Зона Посещения. Бродяга Дик - Максим Хорсун

– Может быть, а может – и нет, – на лице Ким появилась натянутая улыбка. – Зачем тебе лишний риск? Ты застрелишь меня из своего громадного револьвера?

– Что? – Строгов отпрянул. – А, нет. Обои жалко.

Ким рассмеялась.

– Задушишь и бросишь труп в ванной?

– Что за болезненные фантазии, – Строгов отодвинулся от Ким, уселся поудобнее, вытянул усталые ноги. – Тебе нужно было устроиться на работу в какую-нибудь желтую газетенку про НЛО и гейские разборки кинозвезд.

– Нет-нет, – Ким мотнула головой. – Не отмажешься теперь.

Снова повисло молчание. Снаружи все еще ныли сирены, звучали редкие выстрелы. Ким представила, как военные и полицейские бродят цепями по задымленным улицам и добивают раненых, не добитых Бродягой Диком счастливчиков.

– Я не терплю, когда меня пытаются шантажировать, – сказал Строгов, водя рукой в луче света так, что на дальней стене проецировались теневые изображения монстров. – Если бы не мое хорошее отношение к тебе…

Ким не дала ему договорить.

– Помоги мне проникнуть в Зону! Я соберу недостающий материал для статьи, и потом мы забудем это недоразумение. Я вернусь в Нью-Йорк, и каждый продолжит жить своей жизнью.

– В Зону? – Строгов холодно поглядел на Ким. – Вот что у тебя на уме. Да ты, оказывается, корыстная тварь.

– Не оскорбляй меня! – всплеснула руками Ким. – Я всего лишь хочу сделать свою работу на «отлично»! Я хочу быть чертовым профессионалом! Разве это зазорно?

Строгов подтянул к себе ноги, обхватил колени. Холодный гнев в его глазах сменился сожалением.

– Хочешь подорваться на «шутихе»? Хочешь, чтоб «мясорубка» вывернула тебе кости одну за другой? В таком случае пристрелить тебя сейчас было бы куда милосерднее.

Ким потянулась к Строгову, но жест получился чересчур нарочитым, и русский отвел ее руку в сторону.

– Майкл, ну хотя бы недалеко! В сопровождении настоящих – настоящих! – сталкеров со мной ничего не случится.

– Сталкеры частенько не возвращаются, в газетах об этом писать не любят, – Строгов задумался. – Скажи, ради чего это все? Ради чего ты рискуешь?

Ким шумно вздохнула.

– Ради убойного журналистского материала.

– И что? – Строгов скривил губы. – Тебя заплатят за него сотенную… да пусть хоть десять тысяч баксов? Оно того стоит?

– Меня возьмут в штат, – призналась Ким, скрепя сердце.

– И?.. Это та самая великая цель?

– Что и?.. – неожиданно для себя взорвалась Ким. – Если возьмут не меня, значит ту гребаную плоскую брюнетку из Мемфиса! Вот тебе «и»! У меня плохие шансы! Главный редактор, который ведет себя так, будто у него кол в жопе, считает меня пафосной графоманкой! Сисястой пустышкой! А мистер Пибоди так и мечтает запереть меня в своем кабинете после окончания рабочего дня! И – да, Майкл? И? Что ты вообще понимаешь в нашей жизни? Приперся из России, сидишь на наших грантах, шпионишь за нами и еще смеешь смотреть на меня, как на насекомое! Ну что уставился? Скажи опять свое «и»!

Строгов улыбнулся.

– Гляжу, шекспировские страсти творятся в твоей жизни.

Гнев схлынул, выступая обильной влагой по всему телу.

– Иронизируешь?

Строгов уперся ладонью в пол, крякнул, поднялся на ноги.

– Я нагрею воды, надо бы помыться. Кому как, а мне завтра на работу.

– Кто-то говорил, что город перевернут вверх дном, – Ким устало откинулась на спинку дивана. – Какая может быть работа?

– Самая настоящая работа, – кивнул Строгов. – Впервые с ночи Посещения Зона вступила во взаимодействие с городом. Все сотрудники Института будут на ушах.

– Может, хватит притворяться?

Строгов только искоса взглянул на Ким, но ничего не ответил. Он поднялся, прошел на кухню, загремел там чем-то тяжелым. Ким представила, как он водружает на газовую плиту ведро с водой.

Встрепенувшись, она достала из сумочки планшет.

«Я дьявольски устала, – строки и в самом деле плыли перед ее глазами. – Моя жизнь висит на волоске, я зла и, кажется, настроила против себя все, что движется в Хармонте. От счастливчика в одном ботинке до русского ученого, спасшего меня от пуль и клыков нелюдей на ночных улицах. Зона выпустила протуберанец, когда же все вернулось на круги своя, я поняла, что Зона забрала с собой какую-то важную часть моей души. Предательство. Подлость, конечно же. Но на что не пойдешь ради достижения цели, которой напитана каждая клетка моего тела, и без которой я не мыслю своей дальнейшей жизни. Хорошо прирученная совесть не кусает своего хозяина. Смешно, да. А что если я предаю ради собственной выгоды не одного человека, а целую страну?

