Убойная сила - Лев Пучков

Когда запыхавшиеся «агенты» выскочили из здания, волоча «Гошу», стрелки секундомера показывали 3 минуты 12 сек…

— Мухлюешь, парень! Ой мухлюешь! — возбужденно крикнул маленький рыжий мужичонка, отбирая у меня секундомер и недоверчиво осматривая его — даже потряс над ухом!

— Да нет… все правильно. Я по своим часам засекал, — угрюмо пробормотал перемазанный в саже Джо, садясь на землю и закуривая. — Одного не пойму — где ж ты так надрочился, а?! Но в любом случае — извини. Я был не прав… командир…

Больше мне ничего доказывать не пришлось. Буквально через пятнадцать минут после поражения «агентов» мы приступили к занятиям. Но перед началом первого урока я наглухо испортил настроение своим бойцам, сообщив им, что о попытке перекрыть командира (меня то бишь) в выполнении норматива им пока что не стоит и мечтать. Потому что для боевой работы такого уровня им необходимо в совершенстве овладеть искусством взаимодействия в коллективном бою. Стать командой.

С того момента мужики ежедневно вкалывали до седьмого пота, постигая это самое искусство: ползали по лесу, блуждали с завязанными глазами в корпусах завода, разворачивались в цепь среди построек, отрабатывали перемещение в условиях уличного боя, стреляли из разных уровней над ухом и из-под мышки друг у друга… И периодически пытались перекрыть мой норматив.

Я твердо пообещал, что как только они это сделают, занятия будут окончены. Это будет означать, что команда готова к эффективному использованию в любом режиме…

Я закончил устанавливать мишени, надежно припрятал «Гошу» и, выйдя из здания, крикнул бойцам, что можно приступать. Через пару минут все замерли на исходных позициях.

— Работаем без счета, от и до, — негромко говорю я в микрофон радиостанции.

Джо, стоящий в правой тройке на переднем конце шеста, оборачивается. Скалясь в довольной улыбке, он показывает мне большой палец. Одобряет.

Отличный парень этот Джо. Жаль, не могу сказать ему, что мы с ним одной крови — выпали из одного гнезда. Ситуация не позволяет… Когда-то мы были курсантами одного училища, но я-на курс младше. Я помню его, а он меня — нет. Такой уж я незапоминающийся. Средний тип. Хотя иногда Джо внимательно смотрит на меня и морщит лоб. Так делают люди, когда пытаются что-то вспомнить и не могут…

— ПОЕХАЛИ!!! — командую я в микрофон радиостанции и включаю секундомер.

Бежит Клоп с «пластитом». Летят «кошки». Джипы ревут. Все идет как надо. Мужики работают словно механизмы — ни одного лишнего движения, все делают очень слаженно и с каким-то отчаянным азартом, наверно, все десять минут, что они сидели у цеха и курили, заводной Джо «парафинил» их последними словами — накачивал. Вот как пить дать — перекроют мой результат! И без десятисекундной надбавки на решетки и джипы обойдутся!

Душа моя поет. Штурм! Штурм! Штурм жилого здания — это ратный труд высшей категории, он под силу только профессионалам. Мне эта тема всегда нравилась — когда еще работал на Родину. Вот и сейчас — тоже. Я испытываю подлинное наслаждение, наблюдая, как слаженно работает моя команда. Все как в былые времена. За исключением разве что целей и задач.

В былые времена я натаскивал бойцов штурмовать здание с целью освобождения заложников, захваченных бандитами. Там было много «Гош» и мало мишеней, исходя из специфики занятий.

А сейчас наоборот — мишеней куча, а «Гоша» один. Потому что у моей команды задачи несколько иные. Освобождать заложников она пока не собирается…

ГЛАВА 12

Самый симпатичный из нас — Лось. Высокий, длинноногий, косая сажень в плечах, поволока в голубых глазах… Короче — белокурая бестия, воплощение женских эротических фантазий. Если бы гормоны имели запах, от него за версту пахло бы тестостероном[12] — можете мне поверить.

Я прекрасно понимал, что его задачи в этой операции определены в первую очередь вышеперечисленными качествами — никто из нас не сумел бы так хорошо сыграть роль приманки, как этот парень. И тем не менее это не мешало мне испытывать острую мужскую зависть в момент, когда визажист Алик Дрофер эстетично обрабатывал мою физиономию.

Потому что в этот самый момент Лось не менее виртуозно обрабатывал в широченной постели воровскую «маруху» Ляльку. И это получалось у него просто потрясающе — судя по Лялькиному выражению лица.

