Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

– Ты меня просто убила, – наконец выдавила Марта.

– А ты представь, каково было мне. И если бы он хоть страдал от недостатка любви дома… но любовь ему была не нужна. Ему был нужен разнузданный секс. А я не пожелала делить постель с толпой незнакомок.

– Да уж, причина для развода серьезная.

– Но и она не единственная. Да, он в конце концов пустился во все тяжкие, пошел по проституткам, но до этого тоже было много всего. Я нуждалась в его поддержке, мы жили трудно, а он… Ты спросишь, зачем терпела? Мы часто закрываем глаза на неприятные вещи, не хотим нипочем верить, а потом уже поздно отбегать в сторону – накрыло волной, и не ты действуешь, а тебя тащит по гальке. Его откровенный разврат был последним ударом. Так сказать, контрольным выстрелом.

– А если бы он не стал так откровенно блудить, ты разошлась бы с ним?

– Как часто я себя об этом спрашиваю… Думаю, я рада своему одиночеству. Освобождению. Я выиграла у жизни немного времени и независимости. Мне трудно, но это я живу и это моя жизнь.

Марта пылко бросилась на шею Эльзе, и они обнялись и какое-то время сидели молча.

– Эльза! – Марта впервые назвала ее по имени, не добавив «тетя». – Ты как думаешь, встретим мы с тобой своих мужчин?

– Про себя не знаю, а вот за тебя уверена, – ответила та.

Племянница выскользнула из ее объятий и посмотрела Эльзе в лицо.

– А я считаю, что ты встретишь наверняка. – И поцеловала в щеку.

Обе чувствовали себя теперь увереннее, бодрее. Узнать о чужих страхах, понять свое сходство с другими – это уменьшает нагрузку одиночества, придает сил.

– Он должен быть настоящим мужчиной, правда, тетя Эльза?

– Это зависит от тебя.

– Как?

– От того, настоящая ли ты красавица!

Обе рассмеялись – уже не как старшая и младшая родственницы, а как равные. Как сестры или подруги. Как друзья.

Глава 9

Роща

Утром Давид вышел на улицу, подальше от любознательных перламутровых ушек Сильвии. Воспользовался тем, что она сидела в старинной смешной ванне на золоченых львиных лапах, покрытая пеной, и ускользнул. Он напряженно вслушивался в гудки своего мобильника. Переадресация вызова… устанавливалась связь с Мадридом. Давид звонил шефу.

О ране на голове он не сказал жене ничего. Пусть думает, что в ту ночь он так и заснул до утра у нее под боком. Утомленный вид и круги под глазами пусть объясняет себе его плохой акклиматизацией в горах. Не ходил он искать никакого предполагаемого писателя, не лазал ни на какой дуб и не падал с него на грузовик, не видел отвратительной постельной сцены и не получал дубиной по башке. Не было этого ничего. Включая обработку раны на голове некоей милосердной женщиной. Не был он у нее, на софе не сидел, виски не пил, на пижаму в медвежатах не пялился.

Вот почему, вернувшись в пансион, Давид сначала аккуратно причесался, скрыв рану под волосами, ту самую, которой он никак не мог получить, потому что провел всю ночь в постели с женой. В общем, формально говоря, он не лгал. А говоря по совести, лгал. Очередной раз.

Эльза, секретарша Коана, попросила его минуту подождать – она спросит шефа, может ли он взять трубку. Почти сразу в трубке послышался голос Коана:

– Ну что, Давид, нашел ты моего отца?

Коан настоял, хотя Давид поморщился, чтобы они применяли условный код при разговорах по телефону на случай возможной прослушки врагами. По их легенде, человеком, которого искал Давид, был престарелый отец Коана, пропавший несколько дней назад.

– Пока нет. Возникли затруднения. Я уже думал, что нашел его, оказалось – не он.

– Правда? Будь внимателен. Помни, он непрост. Спрячется – не найдешь. Он ведь отнюдь не дурак, мой отец. – И закончил фразу, добавляя комических красок в их балаган: – Как, впрочем, и его сын.

– Я убедился, что это не он. Ошибка исключена. Придется продолжить поиск.

– А в чем затруднение? Обнаружились другие люди с теми же особенностями, что у отца?

– Да, я нашел еще одного.

– И что? Проверил его?

– В дальнейшей проверке нет нужды. Я убедился – и это не он.

– Точно? Мы ничем не должны пренебрегать.

– Это ребенок десяти лет. На следующей неделе день рождения.

– Ясно. Что намерен делать дальше?

– Искать того, кто подпадает под описание вашего отца.

– Правильно. Только вот что… я на этой неделе собираю семейный совет, понимаешь? И все мы жаждем видеть отца и его работу. Ты меня понял?

– Очень хорошо понял, сеньор Коан.

