Криминальное наследство - Фридрих Незнанский

— Не-а… — Соседка задумчиво поглядела в окно. — Один раз вроде бы собирался, даже к Нинке ее приводил… Я как раз к ним за спичками зашла, они и объявились… Красивая такая девка, они как пара гляделись… Он беленький, а она наоборот. Кудрявенькая, глазенки синюшшие-е-е… Красоточка, одним словом. Ну после Нина говорила, вроде бы они вместе с этой девушкой в Москву уехали. Только врала, конечно!

— Почему вы так думаете?

— Так ведь Женька-то и по сей день один мотается туда-сюда!

— Может, она в Москве его ждет? Ну пока он здесь?

— Не-а, мил человек, — по-свойски вздохнула Мария Ивановна. — По вашему брату, мужику, завсегда видно, кто женат, а кто бобыль… Женька-то одиночка. Видать, его красавица там, в Москве, кого получше нашла. Если и были женаты, так сейчас точно нет, я такие вещи вижу… Да и с чего бы ему мне врать-то? Я ж спрашивала…

— И что он ответил?

— То и ответил! Нет, мол, тетя Маня, и не собираюсь, мол, больно занят, не до баб… А что ваш брат мужик в таких случаях говорит? Это и говорит… Занят он!

Мария Ивановна презрительно фыркнула и покачала головой:

— Как мотался со своими дружками раньше, так и мотается! Я и на рынке его с каким-то из них видела — бритый, как бандюк, и рожа шпанистая… Я с Женькой-то пока говорила, молчал, как упырь, и на меня глядел как солдат на вошь… Ишь щенок сопливый!

— Что ж, — улыбнулся Володя, — за чаек спасибо, знатный он у вас получается, но больше не смею вас задерживать!

Яковлев с некоторым трудом выбрался из тесного угла, в котором сидел, и начал прощаться с общительной соседкой:

— И за разговор тоже спасибо… У меня просьба: если встретите Лопухина, о моем визите ему не рассказывайте, да и тетке его тоже. А вот мне, если сумеете, позвоните, договорились?

— Ой, а вы так и не сказали, чего Женька натворил-то?

— Да пока ничего особенного, а там кто знает. Мы его разыскиваем исключительно для собеседования с ним…

— А почему тогда нельзя говорить ему, что ищете? Чтобы он сам вам позвонил? — неожиданно проявила сообразительность Мария Ивановна.

— Исключительно чтобы на вопросы без подготовки отвечал, — усмехнулся Володя.

— Чтоб не брехал, значит! — удовлетворенно кивнула его собеседница. — Не думайте, не скажу… Никому не скажу, даже мужику своему, а то он выпимши и болтануть может. А уж Нинке — тем более: она тоже не больно-то про свои дела мне рассказывает, несмотря что дружили еще в школе и рядом всю жисть прожили…

Александр Борисович Турецкий между тем в парочке тысяч километров от Яковлева-младшего пребывал в преотличнейшем настроении. Во-первых, потому, что сумасшедшая на первый взгляд идея, пришедшая ему в голову, не подвела. Точнее, не подвел рыжий гений, благодаря которому Январева удалось взять, да еще и, как говорят в таких случаях опера, без шума и пыли.

Во-вторых, как раз к этому моменту подоспели не только результаты технической экспертизы «Ауди-8», но отыскались следы «макарова», номер которого экспертам удалось восстановить полностью. Неважно, что, как ни старались специалисты, с обгоревшим основательно «калашом» аналогичный эксперимент не прошел. Дело в том, что Грязнов и его оперативники успели выяснить по своим каналам: упомянутый «макарыч» был около трех лет назад списан и уничтожен (по официальным данным) по причине «искривления ствола», из части, находящейся рядом с небезызвестным городом Н., исторической родиной Ларисы Сергеевны Суриной…

— Ну и что ты в этой связи думаешь? — поинтересовался Александр Борисович у явившегося в Генеральную прокуратуру по его вызову Саввы Алексеева.

— Ну… — Савва Васильевич немного помолчал, собираясь с мыслями, — с одной стороны, нельзя исключать совпадения, хотя я в них не особенно верю.

— Я, представь себе, тоже, — усмехнулся Турецкий.

— С другой — гражданка Сурина ведет себя, я бы сказал, так, как и должна вести женщина, потерявшая мужа и горюющая по нему… Если честно, не знаю, что и думать! Вдовушка как-то не производит впечатления гениальной актрисы. Да и вообще, красотки редко бывают одновременно умными или там талантливыми…

Он смутился и замолчал.

— Могу еще кое-что к твоим соображениям добавить, — ободряюще кивнул Александр Борисович. — Наша Лариса Сергеевна действительно всерьез боится… Другой вопрос — за свою жизнь, кого-то или чего-то конкретно? Возле нее сейчас находится наш человек, фактически круглые сутки. В общем, вряд ли даже очень талантливый артист способен разыгрывать публику столь достоверно двадцать четыре часа подряд без перерывов на обед! Дело, однако, в том, что в особняке все-таки есть персона, которая лично меня интересует все больше и больше…

— Да, Александр Борисович, — кивнул Савва, — я понял. Вы имеете в виду эту ведьму — ее няню. Только вот в чем дело: сколько ни думал, понять, для чего бы этой бабке такую кашу заваривать, а главное — нанимать киллера, не могу. Ну хоть убей, не понимаю!

