Дилемма Джексона - Айрис Мердок

Солнце должно было вот-вот зайти за горизонт, и безоблачное небо стало темно-синим. Теперь на нем тускло светила почти полная луна. Рэндалл заметил, что прежде ее не было видно. Поднялся ветер. «Ну и промерзнем мы в этой избушке сегодня ночью», — подумал Эдвард, но ничего не сказал брату. Под проволокой они пролезли вполне благополучно, миновали невидимые в темноте велосипеды и, перейдя дорогу, побежали вниз, к морю, навстречу странным, мощным, ритмично накатывавшим звукам: это огромные волны разбивались о прибрежные камни. Немного поблуждав, они нашли сумку. Эдвард поднял ее. Ветер становился все сильнее. Рэндалл устремился к морю. В наступившей темноте шипение перемалывающих камни волн казалось еще более громким. Эдвард медленно пошел за братом и, приблизившись, увидел, что тот раздевается. Эдвард испугался:

— Нет, Рэндалл, больше никаких купаний, стало темно и…

Рэндалл, уже обнаженный, стоял на высокой галечной насыпи и смотрел, как внизу обрушивающиеся волны подтачивают и размывают подвижную каменную стену. В рассеянном лунном свете бледно светилось его обнаженное тело.

— Купание при луне! — закричал он. — Ты должен! Ну давай же, вода наверняка теплая…

Он начал спускаться по крутой оползающей насыпи, стараясь сохранять равновесие. Вот он исчез в набежавшей волне, потом вынырнул чуть дальше, барахтаясь в белой пене и помахивая рукой Эдварду.

— Эй, выходи немедленно, слышишь! — закричал Эдвард.

Его пугали течение, ветер, мрачная сила волн, которые стали еще свирепее и выше, ревели громче, заворачивались, подкатывая к берегу гигантскими арками, с оглушающим треском в порыве саморазрушения бросались на осыпающуюся стену, и каждая, отступая и теряя силу, утаскивала за собой тарахтящую массу песка и камней. Еще с минуту он стоял, всматриваясь в темную воду и крича Рэндаллу, чтобы тот поскорее выходил. Ему казалось, что он видит брата там, вдали. «Я должен поплыть за ним, — думал он, — мой долг заботиться о нем. Боже мой, это какое-то безумие». Он скинул куртку, брюки и туфли, попробовал идти, нащупывая ступней дорогу, но упал и покатился по подвижному каменно-песчаному склону, а через несколько секунд вода мощно ударила ему в ноги, и в следующий миг он понял, что плывет.

Здесь, внизу, вода бурлила и пенилась, то накатывая, то отступая, тащила за собой назад, засасывала в глубину, набрасывалась, словно зверь, а то вдруг закручивалась водоворотом — волны сражались друг с другом. Плавать каким бы то ни было обычным способом было невозможно. Эдвард, стоявший в воде почти вертикально и старавшийся работать ногами как положено, глотал воду и пытался грести, но единственное, что ему удавалось, это худо-бедно держать голову на поверхности. Выбиваясь из сил, он упорно пытался плыть туда, где заметил Рэндалла: ему показалось, что тот мелькнул в темном хаосе волн. Но высоченная тяжелая стена мчащейся с бешеной скоростью бурлящей воды грозно раз за разом обрушивалась на него, не давая продвинуться ни на шаг. Захлебываясь, он не переставал звать брата. И вдруг Рэндалл возник рядом. Беспомощно барахтаясь и то ли вслух, то ли про себя повторяя: «Слава богу, слава богу!», Эдвард попытался поймать его руку. Ему показалось, он услышал, как Рэндалл произнес: «Не могу выбраться». «Господи, как же ему страшно, — подумал Эдвард, — и мне тоже». Ухватив брата за запястье, он продолжал не то чтобы плыть, но кое-как двигаться, молотя по воде свободной рукой. Однако, рухнув в бездну меж двух пенных гребней, отчаянно дергая головой, чтобы держать ее над водой, и захлебываясь, он окончательно перестал ориентироваться. Рэндалл не то выдергивал руку, не то его оттаскивало от Эдварда течением. Колотя ногами, словно безумный, Эдвард вдруг заметил нечто, что могло оказаться берегом: там волны обо что-то разбивались. В некоем внезапном озарении он подумал, что волна сознательно подняла его высоковысоко. Лунный свет стал гораздо ярче.

Эдварда сверлила одна мысль: «Я не должен его отпускать, но что, если, держа за руку, я топлю его?» Он повернул голову и увидел искаженное ужасом лицо брата, тот отчаянно хватал ртом воздух. Потом течение внезапно изменилось: видимо, они оказались вблизи берега, у того места, где волны завершали свой путь и разбивались о вечно сползающий и возрождающийся холм камней. Почувствовав перемену, Эдвард подумал: «Теперь я должен встать на ноги, я должен встать, иначе волна нас накроет». Он ощутил, как вода вдруг стала поднимать его, и потерял руку Рэндалла. Попытавшись встать на дно, он оказался под куполом наворачивающейся гигантской волны, которая, обрушившись, бросила его на колени. Эдвард боролся изо всех сил. На мгновение он почувствовал, как сквозь пальцы скользит уносимый отступающей водой песок, а вслед за ним, не давая подняться, прижимая ко дну, удушая, на него стремительно навалилась целая лавина отделившихся от берега камней. Распластанный, Эдвард поднял голову и попытался поджать ноги.