Быть может, моя цель не так важна, как мне казалось еще этим вечером?..»

Строгов перешел в ванную, там продолжил громыхать ведрами и тазом.

Устранить Ким сейчас не составило бы труда.

Свернуть ей шею, как цыпленку, и выбросить на улицу. Полиция, безусловно, решит, что ее оприходовали счастливчики. Сколько народа полегло этой ночью, одним трупом больше, одним меньше – никто разбираться не станет.

Но как же ловко удалось ей пустить пыль в глаза! Он-то думал, что таскает за собой по охваченным хаосом улицам едва живую от ужаса девицу, которая в шоке, и ничего не соображает. А она, выходит, притворялась. Ей бы «Оскара» дать… Посмертно…

Строгов наступил на таракана, вздумавшего показаться из-за мусорного ведра. Таракан быстр, но Строгов – быстрее.

Когда он представлял, что придется стиснуть руками тонкую шею Ким, поросшую едва заметными золотистыми волосками, то в сердце просыпалась жалость и одновременно злоба на себя. Он не сделает этого! Просто не сделает, и не нужно сейчас заниматься самоедством, искать причины и оправдания.

Он понимал, что риск провала как никогда велик, что он погубит себя и завалит задание из-за бабы – точно герой какого-то пошлейшего шпионского фильма. В соответствии с законами остросюжетного жанра и присущими ему штампами.

Но Краб – далеко, Москва – далеко. Он сделал все, что требовалось от него согласно инструкциям. Связной отбыл, собранная информация – больше не его забота. Он остался в городе, где разразился локальный зомби-апокалипсис, и теперь должен действовать по своему усмотрению. Кого хочет – того спасает. Кого хочет – оставляет на растерзание счастливчикам. А посчитает нужным – вообще сбежит в Рексополь, а там и до границы рукой подать: поминай, в общем, как звали.

Строгов стянул грязную рубашку, не стал даже запихивать в корзину для белья, просто скомкал и швырнул на пол.

– Ким! – позвал он. – Ну-ка помоги, будь любезна.

В неосвещенном коридоре возник силуэт. Плечи поникли, голова опущена. Да наша девочка сама не знает, как выпутаться из собственной авантюры! Понять, что творится на душе у Ким, несложно. Еще и страх выедает изнутри. Прямо хочется подойти и погладить ее по голове, как маленькую.

Впрочем, все они тут авантюристы – Институт, сталкеры, культисты, военная полиция, чиновники, журналисты и шпионы. Хармонт в современном виде – одна большая авантюра. Жить здесь – все равно что возле вулкана. Если рассуждать здраво, то давно нужно было выселить всех к чертям собачьим, оставить в городе только Стражей, которые бы стреляли во все, что пытается проникнуть в Зону, и тем более в то, что собирается оттуда выбраться.

Но если Хармонт все еще существует, значит, это кому-то нужно.

И совсем не пришельцам, которые запустили снежный ком по склону и убрались за тридевять парсеков. С них теперь и взятки гладки.

– Можно тебя попросить… да не бойся ты так! – Строгову совсем не хотелось улыбаться, от усталости лицо как будто онемело. – Просто полей мне на спину из ковшика, раз ты уже здесь. Самому не очень удобно. Если тебе, конечно, не слишком противно.

– Нет, мне не противно, – сухо отозвалась Ким.

Строгов сходил на кухню, снял с плиты ведро. Вернулся в ванную.

– Она же совсем не успела нагреться, – заметила Ким, поболтав в воде пальцем.

– Ну и ладно, – отмахнулся Строгов. – Не зима, это во-первых. А во-вторых – спать хочется, сил нет.

– Ладно, тогда давай… – Ким зачерпнула пластмассовым ковшом из ведра, Строгов наклонился над ванной. Зажурчала вода; то, что стекало со спины и боков Строгова, было бурым от грязи и крови.

– Мыло? – предложила Ким.

– Давай!

И Строгов мылился и тер себя щеткой – изо всех сил, с пристрастием, словно в институтской душевой после похода в Зону. Думая, что хорошо бы вместе с грязью избавиться заодно и от тяжелых мыслей, от тошнотворных воспоминаний. От наркотической зависимости и зависимости от воли Краба. Избавиться от этого всего, чтобы быть тем человеком, роль которого он играет каждый день, приходя в Институт, работая в лаборатории или корпя в кабинете за компьютером над расчетами. Без планов внутри планов, без шпионских игр, без ночных вылазок в Зону. Просто работа и наука, и, быть может, он смог бы даже совершить какое-нибудь открытие. Недаром Голдинг требует от него многого – чувствует потенциал, а так же то, что его подчиненный работает спустя рукава.