Лондон. Темная сторона (сборник) - Джерри Сайкс

Папаня сидит на скамеечке в своей курточке, вертит сигаретку и смотрит на Триши. Полагаю, вы сочтете, он типичен для здешних мест. И для Дегенхема. И для страны. У него когда-то работенка была. Хорошая. На заводе Форда. Он знал место, знал систему, знал, как там работать. Но работа от него уплыла, когда завод реорганизовали. Как и у тысяч других. Теперь там центр доводки дизельных моторов. И ему там работы не дают. Он говорит, работу перебили паки. У них подготовка, квалификация и разряды. Он на рабочем месте обучался делу, которого больше не существует. Никому его умение больше не нужно. И он никому не нужен. Он устал. До предела. Честно. И вот сидит он в своей курточке, вертит сигаретку и смотрит на Триши. Или вот Том, мой брат. Вероятно, еще в постели. Он втянулся и теперь не может без наркоты. Ему всякое годится, но лучше всего героин. Он был славным малым, учился хорошо и прочее. Но когда наша тупая жирная мамаша хлопнула дверью, это кончилось. Пришлось думать о заработке. Стали искать. Я нашел. Дорожное покрытие и кровли. А его нашел героин. Грустно. До отвратного грустно. Впору и впрямь взбеситься.

Дорожное покрытие и кровли. Книжки долой, денежки в лапу. С мастером Барри. Безом. Правда, я не всегда нужен, да и погодка подводит, работаем-то под открытым небом. Но хоть что-то. Только не проболтайтесь в службу занятости. Не то я потеряю свое сраное пособие по безработице.

Пока что делать нечего. Но на дворе июнь. Так что скоро буду при деле.

Вот таков я. Но пока что я говорил, кто я. А теперь слушайте, что я.

Я Рыцарь Святого Георгия. И горжусь этим. Истинно верующий. Солдат истины.

Когда-то здесь была страна героев. Все англичане были короли, а их дома замки. Тогда мой папаня имел работу, мой брат успевал в школе, а моя тупая жирная мамаша и не подумывала хлопнуть дверью и смыться в Джиллигем в Кенте с почтарем-паки. Вообще-то он грек, но вы меня понимаете. Для меня все они паки. И все на одно лицо.

В этом-то и проблема. Дерек (я через минуту к нему явлюсь) говорит, что Четуорт Истейт вроде страны в миниатюре. Когда-то было хорошее место, где семьи жили в мире и согласии и все всех знали. А теперь замусоренный проходной двор, где полно всяких сомнительных чужаков и людей, которые оставили попытки выбраться. Никакой гордости. Никакого самоуважения. Наше наследие продано паки, которым на него начхать. Люби свою страну, какой она была, говорит Дерек, но ненавидь такой, какой стала.

Так я и поступаю. Люблю и ненавижу. Всем сердцем.

Ибо все вернется, как он говорит. Однажды, и скорее рано, чем поздно, мы вернем ее себе. И сделаем такой, чтобы ей можно было гордиться. Она опять станет страной героев. И вы, мои милые мальчики, будете теми, кто это сделает. Пехотой революции. Запомните слово в слово. Дайте мне возможность снова гордиться, чуть я о ней подумаю. А я много о ней думаю. Всякий раз, когда какой-нибудь паки возникает у меня перед глазами, когда мне перебегает дорогу какой-нибудь отвратный чужак, а я ему дорогу покрывал или кровлю, всякий раз, когда я гляжу в глаза папани и вижу, что все его надежды остались во вчера, я думаю об этих словах. И думаю о моем месте в великом замысле, на передовых рубежа революции. И я улыбаюсь. А не злюсь. Потому что знаю то, чего не знают они. Таков я. Вот что я.

Но я не могу рассказать о себе, не рассказав о Дереке Миджли. Великий человек. Человек, который указал мне путь к истине. Человек, который мне больше отец, чем мой родной папаня. Его называют первым демагогом Дегенхема. Не знаю, что такое демагог, но если это человек, которому ведома истина и который открывает ее другим, как она есть, то он тот самый.

Но я забегаю вперед, Сперва надо рассказать про Иана. Иан. Тот, кто меня нашел. И указал путь. Я встретил его в торговом центре. Болтался там как-то, думая, чем бы заняться, и тут он ко мне подошел. Знаю, говорит, что тебе нужно.

Я поднял голову. Передо мной стоял бог. Бритая голова, все как надо, джинсы, футболочка, настолько в обтяжку, что каждая мышца видна во всей красе. И на вид так спокоен, так владеет собой. Курточку он снял, так что я увидал татушки на его бицепсах и предплечьях. Одни сделаны в салоне, вроде флага Святого Георгия. Другие самодельные, вроде скинхеды навсегда. Безупречный вид.

