Эмиграция (июль 2007) - журнал Русская жизнь

Вообще, ненависть, царившая в эмигрантских кругах, абсолютно необъяснима. Практически делить этим людям было нечего. Все разногласия из каких-то высоких сфер духа. Ну, разве что антисемитизм. Так это дело житейское. Нет, возникали фракции и боевые отряды. Серьезно шутили, что у нас есть парижский обком и вермонтский ЦК.

Цензура в прессе была не хуже советской. Напечатать в «Русской мысли» что-нибудь даже тихо неодобрительное о Солженицыне или людях его круга было невозможно. И еще все время возникали какие-то мрачные слухи. О Синявском говорили, что он попал в лагерь по заданию КГБ. Обо мне рассказывали, что я каждую неделю тайно посещаю Москву и привожу оттуда инструкции по внесению раскола в ряды эмигрантов. Разумеется, главная тема - стукачество. Я должна признаться, что об этом так много не говорили даже на диссидентских сходках в Москве. Тема стукачества меня особенно развлекала. Помнится, однажды знаменитый филолог Ефим Эткинд долго мне рассказывал, что Владимир Максимов наверняка агент советской охранки. И так темпераментно он это говорил, что в конце концов сам, кажется, поверил. Я слушала, слушала и отвечаю: «Ефим Григорьевич, Максимов не агент, Максимов просто сволочь, а это совершенно другая профессия». Вот в таких страстных дискуссиях и проходила наша эмигрантская жизнь.

Вообще, только в эмиграции начинаешь действительно осознавать простую истину. Все беды отечества не от Запада, не от Востока, не от большевиков, они заложены в нас самих, в национальном характере, если хотите. Поэтому я и родила афоризм, который сейчас вошел чуть не во все энциклопедии и даже в книгу под названием «Мысли великих женщин»: «Эмиграция- это капля крови нации, взятая на анализ». Я, конечно, таким признанием очень горжусь, но, честно говоря, этот афоризм - чуть ли не единственное, что я вынесла из эмиграции как таковой. В остальном все как было, так и осталось. Никакой перемены сути. Особенно это ясно сейчас, когда все ушло и представляет исключительно академический интерес.

Записал Юрий Арпишкин

* СВЯЩЕНСТВО *

Преподобный Сергий Радонежский

18 июля (5 июля по ст. ст.)

О значении преподобного Сергия Радонежского для русской жизни свидетельствует такой факт: пересказ его жития приводился в насквозь атеистических советских школьных учебниках истории. Не будет преувеличением сказать, что Сергий - один из тех, кто создал Россию и на ком она до сих пор держится.

Преподобный Сергий (в миру Варфоломей) родился 3 мая 1314 года в семье ростовских бояр Кирилла и Марии. Сохранились предания о детстве будущего святого. Все жития описывают его склонность к аскезе (еще ребенком Варфоломей отказывался от пищи по средам и пятницам). Известна история о затруднениях Варфоломея в учебе (не мог освоить чтение) и чудесном преодолении этих затруднений: отрок встретил в поле неизвестного монаха, который дал ему частицу просфоры, и в тот же день Варфоломей поразил родителей уверенным, без запинки, чтением Псалтири.

После смерти родителей Варфоломей вместе с братом Стефаном поселился в глухом лесу в десяти верстах от Радонежа. Там братья своими руками срубили келью и небольшую церковь. Нынешний величественный комплекс Троице-Сергиевой лавры начинался с этих маленьких деревянных строений в лесной чаще.

Сергий долгое время подвизался один (Стефан перебрался в Москву) в лесу, населенном дикими зверями. Они часто приходили к иноку, не причиняя ему вреда. Особенно повадился ходить к Сергию некий медведь, с которым подвижник делил свой скудный хлеб.

Как это часто бывало на Руси, подвиг не остался незамеченным. Постепенно вокруг Сергия сложилось братство из двенадцати иноков. Сергий занимался тяжелым физическим трудом наравне с остальными монахами. Братии еле удалось уговорить его принять священнический сан и игуменство.

Личность преподобного Сергия была настолько масштабна, что его свершения оказались замеченными в Константинополе. Подумать только - весть о затерянном в северной глуши небольшом монастыре и его игумене дошла до Вселенского Патриарха. И это притом, что греки никогда не были склонны переоценивать достижения «варваров». Патриарх Филофей прислал преподобному грамоту, в которой благословил русского подвижника на устройство общежительного монастыря со строгим уставом.

