ЯТ - Сергей Трищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Личные, групповые, общественные, национальные, общечеловеческие, профессиональные… – монотонно перечислял голос продавца. Сам продавец безмолвствовал.
– Ты смотри, у них, оказывается, богатейший выбор! – сказал я не то себе, не то Гиду. – Может, и мне что-нибудь присмотреть? Если конечно, тут не будет, как на обычном блошином рынке: пока ничего конкретно не нужно – всюду полно товара, как требуется что-то конкретное – ничего подходящего не найдёшь.
– А жизненные интересы у вас есть? – продолжал пытать Том продавца.
– Чёрт, и где вы такие слова берёте?
– (Изо рта!) – хотел огрызнуться Том, разочарованный, что не нашёл того, что ему нужно (ну, что я говорил?), но не огрызнулся, а сделал паузу, которую я услышал и озвучил для себя. – А какие пользуются наибольшим спросом?
– Знаете, в разное время – по-разному. Иногда личные превалируют, иногда общественные… Обычно люди покупают целый набор, а пользуются в зависимости от обстановки.
– Покажите набор, – распорядился Том.
Продавец достал большую коробку – типа детской мозаики.
– Вот посмотрите. Так они расставляются…
Я из-за спины Тома ничего не видел, но приблизительно представлял, что он наблюдает.
– …а так их можно перегруппировать. Таким образом вы можете поставить личные интересы впереди общественных, вот так – групповые, так – национальные, а личные удаляются на самый край, но совсем с доски не снимаются, а остаются в резерве…
– В разрыве? – недорасслышал Том.
– В разрыве со всеми остальными, – согласился продавец.
– Это что – азартная игра? – спросил Том.
– Для кого как, – вздохнул продавец, – кому игра, а кому – жизнь.
Том поблагодарил и откланялся.
Сбоку от лавки интересов – не помню точно: с правого или с левого? – вислела, чуть покосившись налево, вывеска «Линии».
– Почему у вас все вывески однословные? – поинтересовался я у Гида – так, разговор поддержать, лишь бы идти не молча.
– Меньше слов – больше дела, – с той же целью ответил Гид, подумав самую малость.
– Какие же линии продаются? – следующий вопрос я пропитал немного большей заинтересованностью, и Гид её почувствовал:
– А поспрашивайте…
Я подошёл к окошку в тот самый момент, когда туда переполз Том и успел задать мой следующий вопрос. Так что один вопрос я сэкономил. Но зато не услышал начала ответа – если он начинался, конечно. Есть ведь ответы без начала и без конца.
– …линии поведения. Выбирайте, – продавец любовно провёл рукой по линиям.
Одни линии линеились прямее стрелы. Другие плелись извилистой плетью: запутанные, закрученные, похожие на траекторию полёта платяной моли. Третьи множились – разветвлялись, типа виртуального веника. Да ещё и перепутывались друг с другом!
Том ничего подходящего для себя не обнаружил, а я обнаружил для него лавочку «Варианты». Сначала я подумал, что продают комбинации из первых двух. Но нет, в лавке оказались исключительно варианты.
Варианты и вариации.
Но если варианты представляли собой подобие стеклянных призм – капризматического, однако, плана, – странно вспыхивающие всякий раз другим цветом при лёгком повороте на иную грань, то вариации напоминали составные части и элементы химических лабораторных установок: сложноизогнутые стекловидные конструкции трубчатой формы, то расширяющиеся, то сужающиеся в неожиданных местах. И так же мерцающие перебегающим светом, меняющим форму и длину волны – от красного до фиолетового через зелёный и жёлтый. А не через жёлтый и зелёный, как хотелось предположить с ходу, не подумав.
– Есть вопрос, – спросил я Гида, – какие преимущества у вариантов по сравнению с вариациями?
Поскольку разговор ни к чему не обязывал, то и вопрос не требовал ответа по существу. Гид так и ответил, вспоминая своё – наболеевшее или приинтереснившееся:
– Кстати о преимуществах. Знавал я одного другачка, который имел несколько преимуществ, но исключительно мелких. Чего он с ними не выделывал! И сажал на принудительное откармливание, и разрабатывал различные спецдиеты; отчаявшись, рискнул на внутривенные вливания – но тщетно: они оставались столь же тщедушными.
– А чем преимущества отличаются от привилегий? – влез Том, вполне освоившийся и не исчерпавший ни желания спрашивать, ни лимита вопросов на сегодняшний день. И, словно нарочно, мимо прошли двое верзил, говоривших именно о привилегиях. Или они услышали вопрос Тома и решили по-своему на него ответить?
