусор. В самой воде, метрах в десяти от берега на первом озере на металлическом возвышении установлены большие цилиндрические устройства — фильтры, рядом трубы для перегона воды. Всё это выглядит обнадёживающе, но ведь не устраняет первопричину. Тот, кто допустил попадание кадмия в воду, может сделать это снова.

— Видишь, всё под контролем, так что можешь расслабиться и писать курсак о каких-нибудь ракушках там или озоновом слое, ну или что там вы, экологи, ещё изучаете.

— Станислав Валентинович, тут журналистка уже третий раз приезжает, мы её долго к вам отправляли, — к нам подходит рабочий, а за его спиной в нашу сторону торопится женщина в жёлтом плаще.

Она подходит ближе и улыбается.

— Привет, Стас.

— Привет, Лара.

Они очень по-свойски приобнимаются, и женщина целует его в щёку. Явно знакомы. Может быть они родственники или хорошие друзья. Я ведь много не знаю о своём муже. Да что там, я совсем почти ничего не знаю. Но меня внутри царапает.

Они обмениваются взглядами как-то по-особенному, отчего я чувствую себя лишней.

— Лариса, познакомься, это Ася — моя жена.

— Привет, — она переводит на меня заинтересованный взгляд и улыбается. — Рада познакомиться.

— Я тоже, очень приятно.

Редко когда получается вложить столько лжи в одну фразу.

— Лара, комментариев не будет. И фото тоже запрещено.

— Ты как маленький, Стас, — брюнетка усмехается, вздёрнув брови. — Не дашь комментарий ты, даст кто-нибудь другой. И кто знает, что он скажет.

— Лариса, не лезь в это, — мне тон Грачёва не нравится.

— Почему же, я думаю, комментарии дать очень даже стоит, — вставляю свои пять копеек. — Вы же журналист? — обращаюсь к этой Ларисе и продолжаю, получив утвердительный ответ. — Пусть городская общественность знает о проблеме. К подобным вещам необходимо привлекать внимание.

Стасу, кажется, моя активная позиция по этому поводу не нравится. Ну ещё бы, попрали его мужское слово.

Он хотел бартер: душ на "утки". Своё получил, теперь я хочу своё.

Взглянув бегло на Грачёва, Лариса достаёт небольшой блокнот и ручку и концентрирует внимание на мне. Я коротко рассказываю ей, что произошло, но свои догадки о вине сажевого завода оставляю при себе. Доказательств у меня нет, оболгать кого-то мне не хочется. Женщина слушает внимательно, делает пометки, пару раз задаёт вопросы, рассказывает мне о сайте, главным редактором которого она является.

Стас прерывает нас, уведомив о том, что ему пора в офис. Отправляет меня в машину, но сам задерживается. Через стекло я вижу, что он что-то говорит Ларисе, а та хмурится. Что ж, посмотрим, есть у неё журналистская этика и расскажет ли она о происшествии на своём сайте, который, кстати, я нахожу и сохраняю в закладки, чтобы потом изучить.

— Вы друзья? — не удерживаюсь от вопроса, когда Грачёв возвращается за руль и мы выезжаем на трассу.

— Сейчас да, раньше были любовниками.

— А.

Чувство, что скреблось внутри, пока мы общались с этой Ларисой, оказалось не ложным. Он ответил честно, мне на это сказать нечего, но привкус горечи во рту никуда не деть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не ревнуй, Змеевна. Лариса — хороший человек. Я её очень любил, но был слишком молодым и дурным, а ей нужен был мужчина, а не пацан.

— Понятно.

— Было больно, но потом перегорело. Совсем. Сейчас мы друзья, но близко не общаемся.