ЯТ - Сергей Трищенко

Очередной встреченный нами офеня выглядел очень мило и улыбчиво. Мягко подошёл, мягко и вкрадчиво спросил:

– Вам нужны неприятности?

Голос был словно в мягких тапочках.

– Вы что? – возмутился Том. – Кому они нужны?

– Не скажите, не скажите, – зашепотал торговец, – есть люди, которые их обожают…

– Мазохисты! – заочно обругал таких Том и, повернувшись ко мне, добавил: – Я понимаю людей, которые доставляют неприятности другим, но чтобы самому…

– Как вы думаете, – спросил я торговца, – люди, доставляющие другим неприятности, несут какую-нибудь ответственность, или выполняют чисто транспортные функции?

Торговец принялся отыскивать ответ, роясь по-пчелиному в карманах, и негромко гудя:

– Ж-ж-ж… Видите ли… Доставлять неприятности, особенно издалека, достаточно трудно и поэтому доставатели ничем другим не занимаются. Ответственность несут другие… нельзя объединять разный товар, пусть и сопутствующий. А чтобы выполнять ещё и функции? Нет, о подобном я ничего не слышал…

– Спасибо и на том, всё ясно, – мы с Томом развернулись и продолжили свой путь. Гид куда-то исчез, предупредив, чтобы мы шли, не сворачивая, а он скоро вернётся.

Мы и без него не скучали и сами могли найти, на что посмотреть. Кстати, заметили былую спесь, которая сидела на проводах. Может быть, та же самая. Мальчишки пытались сбить её камнями и палками. Провода искрили, спеси было хоть бы что, она сидела невозмутимо.

Дальше нам встретился настоящий живой уголок: в клетке кто-то верещал и тряс густую сетку.

– Кто это? – спросили мы.

– Антимонии развожу, – ответил хозяин.

– Ну, и? Потом что? – спросили мы заинтересованно.

– Шкурки сдираю. Ценный пушной зверь.

– А шкурки куда?

– Как обычно: воротники, шапки…

– А расцветка какая?

– Различная. Больше передивающихся, дивно-радужных. Вот, – он вынул одну и положил на показ – овальный медный полированный лист, слегка поцарапанный в некоторых местах: возможно, при вытирании сухой тряпкой, на которую по недосмотру попали песчинки. Или же исцарапанный острыми когтями антимоний.

Шкурка на отсвет сияла всеми цветами радуги, и многими другими, пока неизвестными. Я бы сказал, сияла цветами другой радуги. Какой? Может, лунной, а может – звёздной. Мало ли звёзд на небе? И от каждой исходит своя радуга, особенно если спектр излучения звезды отличается от солнечного. И если как следует присмотреться…

– А вы не пробовали разводить их водой? – спросил Том.

– Цвет утрачивается.

– Укорачивается?

Продавец не успел ответить: мимо него в поводу провели доводы – дородных першеронов, весьма похожих на того, какой чуть не налетел на меня. Их бока густо покрывали оводы. И тогда я понял, почему они так называются: доводы – место для оводов. Идти першероны не хотели, упирались, натягивали повода и то и дело шарахались назад. Эти доводы не всех устроили. Меня, помнится, першерон тоже не успокоил.

Оводы натолкнули меня на другую мысль: до чего же сильно меняет смысл слова одна-единственная буква! Скажем, при слове «овод» возникает вполне определённый облик насекомого, а добавляем «и» и получается «овоид» – и это уже совершенно иное слово, «яйцо», по-научному. Но ведь и овод появляется из яйца! Разве это не символизирует глубокую связь слова и понятия? Но, потеряв «и», произойдя от овоида, овод приобрёл крылья… То есть, потеряв что-то, можно и приобрести.

А потом я подумал, что подобные размышления – ерунда, потому что основываются на неверных посылках: яйцо по-латыни «ово», «ovo», отсюда-то и произошёл «овоид». Так что овод ничего не теряет, наоворот, с добавлением «д» приобретает крылья. Правда, как можно летать на этом самом «д» – ума не приложу. Значит, надо приложить что-то иное.

Пока я размышлял, подоспел Гид, розовенький, словно спелое яблочко, или же пирожок, поспевший в печи.

– Пойдёмте, посмотрим достопримечательности. Может появиться что-нибудь из того, что нам нужно, – он прищурил глаз.

– СЖ? – догадался Том и поспешил за ним. Я – следом за Томом.

Мы осмотрели достопримечательности. Внимательно осмотрели, внутри и снаружи. Но ничего не обнаружили.

«Значит ли это, что в них вообще ничего нет?» – подумал я, а потом понял: Гид воспринимает действительность немного иначе, чем мы. Он, по моему мнению, хотел сказать, что в осмотре достопримечательностей некоторые могут увидеть СЖ… Так часто бывает и в реальной жизни.

