Звездные ночи - Шамиль Ракипов

В 1907 году он приехал в Казань, стал печататься… Мизерные гонорары, жизнь впроголодь. Короче, полная неустроенность. А у него чахотка. Болезнь обострялась с каждым днем, и Тукай таял, как свечка. Несмотря на плохое здоровье, побывал в Нижнем Новгороде, Астрахани, Уфе, Петрограде. Весной 1913 года умер в казанской больнице. Так вот безвременно и оборвалась жизнь поэта. А его стихами и поэмами зачитываешься. Может, потому, что он сумел выразить в своих произведениях всю душу народа, ненавидел националистов, «толстобрюхую знать». Своими учителями он считал Пушкина, Лермонтова, переводил их и других русских поэтов на татарский язык. В одном из его стихотворений есть строки:

Пушкин — море! Море — Лермонтов!В небе вечности сверкай,Негасимое созвездие:Пушкин, Лермонтов, Тукай!

Демократ по убеждению, он дружил с первым татарским большевиком Хусаином Ямашевым. Говорят, Максим Горький плакал, слушая переводы его стихов.

— Да, трудно представить, сколько песен он унес с собой в могилу, — Женя помолчала. — И каких песен. Только гений мог в таких условиях и за такой короткий срок стать классиком.

Ночь четыреста двадцать пятая

Самая ужасная ночь в истории нашего полка: выполняя задание, над целью сгорели сразу восемь наших девушек: Галя Докутович, Глаша Каширина, Аня Высоцкая, Женя Сухорукова, Соня Рогова, Лена Саликова, Валя Полунина, Женя Крутова.

Полеты остановили. Восемь коек — как восемь могил. Койки Гали Докутович и Глаши Кашириной стоят рядом. Одна тумбочка на двоих. На ней — стеклянная банка с полевыми цветами…

К Гале Докутович в полку относились с особой нежностью. Она училась до войны в Московском авиационном институте, была одним из лучших штурманов полка, мечтала стать пилотом. Год назад с ней произошло несчастье: после очередного боевого вылета, ожидая, когда техники отремонтируют самолет, она легла на траву около аэродрома, уснула и на нее в темноте наехал бензовоз. С поврежденным позвоночником ее отправили в госпиталь. Через полгода она вернулась в эскадрилью, снова стала летать, хотя это давалось ей нелегко. Бершанская неоднократно предлагала ей перейти на штабную работу, но Галя не соглашалась. Без неба для нее не было жизни.

И Глаша Каширина мечтала стать пилотом. Снова и снова я представляла, как она в длинной не по росту юбке, босиком, с пистолетом в узелке идет по степи, мечтая, как о высшем счастье, о встрече с родным полком… Как ведет в темноте одинокий самолет, управляя одной рукой и приподнимая другой залитое кровью тело подруги. Звучит в ушах ее надломленный голос: «Дуся убита». Нет, она шепчет: «Я убита… Мы убиты…»

В ту страшную ночь полк получил задание нанести удары по сильно укрепленному району «голубой линии». Эскадрильи одна за другой дважды отбомбились, все экипажи благополучно вернулись на аэродром. И снова самолеты выруливают на старт. Первой летит эскадрилья Тани Макаровой. Задание прежнее — бомбить огневые точки в районе станицы Крымской.

В ночь ушел самолет командира звена Жени Крутовой со штурманом Леной Саликовой. Это был один из лучших экипажей в полку. Женя летала с 1937 года, до войны работала пилотом-инструктором Чебоксарского аэроклуба, успела подготовить двадцать летчиков. Она никогда не терялась даже в очень сложных ситуациях. Однажды совершила вынужденную посадку на дно оврага. Награждена двумя орденами.

Над целью самолет попал в паучьи лапы пяти прожекторов, но зенитные орудия и пулеметы огня не открывали. В темноте над станцией кружил фашистский истребитель, он как коршун бросился на добычу и с близкого расстояния, почти в упор, расстрелял беззащитный «По-2». Прожекторы погасли. Подлетел второй самолет — все повторилось. И так четыре раза. Самолеты вспыхивали и падали, рассыпая красные и зеленые искры — в кабинах штурманов взрывались ракеты.

Все экипажи, кроме первого, понимали, что происходит, маневрировали и продолжали выполнять задания. И выполнили. Те, кто попал в лучи прожекторов, погибли. Помочь им было невозможно — на истребитель бомбы не сбросишь…

Молча мы лежали в своих постелях. Никто не спал… Ночь скорби.

— Мы будем мстить, — беззвучно шепчу я, — до последней военной ночи.