– Звони сразу же, как появится какой-нибудь результат, – распорядился шеф.

– Конечно.

Коан отключился, не попрощавшись. Давид положил телефон в карман и устало опустил голову. После сегодняшней ночи и беседы с шефом он чувствовал себя шпионом, едва выжившим на холоде.

Телефонный звонок и обильный завтрак, а дальше что? Давид не знал, чем заняться. Правильно им сказали: городок очень тихий. Хоть иди по улице, стучась во все дома подряд и спрашивая, не живет ли тут кто-нибудь шестипалый и не покажет ли он свою пишущую машинку. Давиду почему-то казалось, что если он и найдет Мауда, то случайно, почти без усилий. Судьба должна была сама все сделать – ему оставалось ждать в нужном месте и в нужный час. Размышляя об этом, Давид согласился прогуляться с женой в ближайшую рощу. Сегодня он наконец-то правильно обулся – в удобные прочные ботинки. Каменистые тропинки, столь красивые издалека, были настоящим мучением для человека в городских туфлях.

Роща оказалась диким, густым сплетением елей и буков. Иногда на пути возникал сосняк, освещая темную чащу золотистым светом своих стволов и яркой зеленью хвои. Вздымаясь на тридцать метров над головами, сосны заставляли людей чувствовать себя лилипутами, потерявшимися в мире гигантов. Словно домашнее растеньице на подоконнике вдруг выросло до небес и погребло их под своей кроной.

Исполинские корни елей покрывал изумрудно-зеленый мох. Стволы сосен с шершавой, сочащейся смолой корой напоминали слоновьи ноги. Особенно поражали ели: они причудливо сплетались с буками и мерцали в серебристо-зеленом сумраке своими почти белыми от смолы стволами, придавая лесной чаще вид древний, чуть ли не мифологический. Давид вспомнил, что комочки смолы на их стволах с античных времен ценились за исцеляющие и бальзамические свойства.

С каждым шагом в глубь этого огромного лесного мира они с Сильвией все больше терялись во времени и пространстве. Было ясно, что деревьям они безразличны, вместе с их волнениями и нуждами, с бессмысленной погоней неизвестно за чем. Они, люди, забредшие под ветви, значили для рощи меньше, чем дождь и холод, а дождь и холод деревья принимали совершенно спокойно.

Сильвия, сама предложившая прогулку, теперь жаловалась на все подряд, и особенно на тяжелую обувь, которая ей, привыкшей к легким городским туфлям, казалась ужасно неудобной.

– Присядем хоть на минутку. Чертов камень! Ой, я сейчас умру. Если не сниму обувь сию же минуту…

Они сели, Сильвия разулась и растерла усталые ноги.

– Ох… наконец-то… какое облегчение. Знала бы, взяла бы теннисные туфли. Слушай, вот эти крокодилы у меня на ногах, они называются горные ботинки, то есть специально, чтобы в них здесь ходить? И как люди это выдерживают?

– Наши ноги изнежены городом. Мы не привыкли ходить в тяжелой обуви на большие расстояния. Тем более по склонам, камням и буеракам.

– Но ведь по земле ходить должно быть легче, чем по асфальту, она же мягче?

– Мягче, но неровная. Мы больше напрягаем мускулы, чтобы сохранять каждую секунду равновесие, и от этой непривычной для мышц работы возникает усталость.

Сильвия запрокинула голову вверх, вглядываясь в сплетение ветвей. Давид же залюбовался красивой линией ее шеи и губами, изогнутыми в легкой улыбке.

– Как много есть разных мест, Давид!

– Если ты о том, почему именно сюда мы поехали в отпуск, то я уже говорил, что…

– Нет-нет. Разные места не только тут, – она обвела рукой окружавшие их камни и стволы деревьев, – но и здесь, – Сильвия поднесла ладонь ко лбу. Давид кивнул. – Сколько лет ты не чувствовал такого покоя?

– Не припомню даже.

– И я не помню. Знаешь, эти люди, камни в фундаментах их домов… не могу объяснить, но что-то я здесь чувствую такое…

– Что же?

– Не знаю, как объяснить. Я вспоминаю мессу в маленькой древней часовне, слушателей в таверне… Они живут не так, как мы. По-своему. Это другое место и другая жизнь.

– Естественно.

– А почему они так могут, а мы нет? А мы прогибаемся и ломаемся и живем по навязанным нам мучительным правилам…

– Да. На нас социум давит больше. Мы должны подчиняться сотням необходимых законов.

– Но ведь они в том же обществе, что и мы! С Интернетом, с телефоном, телевизором!

– Я думаю, что большой город – иная форма социума. Он сильнее давит на нормальную психику, больше уродует ее. Взять одно только метро или высотки, кишащие людьми.