Ее Высочество - Гай Орловский

– Здесь была граница, – сообщил Рундельштотт. – Но короли Уламрии время от времени отщипывают от Нижних Долин земельные наделы… Так, понемногу, чтобы не начинать из-за пустяков войны.

Я сказал задумчиво:

– Экономика Нижних Долин впятеро мощнее уламрийской. Королева могла бы собрать и вооружить армию, способную захватить Уламрию, а то и Опалоссу.

Фицрой хищно улыбнулся:

– Может быть, к этому и ведет? Подождет, когда всех знатных глердов охватит праведный гнев…

Винринг величественен, это первое, что пришло мне в голову, как только увидел город. Вторая столица Уламрии, как пояснил Рундельштотт, а когда-то была первой. На широком холме со срезанной почти до основания вершиной блистает под оранжевым солнцем высокобашневый город, где все высокое, начиная от городских стен и заканчивая простыми домами, крыши которых выглядывают из-за стены слишком уж заметно.

– Крепкий город, – сказал Рундельштотт с грустью. – Сколько выдержал штурмов, осад, налетов!.. Только поэтому лет триста назад столицу и перенесли в более спокойное место.

Фицрой остановил коня, оглянулся, веселый и бодрый, шире открыл глаза, чтобы мы оценили и полюбовались на сияющую бездну его синих гляделок.

– Переодеваемся, – напомнил он. – В город едем! Не бродяги вроде… не буду показывать пальцем.

Рундельштотт и Понсоменер тоже покинули седла. Изорванную в лесу одежду в самом деле нужно сменить на чисто городскую, нарядную, словно никогда в лесу и не были, а только по широкой дороге от одного города к другому.

Фицрой разнарядился, как петух перед новыми курами: одежда расшита затейливыми рисунками из золотых нитей, золотая цепь на груди, дублет из тщательно выделанной кожи парадно-черного цвета, золото смотрится на нем особенно ярко, кожаные штаны и сапоги с высокими ботфортами, Рундельштотт хоть и в плаще, но сменил на расшитый и с оторочкой рыжим мехом, Понсоменер и я в одеждах простых горожан, не богатых, но и не бедных, а так, чтобы нас меньше всего замечали.

Подъехали к воротам ближе, уже замечая на стенах следы от ударов камней из катапульт и требушетов. Кое-где даже выбоины от тарана, хотя что за сумасшедшие тащили таран вверх по склону, да и бить приходилось под углом, это уже совсем от отчаяния, чтобы потом доложить своему королю насчет недостатка боевой техники.

Проезжая ворота, я даже плечами передернул в нервозности: стена настолько широка, что по верху четверо воинов пройдут в ряд, однако некоторые зубцы повреждены, а другие и вовсе сбиты камнями из метательных машин.

Рундельштотт заметил мой взгляд, кивнул.

– Не стали восстанавливать. Столицу перенесли, а здесь ни к чему… Так что город в некотором упадке.

Фицрой сказал с уважением:

– Но боевого духа не растерял.

– Уламрийцы, – ответил Рундельштотт с легким презрением.

– Разве это плохо? – спросил Фицрой. – Умеют себя защитить.

– Особенно на чужой территории, – буркнул я. – Не очень хороши для соседей.

Рундельштотт сказал мирно:

– К счастью, мы местным не интересны.

– Ничего, – возразил Фицрой, – мы этот интерес пробудим.

– Уламры, – повторил Рундельштотт. – Они считают себя самым великим народом.

– Вот и прекрасно, – шепнул я. – Кто-то из великих велел жить незаметно.

Фицрой услышал, в изумлении вскинул брови.

– Это что же, мне и шляпу с пером нельзя? Хорошо, что я не великий.

– Это про других великих сказано, – пояснил я. – Которые не стремятся ими быть, но становятся.

Понсоменер ждал нас на перекрестке, и снова я обратил внимание на его коня, словно блестящая статуя, даже ухом не шелохнет в такие вот минуты покоя.

– Вон там постоялый двор, – сказал он, – а на той стороне через два дома гостиница.

– И что предлагаешь? – спросил я с интересом.

Фицрой превратился в слух, Понсоменер вообще ничего не предлагает, он исполнитель, а сейчас я вообще ставлю его перед выбором.

– Гостиницу, – ответил Понсоменер без малейших колебаний и тут же пояснил: – Хорошая дорога для отступления, широкие окна во двор и на улицу, близко базар…

Фицрой с энтузиазмом потер ладони.

– Базар?.. Хорошо! Надо заглянуть, а то у меня прохудилось тут… что-то. Ага, подошвы. Много в седле сижу. Поеду вперед, закажу номера и обед, а вы тут философствуйте, у меня от умных разговоров голова болит и есть сразу хочется.

