Дилемма Джексона - Айрис Мердок

Еще раньше, отвечая на вопрос Кантора, Мэриан объяснила ему, что она не девственница. После школы у нее действительно было несколько романтических приключений, которые, как она сказала, в сущности, ничего не значили. Эдварда она тоже в свое время поставила об этом в известность. Тот выслушал ее спокойно и больше никогда не возвращался к этой теме. Мэриан его о предыдущих увлечениях не расспрашивала, хотя ей, конечно же, было любопытно. Она слышала, как Бенет однажды сказал, что «по-настоящему об Эдварде никто ничего не знает». Мэриан попыталась задать Эдварду несколько наводящих вопросов, но, не испытывая особого нетерпения, детальное расследование отложила, тем более что Эдварда это вполне устраивало. Она любила его и гордилась тем, что он, как выяснилось в конце концов, выбрал в жены именно ее. Правда, она немного побаивалась его, но это, разумеется, пройдет. Как и все, Мэриан знала о смерти Рэндалла. Для Эдварда это стало одним из мрачных воспоминаний жизни. Могли, вероятно, быть и другие, но она надеялась и верила, что ее любовь и терпение со временем разгонят тучи.

Когда Мэриан и Кантор предавались любви во второй раз, она с наслаждением зарывалась лицом в его светлые волосы. От Эдварда пришло еще одно письмо, и Мэриан забронировала билет на самолет, который должен был доставить ее домой, а Кантору сообщила, что уезжает. Он выслушал новость с чуть грустной улыбкой и сделал неопределенный жест. Мэриан была благодарна ему за тактичность. Она оказалась в его жизни лишь эпизодом, хотя он проявил по отношению к ней безграничную доброту и очень красиво ухаживал за ней, но, разумеется, прекрасно обойдется и без нее. Вероятно, потому, что она должна была вот-вот уехать, он стал больше рассказывать ей о себе, о том, как работал на ферме у брата, как издавал литературную газету и немного писал сам, как пытался помогать аборигенам. Так или иначе, что-то менять в их отношениях теперь было уже слишком поздно: она его больше никогда не увидит. В последние дни Мэриан взяла за правило при каждой встрече понемногу говорить с ним об Эдварде. И вот пришло время расставаться. Кантор отвез ее в аэропорт.

Промежуток времени между возвращением Мэриан и последними приготовлениями к свадьбе оказался более долгим, чем она ожидала. Когда они встретились после разлуки, Мэриан чувствовала некоторую робость, а Эдвард нервничал. Они лежали в постели у нее дома с закрытыми глазами и как-то рассеянно, сдержанно предавались любви. По молчаливому согласию оба рассматривали этот период как своего рода невинную подготовку. Долгожданный идеальный союз, когда они откроются и отдадутся друг другу до конца, был впереди. Все радовались, глядя на них.

Розалинда (об отношении которой к Эдварду, разумеется, много говорили), казалось, испытывала скорее облегчение, чем (как многие ожидали) зависть. Наблюдая за любимой сестрой, она уже давно видела ее хозяйкой Хэттинга. Между тем Бенет, быть может с излишней даже суетливостью, устраивал все так, чтобы жених и невеста могли оставаться наедине, в то время как сами они, вероятно, предпочли бы общество друзей. По некой необсуждаемой причине они никогда не ложились в постель ни в Хэттинг-Холле, ни тем более в Пенндине — только в квартире Мэриан. Хэттинг оставался «запретной зоной» до будущих времен. Однако сразу после бракосочетания они намеревались отправиться (что, конечно, держалось пока в секрете) во Францию. Неделя шла за неделей, приготовления к свадьбе продолжались. Сердце Мэриан билось все чаще и чаще, и она мечтала, чтобы все поскорее осталось позади и они оказались во Франции.

Что-то — и это, как она чувствовала, следовало держать в тайне от Эдварда — беспокоило ее. Вернувшись в Англию, она размышляла, рассказать ли ему о том, что случилось в Австралии. Сначала она готова была все ему открыть, но никак не могла выбрать подходящий момент, сам же Эдвард, казалось, мало интересовался ее австралийскими приключениями. А потом время ушло, и Мэриан стала забывать о своем мимолетном романе, озабоченная предстоящей церковной церемонией, приглашениями, нарядами и непростыми отношениями со своей ветреной матерью. Порой они с Эдвардом подумывали, не дожидаясь торжеств, отправиться в магистрат и зарегистрировать брак, но, конечно же, всегда находилась причина, по которой сделать это было невозможно. Тем временем, пристально наблюдая за Эдвардом, Мэриан все чаще замечала его «мрачность», которую ей предстояло рассеять. Накануне «заветного дня» Эдвард вернулся в Хэттинг, а Мэриан осталась в Лондоне, чтобы приобрести последние детали свадебного туалета и упаковать коробку с «сюрпризами», предназначенными для разных достойных личностей. Однако незадолго до того она получила письмо с австралийским штемпелем. Разумеется, от Кантора, и это было любовное послание. Мэриан поплакала над ним, вдруг почувствовав… Что же она почувствовала? А просто вспомнила ферму, лошадей… и поспешила ответить, не вдаваясь в детали, что выходит замуж. Кантор написал, что разговоры о свадьбе были столь туманными, что он вовсе не думал о ней как о чем-то серьезном! Но в любом случае он вскоре приедет в Англию по делу и надеется повидаться с Мэриан. Второе письмо было более сдержанным.

