НЛП для родителей. 11 законов эффективного воспитания подростка - Диана Балыко

Единственное, что объединяет все наши первые разы, – прохождение через зону дискомфорта. Но чем больше у нас было чего-то впервые, тем быстрее мы адаптируемся к новой ситуации, тем лучше владеем собой, тем нам проще и комфортнее. Я хочу предложить вам РИСКНУТЬ в своей жизни осуществить максимальное количество самых разных первых раз.

Я предлагаю вам и вашим детям проживать каждый день, как будто в вашей жизни больше ничего не было и больше ничего не будет. Вспомните Омар Хайяма: «Ты песни пой, как будто день далек, в который смерть твоих коснется щек, но так люби и так живи, как будто смерть завтра переступит твой порог».

Я предлагаю вам отбросить весь предыдущий опыт (особенно «мудрость» негативных познаний о жизни – мол, я недостоин, принцев на всех не хватает, толстых девушки не любят, очкарики – скучные ботаники) и оказаться раскрытыми миру на 100 %.

Закон абсолютного принятия себя

Позволяйте ребенку лениться. Ведь настоящая лень – это всего лишь (и это очень много!) абсолютное принятие себя, безусловное принятие себя таким, какой ты есть. Научите ребенка медитировать. Медитация поможет ему открыть внутри себя великую тайну, которая должна быть реализована. Ведь каждый имеет огромный потенциал, который должен быть раскрыт. Каждый рожден с будущим. У каждого есть надежда.

Nota bene

Когда в хлеву обезьяньемнаскучит нам в ус не дуть,я стану лунным сияньем.Ты тоже стань чем-нибудь.

Михаил Щербаков

Глава 9

УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И УЧИТЬСЯ? или НАШИ РУКИ НЕ ДЛЯ СКУКИ

«Психическое здоровье есть результат чрезмерно позитивной самооценки, преувеличенного восприятия контроля или мастерства и нереалистичного оптимизма».

Ох уж эта школа! Ох уж эти дети! Просто какое-то бедствие, какие-то два несовместимых понятия. А родители прямо как второгодники: с каждым своим чадом проходят вновь и вновь азы школьной программы. И нет никакой возможности превратить 1 сентября из дня траура в день праздника для наших детей, особенно для детей нестандартных, не вписывающихся в общепринятые рамки.

Урок английского: личный опыт

Когда я вспоминаю, что во время школьных неурядиц взрослые часто говорили: «Все ерунда. Вот вырастешь, будешь вспоминать школьные годы, как лучшие», – меня просто трясет от возмущения. Ложь! Я все прекрасно помню. Все обиды, боль, всю неправду и, конечно, все приятные моменты тоже. Школьная жизнь была полосатой, как зебра, в моем детском восприятии. Такой она и осталась. И сейчас я хочу поделиться с вами моей собственной историей.

Ну, как же ее звали? Черт! Так странно: наше противостояние длилось несколько лет и одно время было самым значимым событием в моей жизни… А теперь я даже не могу вспомнить, как ее звали. Хотя хорошо помню ее голос, светлые густые локоны, шляпы с широкими полями и пряный запах ее духов. Ах да, еще и фамилию. Ее фамилия была Дементьева.

Наше знакомство началось не лучшим образом. 15 сентября у моей мамы наступил очередной день рождения, а я как примерная дочка готовила ей подарки. Я сидела на корточках в школьном огороде и срезала ножницами астры. Охапка уже была вполне приличной, как вдруг из окна соседнего дома, с четвертого этажа высунулась премилая женская головка и заорала:

– Девочка, что это вы тут делаете? Что это вы цветы школьные рвете? А ну, положите на место и бегом отсюда, а не то я узнаю, из какого вы класса, и все расскажу директору.

– Что расскажете? Что я тут на школьной практике все лето мозоли натирала? Это наша грядка, 3-го «В». Я эти цветы сажала, я их и буду вы-ры-вать. А директор тут ни при чем. Он лично ничего здесь не полол и не поливал.

Головка в окне задохнулась от возмущения и зашипела:

– Вы еще меня вспомните, девочка…

– Не сомневаюсь, – радостно парировала я, продолжая нарезать астры.

Потом сгребла охапку домой и гордо прошествовала из школьного огорода. Я топала к подъезду, размышляя о том, как красиво я «обломала» голову из окна. Было эффектно и полностью соответствовало моим убеждениям о справедливости, силе духа и отстаивании собственного мнения.

