Киевский лабиринт - Иван Любенко

— Не волнуйтесь, господа, — проговорил Ардашев. — Я найду человека, который стоял за Непорецким. Правда, теперь, после его смерти, это будет сделать несколько труднее.

— Что вы имеете в виду? — встрепенулся Ткаченко.

— Видите ли, вчера я предполагал, что отыщу этого субъекта сегодня-завтра. Но после того, что здесь произошло, мне, вероятно, понадобится на день-два больше.

— Це зовсім не проблема — день-два… Ми шукаємо його вже місяць.

— А может, все-таки вы поделитесь с нами своими соображениями? — осведомился следователь. — Как говорится, одна голова хорошо, а две — лучше.

— К сожалению, господа, я не имею привычки выставлять напоказ свои догадки. Потерпите немного, придет время, и вы вместе со мной арестуете преступника. А пока мне не хватает нескольких завершающих штрихов для того, чтобы дорисовать портрет главного злоумышленника.

— Что ж, — вздохнул Имгарт, — воля ваша. Однако хотелось бы, чтобы череда этих убийств наконец закончилась.

— Поверьте, Владимир Павлович, я тоже этого хочу. Но не в моих силах предотвратить все преступления на свете. К тому же противник наш очень умен и дерзок. И вполне возможно, он опять попытается свести счеты со мной, — Ардашев развел руками и добавил: — Всякое может случиться.

— Ладно. Даст бог, все образуется, — вымолвил коллежский секретарь и, выглянув в дверь, заметил: — Фотограф и судебный врач уже закончили работу. Трупы увозят. Да и нам, панове, пора на службу…

Судебный следователь вытер салфеткой рот, поднялся из-за стола и, обращаясь к Могилевскому, сказал:

— Спасибо за хлеб-соль.

— Не за что, господа, не за что, — тихо вымолвил отставной статский генерал, который все еще никак не мог прийти в себя (о чем говорило его бледное, как писчая бумага, лицо).

— До побачення, — кивнул на прощание сыщик.

— Всего доброго, господа, — ответил Могилевский.

— Думаю, еще увидимся, — проронил Каширин.

— Честь имею, — попрощался Клим Пантелеевич.

Когда передняя опустела, Терентий Петрович, глядя на дыру в двери, произнес:

— Прости, Клим, что иногда бывал к тебе несправедлив. Все ошибаются, и я — не исключение…Рискуя жизнью, ты спас от верной гибели не только себя, но и всех нас. И за это я тебя искренне благодарю. — Он обнял Ардашева.

— Ну что ты, Терентий. Брось, я тут ни при чем. На все воля божья. Пойдем в столовую. Надобно наших дам успокоить.

— Пока заменят дверь и приведут в порядок переднюю, предлагаю прокатиться вчетвером на моем авто. Поедем к Днепру, а? Кстати, Вероника говорила, что ты неплохой chauffeur.

— Замечательная идея, — улыбнулся статский советник. — Сейчас свежий воздух всем бы пошел на пользу.

Не прошло и получаса, как в квартире осталась лишь одна горничная. Смерть снова прошла стороной и не дотянула свои костлявые руки до Ардашева. «Стало быть, я еще нужен на этом свете», — мысленно рассудил Клим Пантелеевич, усаживаясь за руль «Рено».

24. Успехи службы «III-В»

«Я думаю, что пройдет не сорок лет, а едва ли даже сорок месяцев до падения русского режима».

Берн всегда красив, а в начале лета — особенно. Тихий, спокойный город с мягким климатом и благожелательными горожанами очень нравился Владимиру Ульянову. Именно сюда он прибыл на условленную ранее встречу с Александром Кескуэлой, эстонским социал-демократом и платным агентом немецкой разведки.

Известия из России, полученные от Ульянова, его не радовали. Русские войска под началом генерала Брусилова продвигались к Тернополю и Черновцам, перешли Стрыну и Днестр. Общее число потерь австро-венгерских войск, включая пленных, достигло ста пятидесяти тысяч человек. Это было второе крупное поражение австрияков после Галицийской битвы в августе — сентябре 1914 года, когда главнокомандующий юго-западным фронтом генерал Николай Иванов «уменьшил» силы противника на четыреста тысяч человек и взял Галицию. Но потом русскую армию преследовали досадные неудачи. На фронтах не хватало снарядов, патронов, амуниции. Россия несла потери. Пришлось отступать. Однако теперь, оправившись от поражений, страна накопила силы для решительного и бесповоротного перелома на фронтах.

Мечта о мировой катастрофе с последующим тотальным разгромом России не давала покоя Ульянову уже давно. Еще в январе 1913 года он писал Горькому: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей Восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иосиф и Николаша доставили нам сие удовольствие». И вот сейчас, когда мировой пожар разгорелся и классовая борьба «с ее необходимым превращением в… гражданскую войну» вполне могла стать явью, российские газеты трубили о победах этого Брусилова. Они просто сошли с ума от своего патриотизма!

О сотрудничестве с отделом «III-B» сорокашестилетний Владимир Ульянов не распространялся. Если бы об этом стало известно в кругах социал-демократов, то его политическая карьера завершилась бы немедленно. Скорее всего, русская разведка, имевшая своих агентов и среди эсдеков, расправилась бы с ним, как со шпионом, при первой же возможности. Именно поэтому он отказался от встречи с германским посланником в Берне бароном Гисбертом фон Ромбергом. Его заменил эстонский националист и агент отдела «III-B» Александр Кескуэла.