Мэриан переписка взволновала, и это ее насторожило. Она уже жалела, что не рассказала Эдварду о Канторе, а теперь было слишком поздно. Она долго размышляла, следует ли отвечать на последнее письмо, и решила, что не стоит. В конце концов, ничего изменить уже нельзя, ее свадьба — вопрос нескольких недель.

Но в один прекрасный день, вернувшись домой, она увидела под дверью конверт с лондонским штемпелем. Кантор был в Лондоне, и его письмо снова было любовным. Он сообщал, что приехал по делу, пробудет в Англии недолго, и, поскольку она, как он понимает, еще не замужем, спрашивал, не согласится ли она с ним пообедать? Он ей позвонит. В этот момент раздался звонок. Мэриан ушла в кухню и закрыла уши руками. Полчаса спустя телефон зазвонил снова. Разумеется, она должна отвечать на звонки — звонить ведь мог кто угодно. Мэриан сняла трубку, услышала голос Кантора и поспешно начала что-то лепетать: нет, она не может увидеться с ним ни сегодня, ни завтра, нет, ни пообедать, ни поужинать, ей очень жаль… И когда знакомый обворожительный голос Кантора стал печальным, сказала:

— Кантор, пожалуйста, перестань, прошу тебя, пожалуйста, я не могу с тобой увидеться, я выхожу замуж за Эдварда.

— Когда? — спросил он.

Был понедельник, свадьба назначена на среду.

— В конце будущей недели, — быстро ответила Мэриан, она пришла в ужас при мысли, что Кантор захочет, чтобы его пригласили, а то и свалится на голову незваным.

После небольшой паузы он сказал:

— Ну, так — значит, так. — И добавил: — Я все равно хотел бы тебя повидать. У меня для тебя подарок — теперь это будет свадебный подарок! Неужели мы не можем встретиться, пообедать, например завтра?

— Пообедать — нет, извини, — поспешно ответила Мэриан.

— Ну тогда до обеда. Я должен отдать тебе подарок!

— Ах, ну ладно, только недолго и… где?

«Увижу его и покончу с этим», — подумала Мэриан.

— Предлагаю на Кенсингтон-стрит, в «Баркерс», почему бы нет? Завтра на нижнем этаже, в отделе мужских сорочек, в одиннадцать.

Мэриан, у которой не было никаких планов относительно завтрашнего обеда, просто она ни в коем случае не хотела встречаться с Кантором в обеденное время, сказала «хорошо» и повесила трубку. Она страшно разволновалась и злилась и на себя, и на Кантора. Она даже не спросила номера его телефона и теперь не могла отменить свидание!

На следующее утро, накануне свадьбы, разговаривая по телефону с Эдвардом и вспомнив о свидании с Кантором, Мэриан вдруг замолчала.

— Алло, Мэриан, ты где? — тревожно спросил Эдвард.

— Где я? Да здесь, конечно, где же еще? — Оставался один день. Да, завтра она приедет со всеми своими «сюрпризами». Да, сейчас она ненадолго отлучится из дома, — О Эдвард, Эдвард…

— Не волнуйся, все будет хорошо, — сказал он.

Она подумала: «Все мои вещи уже готовы, я могу отправляться в Пенн прямо сейчас — только сейчас я жду встречи с другим мужчиной! Но ведь я в любом случае не хотела ехать сегодня? Осталось еще столько недоделанных мелочей!» И она отправилась в «Баркерс», чтобы со всем этим покончить.

Войдя в магазин и направляясь в отдел мужских сорочек, она озиралась по сторонам. Неужели он еще не пришел? О, если бы это было так! Потом Мэриан увидела его — он рассматривал рубашку — и, вмиг ощутив нечто вроде удара в сердце, приложила руку к груди. Неужели она забыла его, как могла она его забыть? На долю секунды она увидела его таким, каким видела тогда, в первый раз, когда ей его еще не представили, до того как они с ним танцевали: тяжелые густые светлые волосы, достаточно длинные, чтобы закладывать за уши, узкий нос с небольшой горбинкой… Кантор напомнил ей тогда сошедшего с какой-нибудь старинной картины военачальника — например, венецианского дожа. Венеция! Мэриан ощутила внезапную слабость. Видение исчезло.