Разговоры на эти темы постоянно велись в нашем доме. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», – цитировала мама Мусу Джалиля. Папа тоже не отставал. А в одной книжке для подростков (ух, как радовались родители, что дочка читает не по возрасту взрослые книги!) я нашла, что, имея собственные убеждения о том, что такое хорошо и что такое плохо, нужно стоять на своем и не подчиняться взрослым, если их мнение порядком отличается. Рвать цветы для мамы в школьном огороде было однозначно хорошо и сомнению не подлежало.

Этот эпизод практически стерся из памяти. Его затмила череда важнейших событий моей школьной жизни: прощание с первой учительницей, переход из начальной в среднюю школу, новая классная, новые предметы. Самым притягательным среди них был английский язык и наша добрая преподавательница – дородная полька, которая слегла на месяц в больницу после первой четверти. Нам дали замену.

На уверенных сбитых ногах в класс прошествовала та самая премилая женская голова с четвертого этажа. Она всегда входила победоносно, величественно несла свое упругое нерожавшее тело, густые локоны блондинистых волос и самые модные в школе шмотки. Женщины ей завидовали, мужчины ею восхищались. Еще бы – жена лучшего кардиолога нашего провинциального полесского городка Пинска. Дама, привыкшая убивать взглядом и говорить таким шепотом, что стекла дрожали. Дама, привыкшая любить так, что во рту становилось сладко-сладко.

Она входила в класс, зная, что встретит там меня. А вот я была не готова. Тогда я даже не знала, что она – англичанка, и почти не помнила нашу огородную перепалку. А вот ОНА помнила ее чудесно. Она положила журнал на учительский стол, увидела меня и просверлила таким взглядом, что я невольно попятилась назад и… перевернула цветок за спиной. Он грохнулся на пол, керамический горшок раскололся, земля рассыпалась.

– А сейчас, девочка, вы возьмете совок и веник и уберете все, что натворила одна глупая неосторожная корова. – Она, словно монеты, чеканила слова. Каждое на вес золота. Цельно. С пробой.

Мои убеждения были в одночасье скомканы ее напором.

– Только не плакать, только не плакать, – шептала я себе, собирая веником землю в совок. Но нестерпимо краснели уши от обиды и стыда.

Она вела урок, а я убирала осколки бегонии. Я закончила и тихо села на место, стараясь не столкнуться с ней взглядом. Англичанка подошла, бросила взгляд на пол и, указуя перстом на место преступления, отчеканила:

– Плохо. Встаньте, девочка, и уберите здесь, как следует.

Тогда я еще не знала, что своих любимчиков она называет нежно, протяжно и уменьшительно-ласкательно: Леночка, Мишенька, Володенька, Андрюшечка, Аннушка… А нелюбимчиков просто – девочка или мальчик и подчеркнуто на «вы». Но это обнаружилось прямо на том же уроке, когда я – девочка – сгребала мусор в урну, пока Витечка читал текст, а Дашенька рассказывала стихотворение.

На следующем уроке я была крайне осторожна, и ни одно растение не пострадало. Мы принесли в школу нарисованные дома картинки к новым словам.

– What is this? – спросила меня англичанка, брезгливо вертя в руках мой рисунок.

– Ice-cream, – пролепетала я и почувствовала, как горячие волны крови омывают живот, подкатываются к самому сердцу.

– Нет, это не ice-cream, это какая-то безвкусная мазня. К следующему уроку вы, девочка, должны нарисовать новые картинки, – безапелляционно вынесла вердикт учительница.

Черт возьми, рисовала я отменно. Мне и только мне всегда поручали делать школьные стенгазеты, мои рисунки брали на все школьные выставки. «Честное слово, я не хотела войны», – шептала я, прислушиваясь к горячим волнам около сердца.

На следующем уроке англичанка осведомилась:

– Где ваши новые картинки?

Я протянула ей рисунки.

– Вы что, держите меня за дуру? Это старые картинки. Я видела их на прошлом уроке!

– Вам изменяет память. Они новые.

– Не дерзите мне, девочка. Не с вашим произношением хамить. Не с вашей техникой чтения умничать. Ступайте на место и уткнитесь в учебник.

Я покорно села за стол. Наверное, многим одноклассникам было приятно, как отличницу и любимицу учителей, зубрилку, отчитывает эта англичанка. Они прятали улыбки.

– Что случилось? – спросила мама.

– Все то же. Мы не ладим.

– Хочешь, я схожу в школу, поговорю с ней или расскажу об этом вашей классной – Тамаре?

– Не хочу. Я сама с ней справлюсь. Ты же не сможешь быть рядом со мной всю жизнь. Когда-то надо научиться постоять за себя самостоятельно.

– И как ты собираешься с ней бороться? – включился в разговор папа.

– Не знаю. Может быть, буду ее игнорировать, не замечать, сделаю вид, что ее для меня не существует. А может быть, буду дерзить ей… Не знаю.