Завидев знакомое лицо у столика уличного кафе, Ленин снял котелок и уселся напротив.

— Как вам погодка? Замечательная, не правда ли? — радостно выговорил он и тут же заказал официанту кружку светлого «Lagerbier».

— Да, совсем невоенная, — согласился визави и тоже распорядился принести пива.

— Слышал я, что в Киеве Наум погиб, — отхлебывая хмельной напиток, осведомился Ульянов. — Это так?

— Да.

— Очень жаль. Он был стойкий борец и преданный товарищ.

— Не только вы несете потери. Идет война, и Германия сделает все возможное, чтобы ваша партия захватила власть в России. И это не пустые слова. В ближайшее время вам передадут настоящую типографию, купленную в Петрограде на германские деньги. За нее уже уплачено двести шестьдесят тысяч рублей. Так что еженедельный тираж «Правды» и других газет может быть увеличен до полутора миллионов экземпляров.

— Это решительно хорошая новость!

— Газета и листовки должны распространяться не только на заводах и фабриках, но и на фронте, среди солдат. Призывы к миру, к прекращению войны — основное содержание статей. Пусть солдаты бросают оружие и едут домой пахать и сеять. Хватит, навоевались.

— Да-да, батенька! Это единственный способ, с помощью которого пролетариат может вырваться из шовинистического угара и, направив свое оружие против буржуазии, начать гражданскую войну внутри страны… Мы уничтожим всех мироедов до единого! И вы лично сумеете в этом убедиться. Вот попомните мои слова!

— Мои немецкие товарищи считают, что наши личные контакты следует сократить до минимума. Русская разведка в Берне не дремлет. И потому мне поручено передать вам главное условие: вашей партии помогут прийти к власти, но в таком случае вы, став во главе государства, должны будете сразу же заключить со всеми сегодняшними противниками сепаратный мир. Кроме того, Россия обязана будет предоставить право на самоопределение всем своим национальным окраинам. И я, как эстонец, искренне этого желаю. А потом Россия окажет всяческое финансовое и военное содействие Германии для завоевания Индии.

— Охохонюшки-хо-хо!.. Ну и аппетиты у Вильгельма! Как бы он не поперхнулся Индией…

— Итак, вы принимаете эти условия? — не замечая едкой иронии, спросил Кескуэла.

— Зачем задавать вопрос, на который есть вполне очевидный ответ?.. Да, я согласен.

— Прекрасно. Я так и передам господину барону. Он, кстати, с пониманием отнесся к вашему отказу встретиться с ним. Осторожность в нашем деле — превыше всего. Честь имею кланяться. — Эстонец поднялся, махнул рукой извозчику и укатил.

Ульянов заказал вторую кружку «Lagerbier», выпил не спеша, оставил на столе мелочь и зашагал в сторону колокольни Цитглоггетурм. Вокруг нее, со стороны старинных часов, уже толпились зеваки.

За четыре минуты до полудня показался золотой петух, который тут же разразился металлическим «ку-ка-ре-ку», за ним выехал шут и ударил в колокольчики. Потом появились медведи — символ Берна. Горожане, глядя на механическое представление, повторявшееся изо дня в день уже сотни лет, останавливались и улыбались друг другу как дети, точно видели это впервые.

Будущий глава большевистского государства не слышал сказочных звуков. Ему было не до улыбок. Он торопился на съемную квартиру. Впереди было много дел.

Майор Николаи выпил рюмку французского коньяку, закурил сигару и откинулся в кресле. День закончился, и он был доволен его результатами. Как следовало из рапорта капитана Нассе, вербовочная беседа с одним из соратников русского большевика Ульянова прошла успешно. Этот человек согласился на все условия и, получив, нужные инструкции, выехал в Россию через третью страну. Он направится в Закавказье, и уже там, в Тифлисе, начнется новый этап операции «Фальшивая Екатерина». Как только все будет готово, он даст телеграмму в Одессу на условленный адрес. После этого оборудование будет погружено на поезд и отправлено. Впрочем, в зависимости от ситуации, инструкции могут быть изменены на месте. Теперь денежный станок заработает на полную мощь, и экономике врага будет нанесен значительный ущерб. Да и большевики с их отменной дисциплиной и конспирацией — не чета уголовникам. Ведь каторжники безнравственны. К тому же некоторые из них заражены патриотической заразой. Полагаться на такое отребье опасно… У большевиков же в Тифлисе весьма сильные позиции. Да и Румыния, судя по всему, недолго останется в состоянии «вооруженного ожидания». После успехов русского генерала Брусилова правительство Ионелы Брэтиану все больше идет на поводу у русского императора. По прогнозам немецкой разведки, уже через два-три месяца оно может объявить войну Австро-Венгрии. И тогда отработанный канал поступления фальшивых купюр в Россию прервется. «А пока румыны выторговывают у стран Entente выгодные условия вступления в войну, мы должны закончить все приготовления как можно скорее, — мысленно рассуждал Николаи. — А этот Ардашев действительно оказался крепким орешком. Жаль, что не удалось его убрать. Именно из-за этой неудачи и пришлось начинать второй этап операции «Фальшивая Екатерина» раньше запланированного времени».