Рундельштотт усмехнулся, но смолчал, мы двигались по улице молча, прохожих хоть и не толпы, но гнать коня галопом, как Фицрой, улюлюкая и размахивая плетью, слишком уж по-мальчишечьи…

Фицрой к нашему приезду в самом деле успел заказать номера и обед, нам сказал бодрым голосом, чуть не подпрыгивая от страстного желания ринуться на улицу:

– Вы тут устраивайтесь, а я спущусь вниз, узнаю новости. Вдруг принцессу провезли вот прямо только что перед нами?

– Узнавай, – согласился я без энтузиазма, – только не начинай.

– Чего? – спросил он с подозрением.

– Ничего не начинай, – посоветовал я. – Знаю, что такое дивный меч в руке и простая с виду рубашка, что крепче кольчуги. Разве это не повод для драки?..

– Ни о какой драке и не думаю, – возразил Фицрой. – Чего ты на меня такие несправедливые наговоры? Мастер, видите, как он на меня клевещет?

– Репутация, – объяснил я.

Рундельштотт сказал задумчиво:

– Может, ему лучше меч оставить здесь?

Фицрой одним прыжком оказался у двери.

– Но-но!..

И мгновенно оказался в коридоре. Рундельштотт сказал мирно:

– Детство играет. Пообтешется. А сейчас старается доказать себе и другим, что он вот такой большой и страшный. Это обязательный этап превращения юноши в мужчину.

– Я его миновал, – сказал я гордо.

Он посмотрел искоса, широко улыбнулся во весь рот.

– Ну да, конечно…

Распахнулась дверь, Понсоменер переступил через порог и аккуратно закрыл за собой.

– Лошадей устроил, – сообщил он, – в таверне народ говорит о большой войне… Никто армии еще не видел, но мелкие отряды идут в одну сторону, где-то большой сбор. И вообще… ощущение, как перед большой бурей. Даже ураганом.

– Хорошо, – сказал я, – пойдемте обедать. Без Фицроя. Он наверняка расскажет потом, где что продают и как странно одеваются женщины… тоже какая-то информация.

– И что ты с нею будешь делать? – спросил Рундельштотт с интересом.

– Не знаю, – ответил я. – Но умные люди даже по ней могут многое рассказать о королевстве, нравственности населения, стойкости, экономике, устойчивости строя, устремлениях и амбициях…

Он посмотрел на меня несколько странно.

– Ты говоришь о магах?

Понсоменер пошел впереди, в таверне несколько человек степенно обедают, двое прямо на столешнице азартно бросают кости, воздух тяжелый, пропитанный ароматами и запахами, но жареное мясо и печеная рыба кому из нас покажутся неприятными?

Рундельштотт, как старший, степенно распорядился насчет хорошего сытного обеда и вина, я молча подивился жадности чародея на магию, а когда нам принесли три широкие миски с гусем и двумя кроликами, я сказал тихо:

– А почему не создать свое вино?

Он буркнул:

– Зачем создавать, когда проще купить?

– Разве тут может быть хорошее вино?

Он сказал все еще недовольно:

– На такую ерунду тратить магию?

– Рубашка впитывает ее постоянно, – напомнил я.

Он вздохнул, подумал, прислушиваясь к ощущениям. Мы с Понсоменером ждали, а он устремил взгляд на середину стола, и через минуту там начал формироваться простой глиняный кувшин с залитой сургучом пробкой.

– Магию нельзя зря расходовать, – проворчал Рундельштотт.

– Есть и другая система, – возразил я. – Чем больше упражняешься, тем быстрее нарастают мускулы.

Он поморщился.

– Ладно, упражняйся, вскрывая пробку.

– А джинн не вылетит? – спросил я на всякий случай.

– Что за джинн? – спросил он.

– Хорошо, – сказал я, – какие здесь безопасные королевства… Какой мирный народ…

Сургуч скалывается нехотя, уже окаменев, будто этот кувшин простоял сотни лет в хранилище. А может, и простоял, сам Рундельштотт может не знать, создал он кувшин с вином прямо здесь или же перенес из винного погреба какого-нибудь великого короля.

Вино в наши три чаши хлынуло темно-красное и душистое настолько, что мужики даже за дальним столом начали поводить носами, стараясь понять, откуда вдруг дивный запах.

Я сделал осторожный глоток, восхитительно, древние не умели изготавливать даже крепкие вина, не говоря уже о более убойных напитках, зато позаботились о букете, я как будто заправский ценитель подержал вино во рту, прежде чем проглотить, сказал с чувством:

– А может, маги высшего уровня исчезают, потому что спиваются?

Рундельштотт покачал головой, лицо стало почти жестоким.