— Не забывай, что на киллеров нынче еще и бабки нужны, причем немалые. М-да!

— А прослушка, как вы и без меня знаете, ничего пока не дала.

— Знаю. Но ведь и слушаем-то мы всего ничего, пару дней. Кстати, в доме ничего не заподозрили, когда ставили?

— Нет, что вы!

— Точно! Сказали, что с кабелем проблемы, под этим соусом наши спецы все что нужно и сделали… Лазили, так сказать, на «законных» основаниях…

— Скорее, на веских, — усмехнулся Турецкий. — Ну ладно, возможно, после допроса Январева что-то прояснится… И все-таки копать вокруг Суриной, так же как вокруг ее погибшей подруги, надо!

— Когда Январева начнут раскручивать?

— Сегодня решили дать ему слегка отдышаться. Собственно говоря, Савва Васильевич, я тебя еще из-за этого вызвал: жду завтра к полудню…

— Наверное, и Владимир Михайлович, и Вячеслав Иванович тоже будут присутствовать? — поинтересовался Алексеев, явно польщенный приглашением Турецкого.

— Только Грязнов… Не стоит пока пугать Январева целой бригадой следаков… Прихватишь своего Бориса, протокол будет вести и за записью следить… Ну а у тебя пока, как я понял, ничего нового нет. Так что до завтра, Савва Васильевич!

Оставшись в кабинете один, Турецкий некоторое время размышлял, уставившись в заоконную даль, потом нажал кнопку селектора:

— Наточка, будь ласточкой, соедини меня с Грязновым-старшим!

— Сейчас попытаюсь, — пискнула секретарь с некоторым сомнением в голосе: застать Вячеслава Ивановича в его рабочем кабинете ей удавалось редко. Но на сей раз повезло, и через несколько минут городской телефон на столе Турецкого подал голос.

— Привет, генерал, почему мобильный отключил?

— Привет. Деньги кончились, а положить забыл, — отозвался тот. — Ну что, сидишь торжествуешь?

— Напротив, сижу думаю… Слушай, как бы мне максимально быстро связаться с твоим Яковлевым? У него, похоже, те же проблемы с мобильником, что и у тебя!

— Володя где-то через полчаса выйдет сам ко мне на связь. Что передать?

— Чтоб перезвонил мне как можно быстрее, я буду у себя.

— Не хочешь говорить — черт с тобой, — легко согласился Вячеслав Иванович. — Все равно ведь узнаю…

— Лень дважды говорить одно и то же, а не «не хочу», как ты решил! — возразил Александр Борисович и, распрощавшись с другом, положил трубку.

14

Если бы Ларису спросили, в какой именно момент она смирилась с Женькиным планом, ответить она не смогла бы ни тогда, ни теперь. Все происходило словно само собой… В какой-то из дней она поняла, что любовь (а в своей любви к Лопухину девушка не сомневалась) — это вовсе не то, о чем поют в попсовых песенках. Любовь — это прежде всего тяжело и больно, это состояние почти непрерывной борьбы, необходимость ломать себя… Точнее учиться себя ломать, чего прежде ей делать не приходилось.

С другой стороны — Сурин… Вадим, как она поняла позднее, был неплохим психологом: вел он себя в период ухаживаний за ней просто идеально! Ни разу не сделал попытки затащить в постель, зато окружил Ларочку столь плотным, однако совсем ненавязчивым кольцом заботы, так часто под разными, но всегда вполне приличными и вроде бы бескорыстными предлогами баловал девушку подарками, что очень скоро она привыкла ко всему этому, а заодно и к самому Вадиму. К тому, что он находится где-то рядом, зримо или незримо, чаще чем Женя. И вариант брака с пожилым, с ее точки зрения даже старым, банкиром уже не казался Ларочке столь ужасным… Люди вообще удивительно быстро привыкают ко всему хорошему. А в Сурине самым хорошим было даже не его богатство, а то ощущение нежной заботы, которое исходило от Вадима и которое — она это понимала — свойственно далеко не всем мужчинам: с ним надо родиться… Если бы Лариса знала тогда, чем все это кончится, если бы знала!..

Но откуда было ей в свои провинциальные двадцать лет знать, что люди, особенно богатые, властные, главное — привыкшие эту свою власть ощущать, не только одаривают своих избранниц присущей им нежностью и любовью, но и так же легко все это могут отнять в одно мгновение, чтобы «передарить» другой женщине?.. Вадим Вячеславович Сурин, о чем она тоже не могла знать, легко не только сходился с людьми, но и ничуть не труднее с ними расставался. Исключение представляли не более двух-трех человек из его окружения, с которыми он работал много лет. Но и то потому, что эти люди Сурину были нужны… У него вообще, похоже, отсутствовала эмоциональная память.