Здесь невозможно даже кратко перечислить чудеса, происходившие по молитве преподобного Сергия. К нему в монастырь стекались толпы жаждущих исцеления и другой помощи. Еще при жизни радонежского игумена народ почитал его наравне с великими святыми древности, однако гигантская популярность ничего не изменила в этом молчаливом аскете. Слава и власть его совершенно не интересовали; так, несмотря на настойчивые уговоры митрополита Алексия, игумен наотрез отказался от архиерейства.

Его не обошла стороной и большая политика, как он ее ни чурался. Перед походом, триумфально завершившимся Куликовской битвой, к преподобному приехал помолиться вместе с ним великий князь Димитрий Иванович. Сергий Радонежский благословил его на битву, пообещал спасение от смерти, предрек победу и дал в помощь князю двух иноков Пересвета и Ослябю. По слову преподобного все и сбылось: величайшая победа русского воинства стала величайшим торжеством православия.

С Сергия Радонежского начинается небывалый расцвет русского монашества. Россия покрылась сетью монастырей, основанных учениками преподобного. Именно тогда к слову «Русь» добавился эпитет «Святая», именно тогда сформировался характерный тип русского святого - аскета, молитвенника, готового поселиться в самой дикой глуши, одновременно устраняющегося от мира и несущего миру свет. Именно тогда преподобного Сергия стали называть Игуменом Земли Русской.

Дмитрий Донской, Куликовская битва, Святая Русь - казалось, Сергея Радонежского должны были приватизировать атомные православные. Так нынче называется околоцерковная общественность, искореняющая мирское зло. Подобно протестантской церкви, они строят гражданское общество как царство Божие на земле, - шумно, жирно, скандально метя окружающую территорию. Но Сергия Радонежского они, слава Богу, не заметили, предпочли ему Игоря Талькова. И это парадоксально только на первый взгляд.

По свидетельству современника, Сергий всегда действовал «тихими и кроткими словами» и примирял князей - ростовского, нижегородского, рязанского - с Димитрием Ивановичем. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими». Его и нарекли. Куликовская битва ведь тоже миротворческая, на века освободившая русскую землю: иноки Пересвет и Ослябя, отправленные преподобным в бой, несли тот меч, который мир. Что со всем этим делать, налившись кровью и тряся хоругвями в Сахаровском центре и на гей-параде? C тихими и кроткими словами туда не ходят. Напрасно ваше совершенство: Сергий Радонежский избыточен для атомных - нельзя объять необъятное, его и не обнимают.

Розанов, последние месяцы жизни которого прошли в Сергиевом Посаде, писал, что Россия будет жива, пока теплятся лампады над гробом преподобного Сергия. Лампады до сих пор теплятся, но жива Россия или нет, не вполне понятно.

Александр Орлов

Преподобный Амвросий Оптинский

10 июля (27 июня по ст. ст.)

Лет пятнадцать назад вся Москва была увешана огромными плакатами с надписью «Человек, говорящий с людьми». Сейчас уже и не вспомнить, кто именно имелся в виду, - наверное, какой-нибудь заокеанский проповедник, они в те годы во множестве приезжали в Россию. Да это и не важно. Разукрасившие постперестроечную Москву плакаты вспомнились только потому, что слова, на них написанные, хорошо подходят к преподобному Амвросию Оптинскому. Он тоже говорил с людьми, в этом заключалось его служение. Только говорил он не громогласно и не с многотысячными толпами, а один на один, лицом к лицу. Очень тихо. И от этих тихих разговоров в жизни его собеседников менялось многое.

Святой Амвросий, в миру Александр Михайлович Гренков, родился в 1812 году в Тамбовской губернии в семье сельского пономаря. Он блестяще окончил духовную семинарию, однако продолжать образование не спешил. На последнем семинарском курсе Александр тяжело заболел и дал обет постричься в монахи, если выживет. После выздоровления долго откладывал исполнение обета. Но в 1839 году, после ряда событий, которые он счел символическим выражением воли Божьей, Александр все же уехал в Оптину пустынь. Через некоторое время он принял там монашеский постриг с именем Амвросия, был рукоположен в иеродиакона, потом в иеромонаха.

Оптина пустынь в то время переживала расцвет старчества. Ее насельниками были высочайшие духовные авторитеты своего времени - старцы Моисей, Лев, Макарий, Антоний. Особенное влияние на Амвросия оказало общение с отцом Макарием, у которого он несколько лет был келейником.