– Привилегии? Нечто вроде вериг, – услышали мы обрывки разговора. – Только они позолоченные, побольше, и доставляют удовольствие.
– Мне кажется, если вериги, изнуряя тело, укрепляют душу, то привилегии – наоборот, – возражал второй, – изнуряют душу, балуя тело.
– Пойдём, посмотрим, – предложил Гид. – Неподавлеку есть нечто подобное.
И повлёк нас туда.
Но Гид, на удивление, ошибся. Там оказались не преимущества, не привилегии, а всего-навсего привязанности.
Одна из привязанностей выглядела словно толстая грязная серая верёвка, или канат. Кому такая может понадобиться? Вообще-то привязанностей продавалось несколько, но эта казалась самой прочной, внушительной, выдающейся и бросающейся в глаза прежде всего видом. Даже когда она сама оставалась на месте, вид её так и норовил броситься кому-нибудь в глаза.
Посмотрели мы на них, посмотрели, да и двинулись дальше.
Но по пути задержались, увидев человека, который делал пояснения и пускал по воздуху.
– Вдруг кто поймает, – говорил он. – И поймёт.
– А чем поймает?
– Сачки специальные есть.
– Вы думаете, сачки будут этим заниматься? Тогда они не будут сачками.
– А чем поймёт?
– У кого что для этого имеется, – уклончиво ответил продавец.
– Видите, какая широкая душа, – сказал Гид, – всё на ветер пускает. А я знавал одного товарища, который сделал когда-то одно пояснение и до сих пор пытается оформить патент. Всё время на ерунду убивает.
– А он? – спросил Том, указывая на то, как бородатый мужик распростирал объятия. У него не вполне получалось: то ли руки сводило, то ли кашель мучил, то ли их недостирали и недовысушили и они жужмались, но распростирались объятия плохо.
Его сосед продавал выдержку. Выдержка выглядела неважно, местами оказалась траченная молью.
– Выдержка и терпение – не одно ли и то же? – спросил Том.
– Если бы было одно и то же, было бы одно и то же, – возразил Гид. Очевидно, вопросы Тома несколько выбили его из колеи, поэтому он стал не столь вежлив. – Выдержку может один раз проявить любой, а терпение является чертой характера.
– Значит, характер имеет несколько черт?
– Да, черт, или линий – как у оружия: трёхлинейка, семилинейка, десятилинейка… Чем больше линий, тем характер светлее. Бывают ещё и гранёные, но грани встречаются у самых твёрдых характеров.
– А осторожность – черта характера? – осторожно спросил Том.
– Черта… – нерешительно произнёс Гид.
– А это что? – оржествующе, чуть не заорав, выпалил Том, указывая на витрину с выставленной острой осторожностью – как бы в противовес тупой боязни, находящейся в противоположной стороне витрины. – Как её вставлять в характер?
– Если бы вы увидели сам характер, вы бы не спрашивали, – коротко ответил Гид.
Том замолчал.
Впрочем, ненадолго: он заметил сидящих кружком весьма обтрёпанных худых голодных и грязных людей – я и не думал, что на Ярмарке встречается столь явно выраженная убогость. Сначала я подумал: нищие. Но, судя по невнятным пояснениям Гида, сидели представители какой-то секты: не то религиозной, не то релегиозной, не то телегиозной, не то тенденциозной… Но что одиозной – наверняка. Впрочем, ничего плохого они не делали: сидели себе кружком и воздымали руки к небу – лёгкими струйками дыма. То по одной, то по две. То вместе, то по очереди.
Вокруг толпились зеваки, чихаки, сморкаки, кашляки, чесаки, плеваки, толкаки, щипаки… Хорошо хоть кусак не было. А также сочувствующие, сонюхающие, содышащие, содумающие, сомыслящие, сопереживающие, сопонимающие… Вокруг бродили торговцы-офени по колено в надежде что-нибудь продать.
Сектанты вызывали сожаление. Но сожаление, к сожалению, не явилось. Вместо него пошёл дождь. Строго над ними, над их головами.
– Не нужно нам ваше дожделение! – закричали они, вскакивая и отряхиваясь. – Нам нужно дожеление!
– А почему дожделение? – спросил Том. – Не правильнее ли «дождаление»? Они же его дождались? Или они не его ждали? Что за дожеление? Где желе? Дождь из желе?
– Да, – ответил я, – желе ни при чём. А дожеление – не от слова «дождь», а от слова «дож», то есть «вождь» – по-древнеитальянски. Я понимаю так, что им нужен вождь, и они его ждут. А может, от слов «дожалить лень» – жаль им её, что ли? Они её жалели-жалели, да не дожалели, – прибавил я, чтобы не пропало шикарное предположение. – Тогда почему не дожаление?