Днем Бершанская собрала летный состав. Как всегда — подтянутая, внешне спокойная, но ужасная ночь не прошла бесследно: заметнее стали морщины у глаз и седых волос прибавилось. «Как ей трудно», наверно, сейчас», — подавляя вздох, подумала я. Вспомнились строчки Глаши Кашириной, посещенные командиру полка:

Мы все ее любим,и каждая тайномечтает сплети еев жарком бою,без шума и пафоса,будто случайно,отдать за неежизнь и силу свою…

Вспомнила я в эти минуты и рассказ Лейлы о том, как Бершанская в дни отступления однажды сама подыскала подходящую площадку для нового аэродрома и спасла полк, вывела его из-под танкового удара. Но война есть война — прошлой ночью фашисты перехитрили нас, мы потерпели поражение.

На разбор полетов, как обычно, пришли Рачкевич и Рунт.

— За полчаса мы потеряли восемь боевых подруг, — негромко сказала Бершанская. — Давайте восстановим события прошедшей ночи во всех подробностях, выявим ошибки, подумаем, что мы можем противопоставить тактике врага.

Пилот Розанова и штурман Студилина — единственный экипаж, который наблюдал гибель всех четырех самолетов. Послушаем их.

— Мы стартовали четвертыми, — рассказала Лариса Розанова. — Примерно на полпути увидели: над целью в лучах прожекторов маневрирует «По-2». А зенитки и пулеметы почему-то молчали. Это нас насторожило. Самолет загорелся, хотя обстрела не было. «Погибли Женя Крутова и Лена Саликова», — тоскливо подумала я. Прожекторы погасли, а на земле полыхал костер.

Снова вспыхнули прожекторы, поймали второй самолет. Над ним вспыхнула желтая ракета, и тут же в темноте, над «По-2», замелькали вспышки выстрелов. Мы поняли: в воздухе немецкий истребитель. Горящий самолет медленно падал. По времени мы определили — это был экипаж Ани Высоцкой и Гали Докутович. Прожекторы погасли. В этот момент мы пересекали линию фронта.

Как в страшном сне — третий «По-2», пойманный прожекторами, летит над Крымской. Это был самолет Вали Полуниной и Глаши Кашириной. На очереди — мы. Что предпринять? О возвращении и мысли не было. Не могли же мы вернуться с бомбами и доложить командиру полка: вернулись, потому что испугались.

Третий экипаж на наших глазах стал добычей ночного стервятника. Надя крикнула: «Я приготовила пистолет!» Спрашиваю: сколько до Крымской? Штурман отвечает: «Примерно восемь километров». Принимаю решение: подойти к цели на самой малой высоте. Даже если попадем в лучи прожекторов, истребитель побоится пикировать, атаковать нас в темноте на бреющем полете. Это и днем опасно. Убрала газ, высота быстро падает. Стали видны белые домики и темные пятна — сады.

«Высота четыреста метров», — доложила Надя. Прошли станицу, я развернула самолет. Высота меньше трехсот метров. Пришлось нарушить инструкцию, но другого выхода я не видела. Мы могли погибнуть от своих же бомб, но это лучше, чем стать живой мишенью для «мессера».

Надя сбросила бомбы на цель, все сразу. Взрывная волна ударила по самолету. Вспыхнули прожекторы. Лучи шарят в небе, а я продолжаю планировать. Высота меньше двухсот метров. Даю газ. Немцы услышали рокот мотора, начали палить из автоматов. Надя крикнула: «Еще один!» Я оглянулась и увидела в вышине «По-2», схваченный четырьмя прожекторами. Подумала: это Соня Рогова и Женя Сухорукова, они стартовали вслед за нами.

Набираю высоту. Обреченный «По-2» вспыхнул, как факел. Мне казалось, что я слышу, как кричат девушки. Гляжу на горящую машину, как загипнотизированная, не могу отвести глаз. И вдруг над нами вспыхнул свет, пулеметная очередь хлестнула по самолету, он содрогнулся, пули прошили правую плоскость рядом с кабиной. Я разглядела силуэт истребителя, он со свистом пронесся мимо и пропал в темноте. «Сейчас вернется», — додумала я, приглушила мотор и резко отвернула в сторону. Видимо, «мессер» выходил из пике после атаки на самолет Роговой и наткнулся на нас случайно. Осветил фарой, дал очередь, но нам повезло…

Наташа Меклин и ее штурман Лида Лошманова, подлетая к цели, тоже увидели самолет в лучах прожекторов, удивились, что зенитки молчат. Над «По-2» мелькнула тень, вспыхнула желтая ракета, Наташа по цвету определила — немецкая, поняла: истребитель подал сигнал зенитчикам: «Я — свой». Цепочка трассирующих снарядов — «По-2» вспыхнул. Наташу охватила дрожь. Она стала кружить вокруг цели, набирая высоту. Нельзя идти напролом на верную гибель, решила она, но задание должно быть выполнено. На размышление — несколько минут. Лида доложила: «Высота тысяча пятьсот метров». Наташа сказала: «Бросай САБ». Приглушив мотор, стала лавировать между лучами прожекторов. Истребитель кружил где-то поблизости. Бомбы пошли на цель. Высота триста метров. Наташа включила мотор и направилась к линии фронта. А над целью уже горел еще один «По-2»…