Не стреляйте в партизан… - Эдуард Нордман

Как правило, отряды формировались не по национальному признаку. Они были многонациональными. Для назначения командиром, комиссаром, начальником штаба важны были не национальность, а деловые и волевые качества. Национальностью мы не всегда интересовались. Мы советские, и этого было достаточно.

Хочу обратить внимание еще на один момент. Ни в боевых отрядах, ни в семейных лагерях во время войны не возникало эпидемий. Кирилл Трофимович Мазуров в своих воспоминаниях отмечал, что инфекционные заболевания в партизанских формированиях были редкостью.

Многих настигали простуда, авитаминоз, который вызывал так называемую «куриную слепоту», чего не избежал и Мазуров, некоторых донимала язва желудка. Но тиф не был подпущен к нашим стоянкам.

А вот в деревнях, где немецкие власти ликвидировали всякую медпомощь, люди нередко болели тифом поголовно. К их спасению подключались медицинские службы партизанских бригад и отрядов.

Одевались партизаны пестро. Кому-то удавалось раздобыть советскую военную форму, кто-то приспосабливал немецкую, кто-то обходился своей крестьянской, домашней одеждой. Зимой были популярны полушубки – кожухи.

Особым шиком считались комсоставовские кожанки с ремнями крест-накрест. На головах – ушанки, кубанки, военные фуражки, кепки, буденовки, танкистские шлемы, даже шляпы. Если позволял головной убор – красная лента наискосок. На ногах – советские, немецкие сапоги, «разнокалиберные» ботинки, другая обувка, сработанная местными мастерами.

Больше всего ценилась советская военная форма, особенно у молодежи. В январе 1942 года, находясь в Стародорожском районе, мы узнали, что с довоенных армейских складов после отступления Красной Армии многое взяли местные жители. И правильно сделали, не оставлять же немцам. Особенно нахватались всякого добра здешние полицаи.

Вот и решили мы, что у полицаев взятое ими надо отобрать, а свои люди сами поделятся. Сделали рейды по ряду деревень: Бояничи, Кривоносы, Рухов, Пасека. Полицаев разоружали и отпускали, никого не расстреливали. Но казенную красноармейскую одежду и обувь изымали. Изъяли также лошадей, которых, кстати, оставила отступавшая красноармейская часть, полдюжины свиней, несколько десятков мешков с зерном. Остальное раздали крестьянам.

Вернулись с обозом. Вот тогда хлопцы надели новое солдатское белье, шинели, шапки-ушанки со звездочками. Войско стало другим. И не только по внешнему виду. Внутренне все подтянулись. Военная форма обязывает, выправку придает.

Вызывает как-то Никита Бондаровец совсем молоденького партизана, только что надевшего настоящую шинель. Тот так отрапортовал, что удивился комиссар: «Смотри ты, настоящий солдат! А ведь раньше за ним не замечалось такого». А уж если кому из нас удавалось раздобыть командирскую фуражку да хромовые сапоги – предела форсу не было.

Два лейтенанта из кавалеристов, попавшие в окружение, Петька Казак и Петька Столица, – настоящих фамилий я не помню – даже шашки раздобыли, седла нашли. Лихачами в бою были отчаянными. Дьяволы на конях.

Командиры во всех случаях добивались, чтобы партизаны поддерживали чистоту, имели опрятный, подтянутый вид. Это работало и на дисциплину, и на здоровье бойцов. Да и санитарная служба соединения действовала исправно.

Меня при случае не надо было упрашивать, чтобы применил свои медицинские познания на деле. Последний раз это произошло в июле 1944 года перед самым освобождением в деревне Поречье Пинского района, которая раскинулась вдоль реки Ясельда.

На исходе дня в небе над деревней завязался воздушный бой. Немецкие истребители атаковали эскадрилью советских бомбардировщиков. Один из самолетов вспыхнул и факелом понесся к земле. Но члены экипажа успели выпрыгнуть с парашютами.

Одного из них мы нашли сразу, опередив немцев, которые тоже стремились к месту приземления летчика. Но им достался только кусок парашюта. Остальное забрал партизан Петька-тракторист, рассудив, что парашютный шелк пойдет и на бинты, и на пошив белья.

Летчик был почти в бессознательном состоянии из-за ожогов, но сказал, что надо искать остальных. Вскоре мы наткнулись еще на один парашют. Под ним лежал сильно обгоревший командир эскадрильи майор Михаил Бельчиков. Особенно пострадали голова, лицо. Вот его-то мне и пришлось лечить. Я тщательно промыл ожоги, раздобыл на хуторе несоленого гусиного сала, смазал их. Потом мы переправили летчиков в лазарет партизанского отряда имени Макаревича, а оттуда они попали в стационарные лечебные учреждения Красной Армии.

