Великая русская революция, 1905-1922 - Дмитрий Лысков

Между тем за пять месяцев, прошедших с Октябрьского восстания в Петрограде, вплоть до марта 1918 года, Советская власть установилась по всей Центральной России. Более сложные процессы развивались на периферии империи, но к ним мы вернемся позже. В советской историографии этот период было принято именовать «Триумфальным шествием Советской власти», в постсоветский период вспоминать о нем не принято — слишком трудно объяснить читателю, как без штыков, ВЧК и террора удалось столь стремительно получить, пусть и на непродолжительный срок, власть практически над всей страной.

В рассуждениях, на чем же все-таки держалась «безбожная большевистская власть», стандартно упускается из виду самый очевидный ответ — это была власть Советов и держалась она на Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, повсеместно существовавших к октябрю 1917 года в России.

Конечно, советское представление о «триумфальном шествии» являлось сильно романтизированным и преувеличенным. История, которую писали победители, сглаживала острые углы. Тем не менее, в ней гораздо больше правды, нежели в попытках просто замалчивать этот период как несуществующий.

Декларация II Всероссийского съезда Советов от 25 октября (7 ноября) породила в стране волну, в ходе которой местные Советы брали власть в свои руки. Во многих случаях этот «переворот» являлся чистой формальностью. Многие Советы Центральной России обладали властью на местах если не де-юре, то де-факто. Таковы были органы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Иваново-Вознесенска, Орехово-Зуево, Шуи, Кинешмы, Костромы, Твери, Брянска, Ярославля, Рязани, Владимира, Коврова, Коломны, Серпухова, Подольска и других городов[172]. Здесь передача власти Советам произошла автоматически, Октябрьская революция лишь узаконила существующее положение вещей.

В течение октября — ноября практически без инцидентов была установлена Советская власть в большинстве городов и заводских поселков Урала — крупного промышленного района страны. Позиции большевиков здесь были традиционно сильны. Лишь в Перми буржуазные и «соглашательские» партии, имевшие большинство в местном Совете, сопротивлялись установлению новой власти до 23 ноября (6 декабря)[173].

В ряде регионов сложилась странная ситуация. Так, Нижегородский Совет, в котором преобладали эсеры и меньшевики, отказался взять власть. Лишь 28 октября (10 ноября) большевикам удалось добиться переизбрания Совета, который и принял 2 (15) ноября власть в городе. Аналогично сложилась ситуация в Туле, где местный Совет, возглавляемый меньшевиками и эсерами, выступил против власти Советов, за создание «однородного демократического правительства». В конце ноября большевикам все же удалось добиться перевыборов, и 7 (20) декабря в городе была установлена Советская власть[174].

9. Критические ошибки установления советской власти в Москве

Главной проблемой «триумфального шествия» оставались «соглашатели», не принявшие Октябрьский переворот и по-прежнему имевшие влияние в региональных Советах, или занимавшие на местах должности в органах Временного правительства. Второй серьезный проблемой являлись колебания в самой большевистской партии.

Во многих городах не обошлось без вооруженных столкновений. Наиболее показательны для Центральной России события в Москве 25 октября — 3 ноября 1917 года. В них отразились все ошибки и проблемы установления Советской власти.

Московский Совет, в отличие от столичного, несмотря на главенство большевиков в нем, был полон противоречий. Это в Петрограде Ленин резко критиковал практику включения меньшевиков и эсеров «по привычке» в руководящие органы Совета. Во второй столице эти дебаты воспринимались достаточно отстраненно. В результате деятельность Моссовета проходила в постоянном соперничестве большевистской фракции и фракций эсеров и меньшевиков, которые имели достаточное представительство в Исполкоме. Дополнительный разлад вносил тот факт, что значительная часть большевистской фракции Исполкома Совета придерживалась «коалиционных» взглядов, выступала за союз социалистических партий, против вооруженного восстания. То есть стояла на зиновьевско-каменевских позициях.