В некоторой степени мою зависть усугубляло то обстоятельство, что вопреки ожиданиям Лялька оказалась чрезвычайно хороша собой.

В прочитанных мною детективах весьма однотипно и непритязательно определяется образ «марухи»: толстогубая ожиревшая тетка с похабными манерами и визгливым голосом, заключить которую в объятия можно было разве что под прицелом взведенного автомата.

Лялька же была просто прелесть… Высокая стройная шатенка с мальчишеской стрижкой, прекрасной кожей, капризно вздернутым носиком и грациозными манерами.

Впервые увидев ее через бинокль, я сразу доложил Шведову, что очень сильно сомневаюсь в благополучном исходе задуманного им мероприятия. Это капризное, избалованное существо ни в коем случае не клюнет на такую явную — я бы сказал даже, нарочито грубую — и бесхитростную подставку. Уровень не тот.

— Ничего ты в жизни не понимаешь, солдат, — отмахнулся от меня Шведов. — Чем оно интеллектуальнее, тем, значит, и извращеннее. Значит, трусишки свои снимет в три раза быстрее, чем любая деревенская простушка… Ты только погляди на нашего парня. Орел! Ну куда она, на хер, денется…

Лялька практически ежедневно посещала изостудию — огромную застекленную мансарду на третьем этаже «Дома искусств». По нынешним неблагорасположенным к искусству временам желающих заниматься в изостудии было немного. Кроме всего прочего, членский билет «Дома» стоил весьма недешево, так что воровская «маруха» зачастую в гордом одиночестве баловалась акварелью среди множества кадковых зимних растений, таких же нежных и капризных, как она сама — остальные представители изожанра предпочитали за деньги рисовать гуляющих богачей в центральном парке Стародубовска.

Лось пас Ляльку весьма непродолжительное время (очень, очень обидно, черт подери!). Два дня он топтался в студии, насилуя какой-то наполовину сработанный пейзаж, и симулировал томительную страсть: метал в направлении объекта вожделения пылкие взоры, насвистывая грустные мелодии, и красноречиво вздыхал, как приговоренный к пожизненному заключению.

На третий день, улучив благоприятный момент. Лось подкрался к «марухе», бухнулся пред ней на колени и признался в любви. О! Это было очень и очень трогательно (мы с полковником подсматривали в бинокль с чердака соседнего дома и прослушивали разговор с помощью спецаппаратуры.

Лось замогильным голосом сообщил, что страшно любит Ляльку уже много лет, отчаянно терзается всякими душевными муками и постоянно следит за ней, забросив к чертям собачьим все дела. И вот — совсем недавно он продал самое дорогое, что у него есть: прекрасный мотоцикл «Хитачи». Продал для того, чтобы приобрести членский билет в этот «Дом искусств»… Нет, нет — в живописи он ни фига не понимает: членский билет приобретен исключительно для того, чтобы иметь счастье лицезреть ее прекрасный облик вблизи. Он — Лось то бишь — гордый орел трассы, романтик шоссе и король скорости (рокер фуев!) — мотоцикл был для него, как… как брат (скупая мужская слеза)! Да нет — куда там брату! Мотоцикл был для него всем — любовью, радостью, жизнью… Вот так. Но что жизнь, если есть ОНА!!! Прекрасная, несравненная, недосягаемая! Ну ее к дьяволу, такую жизнь — лучше умереть здесь, на коленях, если нет возможности целовать эти ноги! О-о-о-о!'.!

Шведов — хитрый лис — как всегда, оказался прав. Буквально через пять минут после признания в любви Лялькина голая задница весьма активно ерзала по холодному мрамору подоконника, тесно прижимаясь на последней фазе поступательного движения к шершавой кадке с фикусом (или крокусом — через бинокль хорошенько не рассмотрел). Сама же Лялька пыталась на полном серьезе задушить Лося в цепких объятиях и стонала наподобие Жанны д'Арк, подвергаемой пыткам. На заключительной стадии процесса Лялька совсем утратила контроль над своими эмоциями и принялась так орать, будто ее как минимум пытались расчленить.

На шум в студию ворвалась подслеповатая администраторша, и благоразумный Лось поспешно прекратил столь приятное и полезное занятие, между делом пару раз заехав Ляльке по щекам — чтобы скорее очухалась. Уладив недоразумение посредством вручения администраторше дензнака розовой расцветки, наша парочка условилась о свидании на завтра и разошлась…

Я сидел перед псевдозеркалом в одной из комнат роскошной квартиры визажиста, подвергался обработке и испытывал изрядное смятение мыслей.