Заморский вояж - Михаил Михеев

Все же основной удар пришелся на склады, где скопилось немалое количество военных грузов, в том числе взрывоопасных, да и просто горючих материалов хватало. В результате возник колоссальный пожар, который начал быстро распространяться, охватывая все новые и новые кварталы. Пожарные оказались на высоте, и даже несмотря на недостаток техники, благодаря поддержке поднятых по тревоге армейских подразделений они смогли остановить распространение огня, но справиться с ним окончательно сумели лишь спустя двое суток. Погибло около четырех тысяч человек, а материальный ущерб оказался колоссальным. Порт Нью-Йорка был полностью разрушен и не функционировал до самого конца войны. Адмирала Лютьенса вновь поносили в прессе – но не со злорадством. Теперь в каждом слове журналистов таился искренний, неподдельный страх.

Человека можно убедить в чем угодно, если кормить пореже. Если же его при этом еще и бить, то он убедится и быстрее, и качественнее. Сейчас Америка разом получила и бескормицу, и удар. Бескормицу потому, что ее экономика традиционно существовала за счет ограбления соседей, а сейчас американцам не давали никого грабить, напротив, грабили самих. Ну а объятый пламенем Нью-Йорк, один из крупнейших городов Америки – это как хук в боксе. Не нокаут, но после пропущенного удара колени начинают подгибаться. Очень хорошее время для переговоров. Вот только сейчас Колесникову было не до того…

Разумеется, адмирал весьма полагался на немецкую разведку, и не без основания – подводила она редко, чему способствовала широкая сеть осведомителей. А учитывая еще и добавившиеся к ней возможности русских, проколы благодаря перекрестной проверке сведений и вовсе стали редки. Вот только помнил Колесников и поговорку о яйцах и корзине, а потому создал для нужд флота собственную «карманную» разведывательную службу. Естественно, ее возможности и близко не лежали с теми, которыми обладал Абвер, но зато кое-какие оперативные вопросы позволяли решать быстро, без волокиты с межведомственной перепиской, которой поневоле обрастали любые официальные действия в Германии. Стремление немцев к аккуратизму привело к созданию невероятно громоздкого и неповоротливого бюрократического аппарата, и Колесникову совершенно не хотелось каждый раз по мелочи плодить груду анкет. Вместо этого он организовал замкнутую на себя службу и без зазрения совести пользовался ее возможностями.

Естественно, специфика у нее была своеобразной. Основным занятием было не внедрение агентов в стан врага (отдел, который этим занимался, создавали, что называется, на вырост и для будущего в качестве перспективного направления), а воздушная разведка в интересах флота. Ну и армии тоже – на просьбы Роммеля о поддержке Колесников старался не отказывать. И потому, что делали они общее дело, и, опять же, на перспективу. Чем крепче будут связаны армия и флот, тем меньше неприятных эксцессов может возникнуть в будущем, считал адмирал.

Вторым перспективным направлением адмирал считал создание подразделений специального назначения. Тут, наверное, серьезно повлияла память о будущем и вбитая на уровне подборки грозная слава спецназа ГРУ. Как оказалось, спецназ, или, точнее, осназ здесь уже существовал в СССР, однако чисто армейский – флот в этом плане находился, что называется, в загоне. Пришлось извращаться самому.

Взяв за основу уже существующие и быстро развивающиеся подразделения морской пехоты, Колесников начал усиливать их подготовку, работая сразу в двух направлениях. Во-первых, готовить разведывательные подразделения, для создания которых пришлось просить у русских поделиться инструкторами из того самого осназа. Сталин поделился, хотя, как подозревал адмирал, больше для того, чтобы приглядывать за телодвижениями излишне резвого гостя из будущего. Ну, пускай приглядывает, не жалко, тем более, результаты оказались хорошими. Учитывая, что немцы – народ крепкий, а в морскую пехоту отбор сейчас был жесточайшим, материал в руки инструкторов попал исключительно перспективный, и подготовка велась семимильными шагами. И на начальном, диверсионном этапе вторжения в Америку показали себя эти подразделения хорошо. Правда, в основном на вторых ролях, но и этого было достаточно, чтобы до посинения пиарить их в Германии, обеспечивая приток добровольцев в ряды непобедимого флотского спецназа. В общем, гремучая смесь реальной эффективности и показухи, что пока Колесникова вполне устраивало.

Другое направление, напротив, проходило без показухи и в обстановке строгой секретности. Используя немного итальянские, но в основном все же оказавшиеся неожиданно серьезными британские наработки, разведка флота начала готовить боевых пловцов. Готовили всерьез, вкладываясь, помимо прочего, в экипировку. А что, взять за жабры молодого и перспективного морского офицера по фамилии Кусто, да и поинтересоваться, как там дела с аквалангом? А потом предложить неограниченное финансирование и хорошую должность. Согласился, как миленький, и результат выдал с завидной оперативностью, так что сейчас у Колесникова имелся в рукаве серьезный козырь. Правда, еще ни разу не опробованный в деле.

Однако сейчас отличилась именно воздушная разведка. Не лихой спецназ и не тихонько крадущиеся в глубине с пристегнутыми к гидрокостюму ножами аквалангисты, а обычные летчики, осуществляющие патрулирование Карибского моря. На вооружении у них были самые обычные летающие лодки «Дорнье Do 24», правда, с дополнительными баками, которые увеличивали радиус боевого применения со штатных неполных трех почти до пяти тысяч километров. Четыре десятка таких самолетов были заказаны Колесниковым для нужд флота, что резко подняло акции дышащего на ладан производителя. Идя на высоте четырех километров, эти несуразные на вид, но весьма надежные трехмоторные машины вели поиск кораблей противника, чтобы навести на них подводные лодки. Порой это и впрямь удавалось, и эффективность действий подопечных Денница благодаря связи с авиаразведкой заметно повысилась. Последнее обстоятельство привело, помимо собственно военных успехов, к потеплению отношений между Денницем и Лютьенсом, до того общавшихся сдержанно-нейтрально. Однако сейчас пара «Дорнье» обнаружила в море не крадущийся транспорт и не подводную лодку с развевающимся над ней звездно-полосатым «матрацем», а целый флот, бодро идущий на юг.

Командир ведущего самолета, увидев перед собой эту красоту, разом погрустнел. В отличие от молодняка на ведомом, майор Штайнмайер воевал с первого дня и начинал в бомбардировочной авиации. Пилотом «Штуки» он заработал и ордена, и звания, быстро продвигаясь по службе, а последний его полет был во время одного из ставших легендарными сражений адмирала Лютьенса. К тому времени Штайнмайер освоил взлет и посадку с авианосца и был включен в авиагруппу «Цеппелина». Во время отчаянного сражения с англичанами рядом с его самолетом взорвался снаряд крупнокалиберной зенитки, и осколками перебил лихому пилоту ноги, но Штайнмайер сумел дотянуть до корабля и потерял сознание уже после того, как его самолет остановился, чудом не проскочив палубу авианосца.