Не стреляйте в партизан… - Эдуард Нордман

Если бы Алексиевич подумала немного, прежде чем выводить на бумаге подобные строки, то задалась бы вопросом: что же это были за бандиты, если их поддерживало абсолютное большинство народа, а тех, кто пошел на услужение к оккупантам, люди до сих пор называют «бобиками». Уже нет ни Советского Союза, ни коммунизма, ни Сталина, а разве есть случаи, когда потомки бывших полицейских хвастаются тем, что их отцы или деды служили в немецкой полиции и устанавливали «новый порядок»? То-то же. Здесь главный ответ!

Временами приходится поражаться бездумному кощунству некоторых заявлений. Еще в начале 1990-х годов из уст одного народного депутата СССР довелось услышать: если бы нас победили немцы – жили бы мы, как немцы.

Смею утверждать, что не жили бы. Вчитайтесь в слова Гитлера, сказанные вскоре после нападения на СССР: «Эти народы имеют одно-единственное оправдание своего существования – быть полезными для нас в экономическом отношении».

А вот еще: «Лучше всего для нас было бы, если бы они вообще объяснялись на пальцах. К сожалению, это невозможно. Поэтому все максимально ограничить! Никаких печатных изданий. Самые простые радиопередачи. Надо отучить их мыслить. Никакого обязательного школьного образования…».

Ему вторил Гиммлер: «В этих областях мы должны сознательно проводить политику сокращения населения… Всячески способствовать расширению сети абортариев… Сократить до минимума подготовку врачей…».

У меня иногда складывается впечатление, что чем меньше человек знает о том времени, тем больше позволяет себе безответственности в суждениях. Взять хотя бы тему окруженцев и военнопленных. Послушать и почитать некоторых, так всех их впоследствии постигла одна участь – сибирские лагеря. Уже полтора десятка лет настойчиво муссируется этот миф. Так ли было на самом деле?

В 1941 и 1942 годах в плен попали миллионы солдат и командиров. Это была большая трагедия (в 1943–1945 годах в плен попадало ничтожно мало). В лагерях советских военнопленных содержали в нечеловеческих условиях. Миллионы погибали от голода, холода и болезней. Однако многие и там продолжали сражаться.

Михаил Шолохов в «Судьбе солдата» просто и гениально создал образ военнопленного Соколова. Непокоренным ушел в бессмертие генерал Карбышев. На слуху остается и героический подвиг летчика Девятаева, который бежал из плена на немецком самолете.

В русской армии побег из плена всегда считался подвигом и награждался. Девятаеву, пусть и не сразу, но было присвоено звание Героя Советского Союза. Карбышеву тоже.

Да, не все выдержали страшные испытания. Но я знаю, что в Белоруссии десятки тысяч бывших военнопленных и окруженцев успешно воевали в партизанских отрядах.

Многие стали командирами и комиссарами бригад, отрядов, удостоены высших правительственных наград и званий. В нашем Пинском соединении из семи комбригов пять были из бывших военнопленных. Две трети командиров и начальников штабов, командиров рот, взводов – тоже бывшие военнопленные и окруженцы. Никто из них не был репрессирован после войны.

В большинстве своем они и в мирное время проявили себя в качестве хороших руководителей. Например, Михаил Герасимов. Будучи сержантом, попал в плен, бежал. Присоединился к партизанам и хорошо себя проявил. Стал командиром отряда, потом командовал нашей бригадой имени Молотова.

«Худощавый, среднего роста, темноволосый, с живыми серыми глазами, храбрый молодой командир, комсомолец Михаил Герасимов пользовался всеобщим уважением», – напишет о нем К.Т. Мазуров, не забыв его и через много лет.

Мазуров тепло отзывался еще об одном комбриге из окруженцев – Иване Георгиевиче Шубитидзе, командире Пинской партизанской бригады: «Шумный, всегда веселый, командир зажигал своих бойцов неукротимым оптимизмом».

«Ванькой-моряком» называли местные жители командира отряда имени Сталина Ивана Григорьевича Конотопова. Он родился на Ставрополье. Служил в составе Каспийской военной флотилии, потом Черноморского флота.

Во время обороны Крыма в бою под Балаклавой был серьезно ранен и попал в плен. Бежать вместе с группой единомышленников удалось уже в Польше, откуда пришли в Западную Белоруссию. В Ивановском районе разгромили несколько полицейских участков.

Группа пополнилась за счет местных жителей, затем влилась в отряд имени Лазо, в котором Конотопов стал заместителем командира. Потом он возглавил отряд имени Сталина. Воевал как-то по-особому дерзко и размашисто. «Моряк везде моряк, хоть на море, хоть в партизанах», – говорили о нем.