Я до сих пор храню письмо, которое написал мне майор Бельчиков 13 ноября 1948 года из Винницы, где он тогда продолжал службу. Вот что он написал мне в Пинск:

«Дорогой Эдик, ты, вероятно, забыл меня, да и вполне понятно, встреча была короткой, а с тех пор прошло более четырех лет. Но мне ясно помнится ночь на 9 июля 1944 года, встреча с вашей группой партизан, проведенный в лесу день, твоя первая медицинская помощь, гусиное сало, перевязки. Мучителен был для меня путь до лагеря. Чувствовал себя очень плохо.

До сих пор вспоминаю и благодарю за такую смелую заботу. А ведь получилось лучше лучшего… Ноги и руки зажили, а вот глаза долго не видели. Глаза лечил в Москве. С твоей легкой руки все пошло хорошо, хожу – не хромаю, правым глазом вижу отлично, левый глаз видит мало – 35 процентов. Лицо зажило, девушки говорят, что вечером я даже красивый хлопец. По зрению от летной работы отстранили, работаю в штабе.

Миша Диденко, мой радист, вероятно, помнишь, у него были сильные ожоги рук, выздоровел, отслужил свой срок и демобилизовался. Власов, воздушный стрелок, также закончил службу и демобилизовался…».

Потом были еще письма от майора Бельчикова. Он вспоминал и благодарил тех сельских девушек, которые прямо в лес принесли для пострадавших летчиков подушки и одеяла, благодарил нас, через озеро доставивших его с товарищами в партизанский госпиталь. Очень переживал, что из-за ожогов и временной потери зрения не видел наших лиц.

В письме, которое он прислал мне в феврале 1949 года, есть такая фраза: «Ужасно плохо, что я не мог видеть тебя. Пускай бы в 4 – 5 раз больше обгорело тело, но глаза оставались».

Мне эти письма очень дороги.

МЫ БЫЛИ С НАРОДОМ, ПОТОМУ У НАС ВСЕ ПОЛУЧАЛОСЬ

Уверен, именно потому, что мы правильно построили свои отношения с местным населением, наша борьба стала всенародной. А в том, что она была всенародной, я не сомневаюсь ни на минуту. Уже в 1942-м, а особенно в 1943–1944 годах мы знали, что у нас есть надежный тыл. И этим тылом были не только жители территорий, контролируемых партизанами.

Мы знали, что можем рассчитывать на поддержку даже в тех местах, где стояли крупные вражеские гарнизоны. Не скрою, это добавляло нам уверенности, позволяло действовать неожиданно и дерзко. Иногда приходилось попросту ругать бойцов за излишний риск.

В начале декабря 1943 года я ушел с небольшой группой разведчиков за линию железной дороги Брест – Гомель. Надо было помочь Ивановскому, Дрогичинскому, Жабчицкому, Логишинскому и Телеханскому райкомам комсомола. А больше всего – Пинскому подпольному горкому комсомола. Со мной были братья Хвесюки – Павел и Володя, а также Николай Чалей, Станислав Жарин, Георгий Гук, Петр Филиппов.

Проникнуть в Пинск легче было с западной стороны города. Чалей и Жарин брали повозку и ехали туда под видом крестьян, смешавшись с настоящими крестьянами. Бывало, они злоупотребляли излишней смелостью, на мой взгляд, допускали браваду. Выговаривал им.

Они мне отвечали, что рискуют только собой. Как же только собой, пояснял я, если в случае вашей гибели мы потеряем связи и перестанем получать ценные данные.

Попадали ребята, бывало, и в трагикомические ситуации. Однажды решили заночевать в Пинске у знакомого. А ранним утром в дом заявилась группа немцев.

Чалей и Жарин успели забраться на чердак. Приготовились к бою. Немцы осмотрели дом и расположились в нем. Тянутся часы, а они не уходят. Похоже, это была засада. Фашисты в самом деле кого-то ждали и ушли только на следующее утро.

Можно представить себе положение разведчиков. Ночью они могли бы уничтожить гитлеровцев, но пострадала бы семья хозяев. Да и самим разведчикам в любом случае вряд ли удалось бы уйти из города. Потому они ждали, стараясь себя не выдать. Но не выдали их и хозяева.

В результате разведчики принесли важные сведения, в том числе о местонахождении бронепоезда командующего группой «Центр» генерал-фельдмаршала Буша.

Не боясь некоторой высокопарности, скажу так: у партизан все получилось потому, что за нас был народ, а мы сами были частью этого народа. И пусть понапрасну не напрягаются любители запустить булыжником в нашу сторону.

Белорусская писательница, пребывающая больше на Западе, чем дома, Светлана Алексиевич договорилась до того, что обозвала белорусских партизан бандитами. Путь это останется на ее совести. Но такими словами она оскорбляет не нас. Она себя выставляет в глупом свете, потому что бандитами приказал нас называть Гитлер. Она просто повторяет слова этого человеконенавистника.