Между небом и тобой - Сандра Мэй

— Извини, братан. Служба, сам понимаешь. У нашего босса сбежала телка. Такая, понимаешь ли, курва, спасу нет. Только он прикорнул — она ходу. Вот ищем ее. Не видал? Блондинистая такая цыпа, глазки голубые…

— Да нет, не видал. Ты зачем дверь сломал?

— От усердия. Извини еще раз, браток.

Джонни очень медленно двигался вперед, громилы отступали, приноравливаясь к его шагу. Обе стороны отчаянно старались не делать резких движений. Когда троица оказалась в коридоре, Джонни вдруг окликнул старшего:

— Эй, брат!

— Чего?

— А дверь? Нехорошо, я голый, а у вас сбежала блондинистая курва. Вдруг ворвется и изнасилует?

Три квадратные физиономии треснули пополам, являя миру три самые необаятельные на свете улыбки. Юмор молодого голого мужика оценили. Один из громил, кряхтя, но без видимых усилий поднял злополучную дверь и вернул ее на место. Джонни кивнул.

— Спасибо, брат. Удачи. Ловите ее скорее, проститутку такую!

— Ага. Бывай.

Джонни закрыл дверь и прислонился к ней спиной, переводя дыхание. Через некоторое время он почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд.

Джессика Паркер стояла на пороге душевой — обнаженная, перламутрово-золотистая, прекрасная — и смотрела на Джонни Огилви. Он физически чувствовал ее взгляд — щекотное тепло по груди, животу, бедрам…

Джессика Паркер склонила мокрую золотистую головку на плечо и проворковала, не сводя глаз с иероглифа в паху у Джонни:

— Значит, проститутка, говоришь…

Джонни оторвался от многострадальной двери, шагнул вперед и подхватил Джессику на руки. Каюта вдруг стала очень тесной — а потом сразу очень просторной. Пространство ограничивалось всего одной кроватью, но у этой кровати не было границ. Джонни торопливо нашел улыбающиеся губы Джессики и с облегчением впился в них поцелуем, предоставив рукам охальничать, как сами захотят.

Джессика обвилась вокруг своего пирата не хуже дикого плюща — даже ногами специально зацепилась за его ноги. Ей очень хотелось обнять ВСЕГО Джонни сразу, но он был очень большой, и она смеялась тихонько, ползала по нему, уворачивалась от его жадного рта, потому что сама хотела попробовать на вкус его кожу, его губы, его улыбку…

Их объятия были тесными настолько, что оба даже не заметили, когда стали единым целым, а потом сквозь бешеный ритм двух тел, сквозь барабанный грохот сердец, сквозь прерывистое дыхание, сквозь тихий стон, похожий на смех, сквозь закушенные и улыбающиеся губы, сквозь испарину и блаженную дрожь кто-то из них — возможно, оба сразу — прошептал слова, которые уже на протяжении нескольких тысячелетий каждый раз подкупают своей новизной и оригинальностью.

— Я люблю тебя…

Они проснулись, когда вечерняя прохлада уже разливалась в воздухе, и в морскую свежесть постепенно просачивались пряные и резкие запахи близкого порта.

«Королева Виктория» подходила к Дакару, чтобы пополнить запас пресной воды и высадить часть пассажиров третьего и четвертого класса.

Джонни приоткрыл один глаз и посмотрел на Джессику. Она лежала на нем сверху и очень серьезно рассматривала его лицо. Джонни хмыкнул.

— Ты очень сурова, мой ангел. О чем ты думаешь? Не напрасно ли ты связалась с авантюристом?

— Нет, не об этом.

— А о чем?

— О том, что если мы сойдем на берег, нас увидят, а если не сойдем… то нам придется плыть с этими бандитами до самого Рио. И однажды мы не сможем спрятаться…

— Знаешь, Джесс, такие разговоры вполне способны разбудить в мужчине комплекс неполноценности. Я-то лежу и жду, что ты скажешь «ты был великолепен, любимый!» — а ты в это время как всегда строишь преступные планы.

Джессика усмехнулась и звонко поцеловала загорелый и твердый, как дубовая доска, живот Джонни.

— Ты был великолепен, любимый, и ты — лучшее, что приключилось со мной за последние десять лет, но мне не хотелось бы, чтобы это приключение стало последним в моей — и твоей — жизни. Я боюсь, говорю честно.

Джонни со вздохом сел, перетянул Джессику себе на колени и строго спросил:

— А какие у нас варианты?

— Понятия не имею.

— Денег у нас много, но не настолько, чтобы проехать полсвета за свой счет. Если мы сойдем в Дакаре, то у нас будет только один возможный маршрут — обратно в Марокко, потом в Испанию. Но с твоими документами я бы в Европу не совался. Это не лучшие фальшивки из того, что я видел.

— Значит, плывем в Рио?

— Да. А что касается бандитов… Думаю, их надо выманить на берег, но действовать придется быстро, перед самым отходом судна. Справишься?

— Постараюсь.

— Нам нужен сообщник. Я буду страховать тебя, но на берег ты пойдешь с Мерчисоном.

— Секретарь лорда Бакберри? Ты свихнулся? Он же немочь бледная!

— Ты же не под венец с ним идешь, Джесс. Зато мы ему можем доверять, он исполнителен, предан лорду…

— И кто сказал, что лорд Бакберри согласится?

Джонни улыбнулся и щелкнул встревоженную Джессику по носу.

— Вот за это не переживай. Могу представить, как старый диверсант истосковался по приключениям, сидя в своем кресле. Да он придумает нам такой план — Джеймс Бонд отдыхает! Поверь мне, я знаю, что говорю. Авантюрист — это не профессия, это образ жизни.

Джонни Огилви оказался прав. Лорд Бакберри так и просиял, выслушав отчет о последних событиях и просьбу помочь в составлении плана по избавлению от бандитской опеки. Разумеется, не обошлось и без участия леди Треверс. Бойкая старушка внесла свои предложения — и план засиял всеми цветами радуги. Осталось посвятить в него главного героя — несчастного Альфреда Мерчисона.

Старый лорд был категоричен:

— Ерунда! Он знал, на что шел, когда нанимался ко мне в секретари. Это школа жизни, знаете ли, а не бюро переводов в Южном Ипсвиче! Мерчисон!

Школа в Итоне хорошо муштрует своих птенцов, и несчастный Мерчисон почти не изменился в лице, выслушав указания своего работодателя. Потом молодой человек перевел взгляд на Джессику Паркер — и уши у него порозовели.

— Простите, сэр, но мне кажется, в план нужно внести некоторые изменения. Если мне позволено будет заметить, у леди Треверс отличная фигура…

— Мерчисон!

— Нет-нет, миледи, я вовсе не хочу быть дерзким, просто… предлагаю немного усовершенствовать ваш план.

Через несколько минут лорд Бакберри торжественно признал, что его секретарь — не тряпка и молодой осел, кем лорд в душе всегда его считал, но выдающийся и отчасти преступный ум.

— Говоря «преступный», Мерчисон, я подразумеваю то, что вас никто, даже слепоглухонемая домохозяйка, страдающая аутизмом, не заподозрит в способности составлять такие дьявольские и изощренные планы. То есть вы запросто можете стать главой преступного синдиката и ни разу не попадете под подозрение. А в остальном — снимаю шляпу. Меня подвела страсть к театральным эффектам, в то время как Мерчисон мыслит в духе сэра Хичкока. Глория, дорогая, вам не страшно?