«Я должен встать, иначе следующая волна убьет меня». Он поднырнул под очередной водяной вал и, вдруг обнаружив, что стоит, потянулся к берегу, выставив вперед руки. Он полз, отчаянно хватаясь за перекатывающиеся камни, и оказался на твердой земле. Но он потерял Рэндалла, да что там говорить, он совершенно забыл о брате! Задыхаясь, ловя воздух ртом, словно выброшенная из воды рыба, глядя в бурлящую пучину грозно вздымающихся волн, Эдвард искал брата. Где он? «Должен ли я вернуться в этот ад и тоже умереть?» Нет, конечно, Рэндалл где-то рядом, тоже выкарабкивается на берег.

Испытывая облегчение оттого, что не нужно больше сражаться со стихией, Эдвард метался по берегу, высматривая брата и крича, но все было тщетно. Он снова грудью бросился навстречу волнам, потерял опору, плыл, захлебывался, молотил усталыми, израненными о камни ногами, отчаянно стараясь держаться на поверхности и, не утонув, вернуться на сушу. Вода заливала глаза. Подплыв назад к берегу, Эдвард встал на колени, потом выпрямился во весь рост, потом волна сбила его, и он оказался на четвереньках, пополз, снова встал и, стоя у самой кромки воды, с отчаянной надеждой вглядывался в море, не переставая звать брата. Минут через двадцать, а может, и больше, он увидел Рэндалла. Волна несла его, он лежал лицом вниз. Эдвард бросился в воду и, воя, рыдая и крича, вытащил обмякшее тело брата на камни. Растерянно пытаясь вспомнить, что нужно делать в подобных случаях, он перевернул Рэндалла на живот и стал ритмично надавливать на спину. Все было бессмысленно и бесполезно. Они были одни на темном пустом берегу, и помощи ждать было не от кого.

Некоторое время спустя полуодетый, что-то бессвязно бормочущий, беспрерывно плачущий и указывающий куда-то вниз, на берег, Эдвард остановил ехавшего по дороге автомобилиста. Потом появились другие люди, прибыла полиция, тело Рэндалла увезли.

Сидя на теплых камнях над идеально спокойной гладью моря, освещенного ярким солнцем, Эдвард плакал. До сегодняшнего дня он ни разу не возвращался на это место. Хижина стояла все там же, море и камни были такими же, как прежде, и то же безлюдье — ни души. Много лет Эдвард не знал, сможет ли когда-нибудь снова приехать сюда. Его так и не простили. Отец его возненавидел. Да и сам Эдвард себя презирал. Все помнили о том несчастном случае, многие жалели его, но никто, разумеется, не касался этой темы. Что заставило его приехать сюда теперь? Эдвард догадывался. Он стал причиной еще одной смерти, смерти Мэриан. Даже если она жива, ее можно считать мертвой. А между двумя этими смертями было и нечто третье, третье безумное, совершенное по глупости деяние, память о котором следует навеки скрыть в темноте.

Глава 5

Мэриан, о которой все так беспокоились и которую повсюду искали, не умерла. Правда, она подумывала о самоубийстве: стоя в метро на платформе, смотрела вниз на блестящие рельсы и всем телом ощущала необузданный прилив вибрирующей энергии, которая в точно рассчитанный момент могла понадобиться, чтобы броситься под поезд. Размышляла она и о том, чтобы утопиться где-нибудь в глухом темном месте возле заброшенных домов, ряды которых тянулись вдоль Темзы. Но Мэриан была хорошей пловчихой, и мощный здоровый инстинкт просто не позволил бы ей утонуть, к тому же о такой медленной смерти ей было страшно думать. К ядам у нее доступа не было. Разумеется, можно было броситься под автобус, но это ненадежно: еще останешься чудовищно искалеченной, но живой. Высоты Мэриан всегда боялась и не могла даже представить себе, как открывает окно и взбирается на подоконник. Все эти мысли были поверхностными, фальшивыми, неосуществимыми — лишь страшные картинки, которыми она отгораживалась от ужасной реальности случившегося, от того, что она сделала и с чем отныне вечно будет вынуждена жить.

Она сидела на кровати в номере маленькой дешевой гостиницы, находившейся в переулке неподалеку от вокзала Юстон. Она вдоволь наплакалась за минувший день, но продолжала плакать и сейчас. Было утро. Накануне, обессилев от переживаний, Мэриан все же заснула и проспала часть ночи. Ей снился счастливый сон, несколько мгновений после пробуждения она его еще помнила. Но теперь весь этот ужас снова навалился на нее, словно некая стальная конструкция, под которой она оказалась погребена. Она потеряла, безответственно и навсегда погубила все, что было хорошего и радостного в ее жизни. Мэриан попыталась унять слезы и прекратить рыдания, которые переросли теперь в монотонное завывание. Накануне кто-то стучал в ее дверь, заглядывал в комнату и спрашивал, не больна ли она. Конечно же, она была больна, но ответила: «Нет, нет, вовсе нет, извините, со мной все в порядке».