Эпоха Юстиниана. История в лицах - Кирилл Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В распоряжении Нарсеса была армия численностью около 18 000 человек, у франков же вдвое, а то и втрое больше. Стратег принял решение занять оборону в крупных городах и мощных крепостях, позволив врагам углубиться в итальянские земли. Как только франки начали наступление, так сразу стали безжалостно грабить Италию. Случались лишь небольшие стычки франков с византийцами, Нарсес умело применял тактику засад, постепенно перекрывая франкам пути к отступлению.
Наконец, в октябре 554 года обе армии сошлись у города Касилина на берегу реки Волтурны. Армия Нарсеса вдвое уступала франкской по численности, и Нарсес решил вновь победить врага более хитростью, нежели силой оружия. Стратег принял решение устроить диверсию в лагере франков и захватить обозы врага, армянский офицер Чарангез с отрядом сумел взять повозки и поджечь франкскую сторожевую башню на берегу реки, после чего франки приготовились к бою.
Армия франков состояла из тяжёлых пехотинцев, вооружённых боевыми топорами, у них почти полностью отсутствовала конница. Нарсес выставил в центре своих позиций тяжёлую пехоту, а кавалерию разместил на флангах, на левом крыле командовал отличившийся в сражениях с франками офицер Артабан, который подготовил «засадный полк».
Франки атаковали стремительно, их напор приняли на себя герулы, натиск оказался настолько сильным, что фронт стал потихоньку распадаться. В этот момент Нарсес ввёл в бой конных лучников и приказал усилить обстрел. Потери от града стрел, которыми осыпали франков византийцы, были очень велики, и франки начали отступать. После чего Нарсес приказал всем войскам перейти в наступление, отсутствие конницы стало для франков фатальным, кавалеристы Нарсеса рубили отступающих врагов на куски. Как пишет Агафий Миринейский, вся армия франков была уничтожена, спастись удалось лишь пятерым воинам, в то время как общие потери византийцев составили около 800 человек.
Однако это, скорее всего, выдумка, так как бегущих франков потом преследовал Артабан с отрядом конницы, а ещё часть войск противника засела в Вероне и Бриче, осада которых завершилась победой византийцев лишь в 562 году.
Таким образом, Нарсесу удалось сделать то, чего не смог прославленный Велизарий. Полководец смог одолеть Тотилу и уничтожить неимоверное войско франков. Теперь Италия принадлежала ему, Нарсесу, верному слуге своего императора.
Закат
После победы над готами и франками Нарсес остался в завоёванной им Италии и был назначен её наместником. Согласно указаниям Юстиниана, в Италии началось масштабное строительство: восстанавливались города и дороги, строились новые мосты, вновь начала процветать торговля. В Альпах и на севере полуострова Нарсес построил сеть фортов и крепостей для защиты от набегов франков, алеманов и лангобардов.
После смерти Юстиниана влияние Нарсеса стало постепенно угасать, взошедший на престол Юстин II, по наущению своей супруги Элии Софии, в 568 году приказал отозвать Нарсеса обратно в Константинополь.
Отношения Нарсеса и Софии были напряжёнными. В том же году он получил от императрицы подарок на свой юбилей 90 лет. Это была прялка. Скорее всего, София намекала на возраст Нарсеса, и что ему пора оставить все дела и заняться пряжей. Нарсес лишь ответил императрице, что она никогда не увидит его унижения. После оставления поста экзарха Нарсес удалился в своё поместье в Неаполе, где прожил ещё пять лет до своей кончины. Юстин II, хоть и не любил Нарсеса, но признавал его заслуги и приказал похоронить полководца со всеми почестями.
Историк Павел Диакон (лат. Paulus Diaconus, 720–799 гг.) рассказывает удивительную историю о богатствах Нарсеса. Стратег завещал потратить всё его состояние на благотворительность, и император Тиберий II (лат. Flavius Tiberius Constantinus, правил в 578–582 гг.) выполнил последнюю волю Нарсеса. И Прокопий, и Агафий исключительно положительно высказывались о Нарсесе, так что такое завещание вполне могло быть правдой.
Лоуренс Фабер, автор монографии о Нарсесе, также говорит, что евнух из мести Софии и Юстину отправил послов к лангобардам, предлагая им вторгнуться в практически беззащитную Италию. Нарсес был мастером интриг, однако такое себе представить очень трудно. Нарсес прожил очень длинную жизнь, заслужил уважение солдат и знати, всегда действовал в интересах своего государства, так что едва ли он стал бы губить свои начинания из мести одной вредной императрице…
Вторжение лангобардов в Италию. Гравюра 1900 г.
Так или иначе, Нарсес вошёл в историю и как великий полководец, и как великий дипломат. История подарила нам пример исключительно одарённой личности: будучи придворным евнухом, он использовал своё положение, чтобы укрепить основы государства, а как военачальник он добился успехов там, где обломал зубы даже прославленный Велизарий.
Имея власть, богатство и уважение, он до последних дней жизни оставался верным слугой Византии и императора.
Либерий
Пролог
Либерий с отвращением наблюдал за тем, как из дворца, под крики беснующейся готской знати, вытаскивают обнажённое тело Амаласунты. Королева была заперта в горячей бане и умерла от удушья, но даже после смерти её продолжали ненавидеть.
— Сожалеешь о гибели своей госпожи, римлянин? — послышался голос за спиной Либерия. Это был Теодахад — правитель Остготского королевства, который лично отдал приказ об убийстве своей супруги и теперь, судя по всему, пришёл убедиться, что всё исполнено в точности.
Либерий с трудом подавил желание плюнуть в лицо этому напыщенному индюку.
— Что вы, Ваше величество, — отозвался Либерий. — Как смею я оспаривать Вашу волю?
— Вот и прекрасно, — улыбнулся правитель готов. — Думаю, ты ещё сможешь послужить мне, старик. Немедленно отправляйся в Константинополь и сообщи императору Юстиниану, что королева Амаласунта скончалась из-за болезни сердца. Скажи также, что мы не желаем войны и хотим сохранить добрые отношения с нашими восточными соседями. Ты всё запомнил?
— Да, повелитель, — склонил голову Либерий.
Теодахад ещё некоторое время изучал его взглядом, а затем пошёл прочь, чтобы посмотреть на изувеченное тело своей жены.
— Ты ещё пожалеешь о том, что сотворил, — процедил сквозь зубы Либерий. — Пусть я всего лишь старик, чья жизнь клонится