Член МК РСДРП(б) Ян Яковлевич Пече вспоминал: «В МК большевиков еще с марта были разногласия по вопросу об отношении к Временному правительству и подготовка к вооруженному захвату власти встречала препятствия со стороны колеблющихся большевиков… Накануне Октябрьского восстания это меньшинство, представляющее также значительную часть членов нашей фракции Исполкома Моссовета по-прежнему настаивало на коалиции с соцпартиями. Это создавало ряд затруднений…»[175]

Деятельность руководящих советских органов была хаотичной, противоречивой, характеризовалась соперничеством социалистов. Подготовка к вооруженному восстанию во второй столице тонула в говорильне, многочисленных совещаниях, выплеснулась далеко за пределы Моссовета. Вот лишь несколько характерных примеров: в городе существовало два штаба Красной гвардии — «соглашательский», с участием, однако, ряда «коалиционных» большевиков, и чисто большевистский. На заседании Московского комитета большевиков даже 25 октября (7 ноября) колеблющаяся часть партии выступила с предложением перенести (!) в городе восстание до перевыборов Совета солдатских депутатов. По вопросу о восстании постоянно шли совещания с представителями разных партий, причем не только в Совете, но и в Думах. Пече вспоминает: «С середины октября проводятся бестолковые собрания гласных районных дум, где у большевиков было большинство. Даже в момент начала боев, когда каждый активист-большевик был на счету, на Сухаревской площади в Народном доме происходило собрание всех 17 районных дум Москвы, где присутствуют более 200 большевиков — гласных, так необходимых на местах, но втянутых в бесцельные споры с кадетами, меньшевиками и эсерами»[176].

«Итак, — продолжает Пече, — массы и партия — за восстание, а часть членов МК, фракции Моссовета и Городской думы — доверяют меньшевикам и эсерам и стараются проголосовать вопрос в районных думах, добиваясь «санкции» на восстание».

Получив 25 октября из северной столицы сообщение о переходе власти к Советам, Московский совет рабочих депутатов совместно с Советом солдатских депутатов сформировали собственный Военно-революционный комитет для «организации поддержки» Петрограду. «За» голосовало 394 депутата, «против» — 116 (меньшевики и беспартийные), воздержались — 25 (объединенцы). Тем не менее меньшевики и объединенцы были включены в состав комитета. Эсеры не выступили против, но и участвовать в голосовании отказались[177].

Руководителем столичного ВРК был назначен член президиума Московского Совета солдатских депутатов большевик Н. Муралов. Однако затем вошедшие в ВРК представители соглашателей-большевиков, вместе с меньшевиками решили вступить в переговоры с начальником гарнизона Рябцевым с целью «договориться мирным путем»[178].

«Все это привело к тому, — пишет Ян Пече, — что вначале восстания на верхах Московской организации не было никакого централизованного руководства восстанием <…> ВРК устраивал много заседаний и обсуждений, а районы первые 2–3 дня не получали никаких директив. Это ставило Красную Гвардию в тяжелое положение. Красногвардейцы видели, как вооружаются студенты, как юнкерские роты занимают позиции в центре города и их возмущение бездеятельностью ВРК нарастало»[179].

Куда активнее действовали московские сторонники Временного правительства. Получив из Петрограда известия о перевороте, они создали при Городской думе «Комитет общественной безопасности» (КОБ). Его возглавил эсер В. В. Руднев. Комитетчики достаточно быстро разобрались в происходящем, и пришли к выводу о возможности восстановления власти Временного правительства в Москве, взамен мятежного Петрограда. Тем более, что в течение последующих дней большевики выпустили арестованных министров, некоторые из них направились в Москву, а с фронта поступали сведения о движении к городу верных войск.

В своей деятельности КОБ, активно используя патриотическую риторику, опирался на юнкеров. И в дальнейшем сторонники Временного правительства без зазрения совести использовали в своих целях учащихся юнкерских училищ, воспитанных в духе офицерской чести. Эти 16‑18 летние будущие офицеры были готовы с оружием в руках защищать законную власть, не слишком разбираясь (а вернее не разбираясь вовсе) в политических перипетиях момента.