Инки. Исторический опыт империи - Юрий Берёзкин

Последствия государственного вмешательства в сельскохозяйственное производство

Помимо роста городского населения, занятого в производстве престижных изделий и в обслуживании знати, перевод общинников в государственный сектор сопровождался еще одной тенденцией, таившей в себе угрозу экономическому благополучию страны. Общины сами себя кормили, так что здесь заботы центральной власти в основном были связаны с перераспределением продукции. В государственном же секторе администрации нередко приходилось вмешиваться и в решение вопросов, касающихся сельскохозяйственного производства. Это увеличивало затраты и заставляло правящую группу делать дальнейшие шаги все в том же направлении. Грандиозная операция по освоению целины в Кочабамбе была предпринята ради покрытия государственных расходов (в данном случае на армию), но в свою очередь и обошлась недешево. Вряд ли удастся когда-нибудь с удовлетворительной надежностью сравнить доходы от расширения посевных площадей с многолетними расходами на строительство дорог, складов, содержание многих тысяч переселенцев и временных работников, а также с убытками, нанесенными депортацией тем районам, откуда происходили митмак. Но если даже с точки зрения государства итог оказывался положительным, эти масштабные эксперименты в области социальной инженерии травмировали и ослабляли инкское общество точно так же, как и любое другое.

Негативные последствия вмешательства государства в сельскохозяйственное производство на первых порах могли оставаться незамеченными лишь потому, что в стране к началу XV века оказалось много свободных земель. В предимперский период, в обстановке ожесточенных военных столкновений, лучшие земли в низовьях долин были заброшены, население сосредоточилось вокруг горных крепостей. (Earle et al., 1986. P. 6.) Пошедший в государственные закрома урожай с этих залежных земель и обеспечил процветание Тауантинсуйю. Однако по мере того как земельный резерв истощался, экономическая оправданность грандиозных государственных сельскохозяйственных проектов становилась все более сомнительной. Об этом свидетельствуют упоминавшиеся следы инкской колонизации в зоне сеха де сельва, где кукуруза не могла давать сколько-нибудь удовлетворительные урожаи.

Социальная структура Тауантинсуйю

Подведем некоторый итог. Социальная структура Тауантинсуйю была в основе своей двухъярусной. Господствующий слой составляла столичная и провинциальная аристократия, жрецы крупных влиятельных храмов. Привилегированное положение этих групп всячески подчеркивалось внешне. Знать носила одежду из ткани кумби, владела изделиями из золота и прочими престижными редкостями, пользовалась для своего передвижения паланкинами, жила в зданиях, построенных из отшлифованных каменных блоков. За высокопоставленными представителями элиты следовали многочисленные администраторы и управленцы более низкого ранга. Они также пользовались привилегиями (освобождение от повинностей и тяжелого физического труда), но их образ жизни не отличался столь резко от образа жизни народа. Кроме курака (общинных вождей) к этой прослойке принадлежали, по-видимому, и выдвинувшиеся при разных обстоятельствах незнатные лица. По уровню благосостояния с низшими администраторами, вероятно, сближались квалифицированные камайок - такие, как мастера по обработке драгоценных металлов, истолкователи кипу и т. п.

Массы непосредственных производителей включали, во-первых, крестьян-общинников, работавших не только на себя, но и на государство, храмы и местных курака, а во-вторых, лиц, оказавшихся от государства (или же храмов, отдельных знатных родов и т. п.) в прямой зависимости. Это зависимое население не было однородно. Самые привилегированные группы по образу жизни сближались с господствующим слоем, а самые бесправные находились ниже крестьян.

Простолюдины и курака в доиспанском Перу не вступали друг с другом в брак. Известный миф с побережья Перу повествует об их разном происхождении: предки знатных родились из золотого и серебряного яиц, посланных божеством с неба, а предки простонародья - из медного. Тем не менее андское общество не было совершенно закрытым, в полной мере кастовым. Возможно, что в будущем социальные перегородки и стали бы менее проницаемы, но до тех пор, пока еще велись завоевательные войны, правящий слой непрерывно должен был подпитываться выходцами из низов. С одной стороны, администраторов просто не хватало, с другой - в смутное, военное время было легче сделать неожиданную карьеру, да и личные таланты и способности в такие периоды больше нужны и больше в цене, чем во времена стабилизации и застоя. Последняя крупная завоевательная кампания, возглавленная Уайна Капаком, была направлена против индейцев чачапоя. Именно в результате ее высокий провинциальный пост достался тогда безродному янакона.