Но осмотреть непосредственно осмотр мы не могли, и додумать мысль я не смог: помешали двое друзей, осматривавших достопримечательности наравне с нами, где те и были выставлены. Но не устанавливать же достопримечательности на неровном месте! Перекосятся. Под другой век, например…

Так вот, эти двое друзей перебрасывались мелкой руганью – словно шелухой от семечек, используя её для связки слов, иначе слова рассыплевались на части.

К ругани мы не прислушивались, нас она не задевала. Потом один громко произнёс:

– Хотел бы я, чтобы из тебя вышел толк!

Фраза прозвучала достаточно зловеще, чтобы второй побледнел.

– Страшное проклятие… – прошептал Гид.

– А что получится, если из него выйдет толк? – также шёпотом спросил Том.

Гид не успел ответить: он боролся с бледностью второго, которую тот отбросил от себя, и она попала на Гида. Я решил ответить вместо Гида – мне показалось, он ответил бы так же:

– Не знаю, – пожал я плечами. – Разве попытаться вспомнить старинную приговорку: «Толк выйдет – бестолочь останется». Ну а бестолочь…

– Бес – толочь, – пробормотал Том.

– Да, наверное.

– Тс-с-с! – прошипел кто-то за плечами. Мы обернулись… но за плечами никого не было. А в другую сторону повернуться мы не догадались.

Мы помогли Гиду, выглядевшему после случившегося как-то особенно задумчиво и распрощавшемуся с нами, едва в поле зрения попала гостиница. А я-то думал, она стоит на площади! Или городская площадь – это отголоски ностальгммии по полям?

В холле гостиницы, получая ключи у дежурного администратора, или, по-новомодному, портье, хотя мне данное слово не нравится, поскольку вызывает всяческие намёки на портер, портки, портянки (которые обычно и делают из портков), портьер и прочих атрибутов известных анекдотов об уехавшем в командировку муже, – я увидел незнакомого не только мне, но и Тому человека, сидящего за журнальным стлоиком (овальной формы) и лениво перелистывающего жерналы – тяжёлые и толстые журналы, будто жернова, зияющие жерлами.

Лежали рядом и липкие жирналы, заставляющие своим видом вспомнить сальные анекдоты из ресторана «Пища для ума». За соседним стлоиком, газетным, никто не сидел. Газеты лежали в одиночестве – маленьком серебристом ведёрке, очень похожим на то, в котором подают шампанское. Но шампанского не было: должно быть, оно обиделось подобному соседству и удалилось – удачно лилось.

Я мельком взглянул на ожидающего – не глазами, мельком… а он мне подмигнул. Потом, чуть замешкавшись, пошарил в карманах и бросил что-то через холл. Предсмет, со свистом перелетев пространство, шлёпнулся у моих ног. Нагнувшись, я поднял его с пола и осмотрел. Это был намёк. Нелепый, несуразный… бестолковый. Но с торчащими острыми колючками угроз.

Я пожал плечами и отшвырнул намёк в сторону – не топтать же! Я всегда уважаю труд уборщиц.

Незнакомец залез в карман поглубже, долго копался там и вынул что-то второе. Размахнулся и снова запустил в меня. И снова мимо. Вот неумёмный!

Снова подняв лежащее, я обнаружил, что это – вызов. Не в суд, не в поликлинику, не на дуэль. И не на одинарный эль. И не на «ля». Просто так, ни на что. Сам по себе вызов. Хорошо хоть на «вы», а не на «ты». Но, судя по виду незнакомца, вежливость у него была. А это о чём-то да говорило.

Недолго думая, я запустил вызовом в незнакомца… или в отместку – куда попадёт.

Вызов угодил в голову, и незнакомец, взмахнув руками, упал ниц.

Я испугался: а ну, как убил? Но нет, незнакомец поднялся; правда, пошатываясь, приложил ко лбу холодное сочувствие, которое ему подал кто-то из окружающих – сочащийся талой водой кусок льда – и удалился восвояси. Вочужаси он идти не смог бы, в таком-то состоянии.

Никто из людей в холле не обратил на поединок ни малейшего внимания – кроме того, кто проявил сочувствие. Наверное, профессиональный фотограф. Знавал я одного. Тот проявлял рвение в полной темноте, пользуясь красным светом, чтобы не засветить себе в глаз. Кстати, незнакомец – не он ли? Один, сам, в одиночку… В одиночку бы его… В волка. Пусть питается зверь. Может, спасибо скажет… если говорить научится.

А может, на Ярмарке и надо не обращать ни на кого внимания? И всё же поразительно: рядом со мной в тот момент находилось множество людей, но никто из них никак не отреагировал на происходящее. Наверное, они находились в другом моменте, или в других моментах. Каждый в своём? Кто как… Возможно все.