Теневой клуб - Нил Шустерман

Большинство людей думает, что огонь распространяется не так уж быстро, но они ошибаются. Развернувшись, я увидел, что пламя блокирует мне обратный путь, поэтому я побежал вперёд и попал в кухню. Удивительно, но её огонь пока ещё не затронул. Я захлопнул за собой дверь.

Вот теперь я испугался. Испугался по-настоящему. Страх затопил меня с головой, я чуть сознание не потерял от ужаса. Кухню заполнял дым, я слышал треск огня, пожирающего стены. В крохотной кухоньке не было окон, лишь ещё одна дверь. Я подбежал и толкнул её.

Она была заперта.

Отчаянно крутя ручку, я толкал снова и снова, но дверь не подавалась. Я в ловушке! Услышав, как в гостиной взорвался телевизор, я сообразил, что, врываясь в горящий дом, сделал самую большую ошибку в своей жизни. И вот тогда это и случилось.

Я обмочил штаны.

Да, всё верно — я обмочил штаны, и мне не стыдно! Через несколько минут мне предстояло умереть в огне. Ничья психика не выдержала бы такого стресса.

Как бы там ни было, я тогда даже не отдавал себе в этом отчёта — до того был занят, пиная проклятую дверь. И вдруг, ни с того ни с сего, я просто повернул ручку и потянул, вместо того чтобы толкать. Дверь открылась.

«Какой же я дурак!» — подумал я. Это же надо быть таким идиотом, чтобы зажариться насмерть, а всё потому, что я толкал дверь, вместо того чтобы тянуть!

Я выскочил из кухни, захлопнул за собой дверь и оказался в круглой комнате перед винтовой лестницей со стёртыми деревянными ступенями. Я находился в основании маяка.

Позади меня оглушительно взревело пламя, и я понял, что кухня стала достоянием истории; вовремя же я оттуда выбрался. Там, где я теперь стоял, не было ни окон, ни дверей — только старая винтовая лестница. Мне ничего не оставалось, как направиться по ней.

Добравшись до верха, я оказался внутри грязной стеклянной будки — их, насколько мне известно, по-правильному называют «световой камерой», а в обиходе просто «фонарь» — в центре которой стояло собственно световое устройство, не зажигавшееся уже лет сто.

Я сразу увидел Тайсона. Фонарь снаружи огибал узкий уступ, ограждённый перилами; вот на этом уступе и сидел Тайсон, сжимая что-то в руках и раскачиваясь взад-вперёд. Он тоже меня заметил. Я шагнул из фонаря на уступ. Тайсон поднял голову. Его глаза покраснели от слёз, мои — от дыма. Он схватил что-то, валяющееся рядом — кажется, кусок кирпича — и метнул в меня, попав в плечо. Я постарался не заострять внимание на боли.

— Пошёл вон! — выкрикнул он сквозь слёзы. — Убирайся!

И опять что-то швырнул — на этот раз, по-моему, осколок стекла. Я пригнулся, и осколок просвистел через поручни.

— Ненавижу тебя! — заверещал Тайсон. — Ненавижу-ненавижу-ненавижу! Чтоб ты сдох! Я хочу, чтобы ты... вообще никогда не рождался на свет!

Я медленно приближался к нему, он отодвигался, продолжая прижимать к груди какую-то вещицу.

— Тайсон, — сказал я, — огонь уже почти подобрался сюда! Надо придумать, как спастись!

— Нет! Я останусь здесь. Прыгай, если хочешь, мне наплевать!

— Тайсон, я пытаюсь тебе помочь!

— Ага, как же, помочь он пытается!

Я протянул ему руку, но он отвернулся, оберегая от моего прикосновения свою драгоценность.

— Нет! Ты не заберёшь у меня ещё и это!

Он вскочил и побежал вокруг фонаря, я устремился за ним. Так мы и бегали кругами, пока я его не настиг. Он обернулся и бросил в меня то, что прижимал к себе, угодив мне прямо в лоб. Я опять постарался не обращать внимания на боль.

— Ну и забирай! — завопил он. — Забирай, забирай, мне наплевать, наплевать..

Он упал на колени, зарыдал и принялся раскачиваться, а я взглянул на то, чем он кинул в меня. Это была фотография в рамке — та самая, с ним и его родителями; единственная вещь, которую Тайсон взял с собой, прежде чем поджечь дом. Я опустился на колени рядом с ним. Он плакал так, как никогда ещё не плакал.

— Ну что ты пристал ко мне? — бубнил он. — За что ты меня так? За что? Ты никогда не цеплялся ко мне в школе, как другие. А теперь ты хуже всех! Ну и ладно, мне что за дело... Когда огонь доберётся сюда, будет всё равно. Потом все пожалеют!..

— Я уже жалею, Тайсон, — сказал я.

Он всё всхлипывал и всхлипывал, больше не пытался ударить меня или отогнать. Просто сидел и раскачивался взад-вперёд.

Чувствуя странную неловкость, я обнял его за плечи, как будто он был моим ребёнком. Он не перестал плакать.

— Я теперь твой друг, Тайсон, — твердил я. — Я всегда буду тебе другом. Я много наломал дров с тобой и теперь сделаю всё, чтобы ты меня простил!