И я узнал прямо на месте, что у него есть как раз то, что мне надо. Он был прав. Он знал, чего я жажду. Он говорил со мной. Задавал вопросы. Отвечал на мои. Объяснил, кто виноват в том, что у папани нет работы. Кто виноват в том, что мой брат пристрастился к наркоте. И в том, что моя тупая жирная мамаша сбежала в Джиллигем. Поставил все это в связь со всемирным сионистским заговором. Приблизил это к картинам, которые мне были понятны: паки, черномазые, чужаки, ищущие убежища. Я окинул взглядом Дегенхем. Увидел осыпающийся бетон, подавленных белых, торжествующих паки. Угнетение коренного населения. Затем вернулся к Иану. Он стоял, глядя на меня, и солнце позади его головы сияло, точно ореол. Благодаря ему, все обретало безупречный смысл.

Я чувствую твой гнев, сказал он, лучше пойми свою ненависть. Так и сказал — ненависть. Прозвучало в самую точку.

Он знал и других, которые чувствовали то же. Почему бы мне не прийти и не познакомиться? Так я и сделал. И ни разу не оглянулся.

Иана больше нет. После того, что случилось.

На время стало скверно. Я не преувеличиваю, действительно скверно. Так скверно, словно тело замуровано в бетонный фундамент Лондонских Ворот.

Я винил Иана. Непрерывно. Ведь надо же кого-то винить. К счастью, Дерек согласился.

Дерек Миджли. Великий человек. Как я уже говорил. Он сделал местную пивную «Святой Георгий» своей базой. Там-то мы и встречаемся. Он сидит себе в костюмчике, перед ним джин с тоником, волосы приглажены. Мы мало-помалу собираемся вокруг и ждем, когда он одарит нас перлами мудрости. Или поведает о новейшей модификации своего гениального плана. Это отменно, просто быть с ним рядом. Ну, я ведь уже говорил, великий человек.

Я подался в пивную, как и все прочие, поздно вечером после заварушки у общинного центра, то есть сборища. Те же лица. Дерек, разумеется, председательствовал. А вокруг пехота, к которой я с гордостью причисляю себя, местные жители, которых Дерек называет озабоченным населением, кое-какие девахи, Адриан и Стив.

Тут нужно кое-что объяснить. Адриан из тех, кого называют интеллектуалами. На носу у него очки, на плечах драповое пальто круглый год. И на одном плече поверх пальто полотняная сумка. Жирные черные волосы. Лицо такое, будто он где-то не здесь. Смеется над шуточками, которые только один и слышит. Не знаю, что он делает. Знаю только, что обшаривает Интернет и добывает там всякое-разное. А потом показывает Дереку. Тот кивает и следит, чтобы никто из нас ничего не увидел. А Стив местный советник. Наша великая белая надежда. Наш великий жирный кит, как называют его подальше от ушей Дерека. Был лейбористом, пока, как сам он говорит, не узрел свет. Или пока коллеги по партии не нашли все его поддельные ведомости с расходами и нацистские флаги в его гостиной, после чего его турнули. И все-таки он истинный сын народа.

Дерек вещал. То, что вы совершили недавно, мол, было великим и славным деянием. И я горжусь каждым из вас.

Мы все заулыбались.

Однако, продолжил Дерек, я предпочел бы, чтобы вы затаились до самого вторника. До дня голосования. Пусть пока кое-какие другие члены нашей партии исполнят свой долг. У каждого из нас своя роль в спектакле.

Он сообщил нам, что озабоченное население выйдет на улицы с листовками и транспарантами в лучших своих шмотках и тряпках, Стив будет повсюду расхаживать, и прочее. Он может много чего убедительно наплести, наш Стив. О том, как он в отвращении отверг лейбористов, поскольку они друзья паки, искателей убежища, спокойной гавани. Как они пригласили этих, дали им возможность воспользоваться нашей Национальной Службой Здравоохранения, чтобы распространять у нас наркотики и проституцию. Он выложит это каждому, кого встретит, и попытается убедить голосовать за него. Дерек говорит, что это игра на их законных страхах, но для меня это была ПРАВДА. Пусть он играет, на чем хочет.

Дерек продолжал. Мы слушали. Я чувствовал, что не одинок. Нужен. Ценен. Сборища всегда вызывают такое чувство. КАК БУДТО ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ. Сборище рассыпалось. Все стали пить. Куртни, одна из девах, подошла ко мне и спросила, остаюсь ли я. Она коротышка, тело у нее мягкое и на вид как бочонок. Глаза суровые. Ее берут почти все наши пехотинцы. Иногда кто-нибудь больше, чем однажды. Иногда несколько парней подряд. Она это называет своим патриотическим долгом. Суровые глаза, но сердце доброе. Как-то я к ним присоединился. Нужно было. Все в таком участвовали. Но я не больно много делал. Главным образом, сидел и наблюдал. Глазел на них. А к ней и не приблизился. Так или иначе, она меня наградила этим взглядом. Потерлась о меня. Дала взглянуть на кончики ее титек под футболкой с глубоким вырезом. Вогнала меня в краску. И я разозлился, почувствовав, что покраснел. Я сказал ей, что мне надо идти и что я не могу позволить себе выпить. Мое разрешение на поиск работы пропало, а Без с предложением какой-нибудь работенки не появился.