На военнопленных нельзя смотреть как на однородную массу. Мол, раз попал в плен – значит изменник Родины. Человек оказался в безвыходном положении. Кто-то предпочел плену смерть. Кто-то этого не сделал. Осуждать его? Но он бежал из плена, сражался в партизанах или на фронте и дошел до Берлина.

Чтобы не ссылаться только на свое Пинское соединение, приведу некоторые данные по Барановичскому партизанскому соединению. Оно насчитывало на последнем этапе войны 11 185 бойцов. Из них 2727 – это люди, которые вырвались из немецкого плена. А в целом в рядах белорусских партизан бывшие окруженцы и военнопленные составляли 11 процентов.

Эти данные я взял из справки, подписанной руководителем БШПД П.К. Пономаренко. Зачастую, особенно на первом этапе партизанской борьбы, именно к ним присоединялись патриоты из местных жителей. Ведь у военных оставалось какое-то оружие, был боевой опыт.

Но основную массу народных мстителей все же составили недавние мирные жители, белорусские граждане. В Барановичском соединении простых рабочих и крестьян было более восьми тысяч из одиннадцати. Еще 732 человека – учителя с недавними учащимися. Почти 400 – инженерно-технические работники, врачи. По национальному составу – почти семь тысяч белорусов, две с половиной тысячи русских, около тысячи евреев, полтысячи украинцев, полтораста поляков.

Среди военнослужащих были и такие, которые струсили в бою и подняли руки вверх. Особенно в первые месяцы войны. Кто-то поверил гитлеровцам, что с ним будут вежливо обращаться, а кто-то ненавидел страну и народ и добровольно шел в плен. Добровольная сдача в плен – это предательство товарищей, позор. Малодушные, слабовольные дезертируют из армии и в мирное время. Я могу простить человеку многие проступки, кроме предательства.

Военнопленные есть на любой войне. Для большинства воевавших государств возникала необходимость проверки вернувшихся из плена офицеров и солдат. Почему? Потому что среди них появлялись те, кого успел завербовать противник.

Глава разведки Германии Шеленберг в мемуарах писал: «В лагерях для военнослужащих отбирались тысячи русских, которых после забрасывали на парашютах в глубь русской территории. Их основной задачей наряду с передачей текущей информации было политическое разложение населения и диверсии. …Чтобы поскорее добиться успеха, мы начали набирать добровольцев из числа русских военнопленных прямо в прифронтовой полосе».

Именно это побудило создать в конце 1941 года фильтрационные лагеря для проверки военнопленных. На 1 марта 1944 года проверку через органы «Смерш» (Смерть шпионам) прошли 312 594 военнопленных и окруженца.

После проверки 71,4 процента военнопленных и окруженцев были направлены в Красную Армию, 1,4 процента – в конвойные войска НКВД, 1,8 процента – на работу в промышленность, 0,5 процента – в госпитали на излечение. В штрафбаты попали 2,6 процента проверенных.

Арестованы и направлены в лагеря 3,6 процента (чуть более 10 тысяч). Среди них могли оказаться и те, кто не заслужил такой кары. Но эти цифры противоречат мифу о том, что при Сталине всех сослали в концлагеря на Север. Нельзя отказать в сочувствии тем, кто попал в лагеря случайно, кто не заслужил такого наказания. Но и не надо лить слезы по поводу пособников оккупантов, предателей. Были такие. Они вообще не заслуживают памяти, потому что не могут украсить историю народа. Ее делают и украшают другие люди.

В этой связи хочу процитировать один уникальный документ:

«Государь император в вознаграждение подвигов крестьянки Витебской губернии помещика Глазки Федоры Мироновой, которая в незабвенную войну 1812 года, будучи неоднократно посланной в Полоцк для узнания о положении находившихся там неприятелей, нимало не страшилась жертвовать самою жизнью, руководствуясь единым усердием и любовью к Отечеству, шла на все опасности, грозившие ей смертью, и доставляла оттоль верные и весьма полезные для корпуса генерала от кавалерии графа Виттгештейна сведения, всемилостивейше пожаловать ей соизволил пятьсот рублей денег и серебряную на анненской ленте медаль с надписью «За полезное», которую дозволяется ей носить. Военный министр Коновницын. Февраля 4 дня 1816 года».

Для любопытствующих скажу, что пятьсот рублей по тем временам – весьма большие деньги, особенно для крестьянки. Надо полагать, очень важными были сведения, доставленные Федорой Мироновой, если ее отметил сам император. Можно не сомневаться, что помещик Глазка, у которого она была крепостной, даже завидовал этой простой белорусской женщине, награжденной государем.