Вспышка. Книга первая - Джудит Гулд

В результате ни разу за свою тридцатипятилетнюю карьеру Вера Богдановна Ламот не встречала клиента, который протянул бы ей для приветствия руку. Это было неслыханно. Не имея никакого выбора, кроме как пожать протянутую Сендой руку, она пыталась понять, что означает это невиданное нарушение этикета. И только когда она отдернула свою руку, ее осенило, что эта девушка – почти ребенок – и не собиралась совершать ничего предосудительного. Будучи совсем неискушенной, она просто не знала, как себя вести.

Оправившись от первоначального шока, вызванного подобной фамильярностью, Вера Ламот попыталась поставить себя на место этой девушки. Если бы ее с самого рождения не готовили к положению портнихи для знати, вела бы она себя по-другому? Вероятно, нет. И уж, конечно же, нет, если бы ее вдруг из скромной безвестности – возможно, даже бедности, если судить по внешнему виду Сенды, – бросили в самую гущу наиболее показного и великолепного двора на свете.

Эти размышления неожиданно оказали на Веру освежающее воздействие.

Ну что ж, надо сделать так, чтобы этот ребенок – или женщина – чувствовал себя непринужденно, решила Вера. Очевидно, только страх заставлял Сенду цепляться за графиню. Но девочка недолго будет стесняться, если это зависит от нее, Веры Богдановны Ламот. А уж она постарается, и ей помогут иголки, нитки и материя. Она знала, что не столько шьет платья, сколько превращает мечты в реальность, а значит, дает уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Каждая женщина, которую она облачала в восхитительный наряд, приобретала не только превосходное чувство стиля, но и впитывала его целиком в качестве составной части своего внутреннего мира.

Вера профессиональным взглядом окинула Сенду с головы до ног. Затем удовлетворенно кивнула сама себе, хотя лицо ее по-прежнему ничего не выражало. Превратить робкую, непритязательную женщину в сказочную принцессу, хотя бы на время сегодняшнего спектакля и бала, будет совсем не трудно. За еще сонными глазами, очевидной неуверенностью и отвратительным платьем скрывалась чудесная фигура. Благородная фигура, редкая и замечательная. Торс с удлиненной талией, длинные ноги, роскошные, хотя и непокорные, рыжие волосы. Чем внимательнее Вера рассматривала ее, тем больше вдохновлялась. Девушка в самом деле обладала чертовски редкой, ослепительной красотой, которую так легко подчеркнуть и заставить полностью расцвести. Подобно тому как распускается в тепле розовый бутон. Да!

Она медленно кружила вокруг Сенды, пристально разглядывая ее и испытывая одновременно чувство возбуждения и поражения. Каким чудом вызвать к жизни некое восхитительное видение неземной красоты, которое сможет пленять и дразнить, танцевать вальс и полонез и посрамит всех этих мерзких, богатых, сверхтитулованных престарелых светских львиц? И тут молнией вспыхнуло и засверкало вдохновение, заставив ее замереть на месте, затаив дыхание.

Молодость.

Невинность.

Простота.

Роза в пыли.

Неожиданно у нее закружилась голова, и все поплыло перед глазами. Она уже видела его: видение из тафты цвета увядающих роз.

Вера Ламот жила ради таких вот минут, когда могла упиваться мощью своего творческого таланта и власти. Но лицо ее по-прежнему оставалось сдержанным и невозмутимым. Она знаком попросила Сенду медленно повернуться кругом и затем заговорила спокойно, почти мечтательно.

– Хорошо, – коротко сказала она, взглянув на графиню Флорински. – Я посмотрю, что можно сделать. Но ничего не обещаю. – Вера держалась царственно прямо, предвкушая удовольствие от того, что собиралась сотворить.

– Ну, слава Богу! – залилась счастливой трелью графиня Флорински, скрестив от удовольствия руки на своей необъятной груди. – Я знала, что могу положиться на вас, мадам! Как вы меня обрадовали! Какой груз вы сняли с моей души! – Графиня повернулась к Сенде, схватила ее за обе руки и любовно сжала их. – Ну, голубушка, мне бы так хотелось остаться с вами, но, к сожалению, долг зовет. – Она неожиданно приподнялась на цыпочки и чмокнула Сенду в щеку.

Сенду тронул этот жест, но она была в ужасе от того, что ей придется в одиночестве претерпевать свою первую в жизни примерку.

– Вам надо идти? – Голос ее звучал испуганно. – Не успела моя сказочная крестная появиться из ниоткуда, как вновь исчезает. – Она нервно прикусила нижнюю губу.

– Нет, нет, нет, милочка. – Графиня показала рукой в сторону Веры. – Это не я ваша сказочная крестная. Это она.

– Вы слишком добры, графиня, – проговорила портниха, стараясь скрыть удовольствие за непроницаемой маской, носить которую за прошедшие десятилетия она научилась в совершенстве.

– Ну, мне пора! – пропела графиня. – Я и так слишком замешкалась. У меня столько… Господи! Цветы! – Она легонько шлепнула себя по щеке. – Господи, я совсем забыла о них. – Она улыбнулась Сенде. – Видите, как трудно устраивать такие праздники, как день рождения княгини. Вы и представить себе не можете, сколько у меня дел. Стол… музыка… цветы. Голубушка, у меня просто голова идет кругом. Не упасть бы в обморок! – Она поколебалась, затем в отчаянии поискала вокруг себя глазами и увидела на столе квадратную картонку. Схватила ее и стала яростно, как веером, обмахиваться ею. – Возможно… – запинаясь, проговорила она, – возможно, мне надо присесть на минутку… – Слова ее повисли в воздухе, и она, казалось, начала медленно никнуть и оседать.

Обеспокоенная, Сенда потянулась к ней, чтобы подхватить, но мадам Ламот кивнула своим ученицам – они бросились к графине и помогли ей опустить свое грузное тело в кресло красного дерева.

– Да, вот так. Мне намного лучше. Что это со мной случилось? Это так на меня не похоже… – Графиня прикрыла глаза, яростно обмахиваясь своим импровизированным веером. Сенда говорила что-то, но она не обращала внимания на ее слова. Затем прекратила обмахиваться. – Простите меня, голубушка. У меня какая-то каша в голове. Вы должны меня извинить.

– Вы сказали, что отвечаете за праздник? – спросила Сенда. – Я этого не знала.

– Конечно! – небрежно ответила графиня. – Всем это известно. Я зарабатываю на жизнь тем, что помогаю устраивать приемы. – Заметив изумленное выражение на лице Сенды, графиня сочла своим долгом объяснить свои слова, и взгляд ее огромных глаз стал отсутствующим. – Понимаете, после смерти моего Бориса, упокой Господь его душу, – он был гусарским офицером, таким высоким и красивым… таким лихим и стройным. Представляете, рейтузы так плотно сидели на нем, что натягивать их приходилось двум слугам! У него были такие широкие плечи и эти эполеты… Хоть убей, я никогда не пойму, что он во мне нашел. – Она помолчала, затем более слабым голосом продолжала: – Разумеется, я знаю. Это все знают. Офицерское звание Бориса потребовало почти всех денег, которые оставили ему родители, и он почему-то думал, что я богата.