Красный снег - Александр Пензенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пальто. Я в нем был в Поповщине на похоронах. В нем чуть не сгорел.
Филиппов вопросительно посмотрел на помощника, но тот отмахнулся.
– Пустяки. Пальто пропало. А веревка с узлом в кармане.
Снова скрипнула дверь. Зина, укрытая с головой шалью, стояла на пороге и удивленно смотрела на ночных визитеров.
– Костя. Владимир Гаврилович, вы простите мне, что я в таком виде…
Филиппов поднялся, кашлянул смущенно в кулак.
– Полно вам, Зинаида Ильинична. Это мы тут, как башибузуки какие, налетели ночью. Нам и извиняться. А вашей юности любой вид к лицу.
– Зина! – бесцеремонно прервал поток любезностей Маршал. – Где мое пальто? С меховым воротником!
– Пальто? Я его вывесила на черную лестницу. Чтоб проветрилось – оно же все гарью пропахло.
Маршал сорвался с места, через минуту вернулся с обрывком веревки в руках, протянул Филиппову.
– Такой?
Владимир Гаврилович покрутил в руках узел, пожал плечами.
– Наверное. Мы же к уже освобожденным жертвам приезжали, про мудреные узлы только с их слов знаем.
Константин Павлович разочарованно опустил голову.
– Так, может, они и не морские были, а просто тугие?
– Не может. Если б кто один отметил их мудреность, могло бы так быть. Но все ограбленные про узлы говорили. Это в опросных листах отражено. Так что ложитесь-ка спать, голубчик. Теперь, прежде чем с господином Жоржиком беседовать, нам с вами предстоит изрядно поработать. Утром и приступим, а наши гости пусть пока головы ломают, почему мы с ними разговаривать не торопимся.
* * *
27 февраля 1912 года. Санкт-Петербург, Казанская полицейская часть. 9 часов 11 минут
Еще не успели погаснуть фонари, как план действий был не только составлен, но и начал претворяться в жизнь. Во-первых, подготовили запрос в морское ведомство с просьбой предоставить доступ к личным делам ненайденных бунтовщиков с «Потемкина», и агент со свежими фотокарточками задержанных убежал в канцелярию градоначальника за благословляющей визой. Во-вторых, усадили педантичного Кунцевича за сличение списков похищенного с дач с изъятым в «Муроме». В-третьих, отправили Марченко в порт, снабдив для образца узлом из Поповщины и наказав вернуться с полудюжиной таких же – их планировалось предъявить потерпевшим для опознания вместе с найденными вещами.
Первым закончил свою часть Кунцевич: все столовое серебро было рассортировано по наборам и по предполагаемым преступлениям, каждое украшение пронумеровано и отснято. Аккуратный ротмистр теперь, бормоча в усы проклятия, пытался оттереть белый магниевый налет со стола, а полицейский фотограф поспешил скрыться в своей темной лаборатории с клятвенными заверениями изготовить как минимум один экземпляр карточек до полудня.
К полудню же вернулся Марченко и вывалил на стол начальнику ворох веревочных обрезков, завязанный точь-в-точь как привезенный Маршалом узел.
А к трем часам дня появился и отправленный в морское ведомство агент Андронников с пакетом, запечатанным сургучом, с надписью: «Г-ну Филиппову В. Г. в руки под личную ответственность». Под сломанной печатью оказались четыре карточки с фотографиями и записка с просьбой сделать в случае необходимости фотокопии и вернуть оригиналы не позднее четверга. Внимательно прочитав каждый листок, Филиппов раздал дополнительные поручения:
– Роман Сергеевич, протелефонируйте профессору Привродскому в клинику, может, он сумеет сейчас к нам приехать. Предъявим ему наших арестантов. А вы, Константин Павлович, распорядитесь привести сюда господина Жоржика – попробуем начать с самого сложного разговора.
Жоржика завели в кабинет, сняли наручники и усадили на стул. Ночь, проведенная в камере, никак не отразилась ни на его внешности, ни на поведении – ни тебе теней под глазами от бессонной ночи, ни беспокойства во взгляде, лишь щеки посинели от проступившей щетины. Бандит молча сидел, потирал руки там, где минуту назад были стальные браслеты, и морщился.
– Не переигрывайте, господин Вдовиченко. – Филиппов подвинул к Жоржику коробку с папиросами и спички. – Вы в наручниках были пять минут, а жестикуляции и пантомимы – будто всю ночь в них провели.
Услышав фамилию, задержанный посерьезнел, вытащил папиросу, прищуриваясь, прикурил, разогнал ладонью дым.
Филиппов продолжил:
– Итак, голубчик, давайте я вам расскажу ваше будущее.
Жоржик хмыкнул.
– Я гадалкам не верю.
– А я гадать и не собираюсь. Все, что я вам скажу, может сбыться. И что-то сбудется наверняка. От вас зависит, что именно. Потому как у вас всего три пути. Как у богатыря. Пойдете, ну, скажем, налево – там вас ждет трибунал, матрос Вдовиченко. И вас, и ваших сослуживцев с «Потемкина»: матросов Дмитрия Матушкина и Рамиля Хабибуллина и боцмана Силантия Рябченко. За дезертирство точно, за участие в бунте возможно. Лет восемь каторги. Но от трибунала я вас избавлю.
Вдовиченко шутовски поклонился.
– Не торопитесь благодарить. Слушайте, что еще может случиться. Пойдете направо – а там гражданский суд за ограбления. Похищенные вещи уже идентифицировали, хозяева их тоже опознают. И вас опознают. Но есть еще и третья дорога, и я планирую вести вас именно по ней. Хотите узнать, что там?
Вдовиченко затушил о подошву папиросу, спрятал окурок в карман, но снова промолчал.
– А там, по прямому пути, светит вам каторга пожизненная.
– Это за ложки-вилки да за то, что побоялся за побег из матросов повиниться? Не многовато насчитали? – не сдержался-таки Жоржик.
– За ложки многовато. И за дезертирство тоже. А вот за убийство купца Симанова с семьей в самый раз.
Жоржик вскочил, но Маршал тут же усадил его обратно.
– Какого купца?! Чего вы мне еще вешаете?! За цацки свое отстрадаю, а за чужие дела, благодарю, воздержуся!
Филиппов поднял руку, и матрос сразу осекся.
– В селе Поповщина Порховского уезда в прошлый понедельник, ночью, убили всю семью торговца льном Осипа Симанова. Всю семью. И работника, – повторил Владимир Гаврилович, дважды нажав на слове «всю». – Симанова с сыном и батраком зарезали, а сноху с детьми зарубили топором. Шестерых детей. Топором. Старшему было семь. Младшей три.
Жоржик судорожно сглотнул, дернул подбородком. Филиппов продолжил размеренно-монотонно:
– Мужчин связали тем же узлом, что вы связывали своих дачных жертв. Константин Павлович, – Филиппов указал на стоящего у двери Маршала, – обнаружил на месте преступления окурки папирос. И еще одну улику. Помимо этого есть два свидетеля, которые видели вас на станции и в Поповщине. Завтра их привезут в Петербург, и я уверен, что они вас узнают. Поверьте, суду хватит доказательств. Скажете что-нибудь?
– А то! – взвился Жоржик. – Да такой узел кажный рыбак знает, тоже мне удумали! Вон, не поленитесь, езжайте до Ладоги да там покажите людям. Враз вам навяжут всякоских узлов! А свидетелей своих тащите, в харю им плюну,