Подчеркнем, что социально-имущественное неравенство в Тауантинсуйю не было обусловлено неодинаковым отношением отдельных общественных групп к средствам производства. Главные из этих средств - земля и скот - находились в распоряжении и общинников, и знати, и государства. Положение каждого человека зависело не от владения им какой бы то ни было собственностью, а от его места в двух достаточно самостоятельных иерархических структурах: во-первых, традиционной, описываемой языком родственных связей и отношений, и, во-вторых, новой, государственно-административной.

Торговцы

Помимо перечисленных, в империи существовали еще две группы населения, не получившие, однако, официального признания и сохранявшиеся как своего рода реликт более раннего состояния общества.

Во-первых, оставались этносы, не вполне инкорпорированные в государственную систему. В основном они были расселены по окраинам империи, но рыбаки уру жили в самом ее центре на озерах Титикака и Поопо. Более близкие из таких народов выплачивали регулярную, а более далекие - нерегулярную - дань натурой. Широко известна легенда, будто бы то или иное дикое племя за неимением ничего лучшего обязано было собирать и отправлять в Куско вшей.

Вторая группа также зафиксирована источниками лишь в относительно периферийных районах. Речь идет о профессиональных торговцах. Те из них, кто жили в долине Чинча на южном побережье Перу, были заняты исключительно во внешней морской торговле, осуществляя связь империи с прибрежным Эквадором. Другие действовали в горном Эквадоре, их называли миндала. Миндала образовывали замкнутую корпорацию и пользовались правом экстерриториальности, безопасно пересекая государственные и племенные границы от западной Амазонии до Тихоокеанского побережья. Собственной сетью зарубежных контактов располагал Пачакамак и, быть может, другие крупные храмы, но об этом наши сведения слишком скудны.

Положение эквадорских миндала и торговцев долины Чинча не было одинаковым. Первых инки, по всей видимости, лишь терпели, постепенно подавляя их деятельность. По данным Ф. Саломона, много лет изучавшего архивные материалы по индейцам Эквадора, чем раньше та или иная провинция этой страны вошла в состав империи, тем меньшую роль в ее экономике продолжал играть свободный обмен. На полное искоренение торговых корпораций на юге горного Эквадора у инков ушло сорок лет. В районе Кито миндала к приходу испанцев уже были сильно стеснены, а в Пасто близ колумбийской границы еще процветали. По-видимому, миндала постепенно переходили в число зависимых от государства людей типа камайок или янакона. Получить статус крестьянских общин они вряд ли могли, так как не имели собственных родовых подразделений с вождями-курака и не занимались ранее сельскохозяйственным трудом. (Inca ethnohistory, 1987. P. 63—77; Native South Americans, 1974. P. 346—357.)

Что касается торговцев Чинча, то их высокий статус был, по-видимому, определен в момент вхождения долины в состав Тауантинсуйю. (La frontera del estado inca, 1988. P. 111—113; Rostworowski, 1970.) Чинча принадлежали к числу тех этносов, которые решительно поддержали инков и обеспечили себе привилегированное положение в империи. Если в прединкский период наиболее высоким культурным уровнем на южном побережье Перу отличалась долина Ика, то расцвет Чинча начинается как раз с середины XV века. Союз инков и чинча был также обусловлен совпадением их экономических интересов. Нуждаясь в заморских товарах (прежде всего в эквадорских раковинах), инки не могли их добыть без помощи прибрежных торговцев, а чинча извлекали выгоду из своего монопольного положения на внешнеторговых путях. В определенном смысле торговцы чинча напоминают голландских купцов в их отношении к Японии времен ее самоизоляции, сохранивших право заходить в Нагасаки, несмотря на закрытые границы сёгуната Токугава.

Внешнеторговые операции чинча не были, вероятно, свободны от государственного контроля, ибо ввозимые культовые и престижные предметы являлись той особой «валютой», свободное хождение которой в империи запрещалось самым строгим образом. Скорее всего, чинча обладали статусом торговых агентов на государственной службе и были близки к камайок высших категорий.