— Это не я проделывал те трюки! — пробормотал он.

— Я знаю! Я был неправ.

В наступившем мгновении тишины я глянул на себя.

— Нет, ты только посмотри, — сказал я, — я обоссался!

Он метнул взгляд на мои штаны, потом посмотрел мне в глаза, и на секунду мне показалось, что на его заплаканном лице мелькнула улыбка. Я улыбнулся в ответ и сказал:

— Добро пожаловать в клуб, так, что ли, говорят?

Он пожал плечами.

— Давай называть его Пи-Пи клубом, идёт?

Он не ответил.

— Ну же, Тайсон! — сказал я. — Когда все узнают про этот клуб, то уписаются от хохота!

Тут он не выдержал, засмеялся. Это был всего лишь короткий смешок, но... он засмеялся!

Впервые за много лет на старом маяке опять появился свет, но этот свет ни у кого не вызвал бы радости. Огонь охватил основание башни, всё, что там, внизу, было сделано из дерева, стало добычей пламени; из фонаря повалил дым.

— Давай-ка выбираться отсюда, — сказал я, помогая Тайсону подняться.

— Ты иди, — сказал он. — Я останусь.

— Не валяй дурака. — Я глянул через поручни. — Какая здесь высота?

— Приличная, — буркнул Тайсон.

Да, до земли было далеко. Но огонь уже лизал внутренность фонаря. Жилище, опоясывающее маяк, пылало вовсю, а это значило, что спрыгнуть можно было только с той стороны, что выходила на море. Языки пламени вырвались из фонаря, и Тайсон проворно перебрался через поручни. Я пока не последовал его примеру — побежал на другую сторону башни, схватил портрет, разбил стекло и вынул фотографию.

Тайсон всё ещё висел на уступе, цепляясь за поручни, когда я вернулся к нему. Я перелез на ту сторону, и мы замерли, а огонь взвивался всё яростней. Я вспомнил, как стоял когда-то на пятиметровой вышке в бассейне. Я торчал на самом краю добрых десять минут, пока не собрался с духом для прыжка. Сейчас времени на это не было.

— На счёт три! — сказал я. — Раз... два... три!

Мы оба отпустили поручни и не глядя канули вниз, ударились о наклонную стену башни и заскользили по ней. Камень раскалился от внутреннего жара. Мы свалились прямо в низкий кустарник, окружавший маяк; заросли смягчили наше падение, но не остановили его. Полоска кустов кончилась, и мы продолжали кувыркаться по скале, спускавшейся в океан. Откос не был слишком крут, но зазубренные камни — не очень приятная подстилка. Наконец мы остановились на самом краю, над океаном. Тайсон, катившийся спиной вперёд, размозжил бы себе голову, если бы, к счастью, не приземлился на меня.

Я взглянул вверх — маяк, казалось, возвышался где-то невероятно далеко. Невозможно поверить, что мы проделали такой долгий путь способом «голова-ноги» за столь короткое время.

Сейчас, во время прилива, скалы были мокрыми и скользкими, ветер казался настоящим ураганом, волны внизу яростно бились о камни, вода фонтанами вырывалась из щелей, словно из дыхала кита. О том, чтобы забраться обратно на утёс, можно было забыть; шторм набирал силу, валы достигали по меньшей мере десяти футов в высоту, так что этим путём тоже не спастись.

Очередной волной нас подбросило вверх и швырнуло на скалы; ошмётки пены брызнули во все стороны.

— А-а! — завопил я. Ох, как больно! Такие волны обращают камни в песок, и скоро они размолотят нас в пыль, если мы ничего не предпримем.

Наверху прогремел взрыв.

— Берегись! — услышал я крик Тайсона. Взорвался маячный фонарь, осыпав всё вокруг градом тяжёлых стеклянных осколков.

Стеклянная картечь и горящие куски древесины падали кругом. Наверху деревянный каркас дома подкосился, горящие балки, похоже, вот-вот покатятся по склону прямо на нас. Надо убираться! Единственной возможностью спасения оставалась вода.

— Но я не умею плавать! — вскрикнул Тайсон.

— Знаю, — откликнулся я и в это мгновение увидел, как к нам приближается ещё одна гигантская волна, самая зловещая из всех — вздымается, закрывая океан от наших взоров. — Зато я умею. Держись за меня! Я не позволю тебе утонуть.

Волна накатила прежде, чем мы успели сообразить, как действовать. Тайсон обхватил меня за пояс, и мы очутились под водой. Вал протащил нас по камням, затем бросил назад; нас крутило и швыряло во все стороны, пока я вообще не утратил понятие, где верх, где низ.

Когда моя голова вынырнула на поверхность, нас отнесло в ледяное открытое море, ярдов за сто от берега — долгих сто ярдов. Я сбросил ботинки и, таща за собой отплёвывающегося, кашляющего и захлёбывающегося Тайсона, погрёб к берегу. Тайсон изо всех сил цеплялся за мой ремень. В этот момент я отдал бы все сокровища мира за то, чтобы быть Дрю Лэндерсом или хотя бы Рэндалом; сильный пловец справился бы с задачей куда лучше меня.