Фет - очерки жизни и творчества - Борис Бухштаб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Некрасова природа тесно связана с человеческим трудом, с тем, что она дает человеку, — у Фета природа лишь объект художественного восторга, эстетического наслаждения, отрешенного от мысли о связи природы с человеческими нуждами и человеческим трудом.
Фетовский эстетизм, «преклонение перед чистой красотой», порою ведет поэта к нарочитой красивости, даже к банальности. Можно отметить постоянное употребление таких эпитетов, как «волшебный», «нежный», «сладостный», «чудный», «ласкательный» и т. п. Этот узкий круг условно-поэтических эпитетов прилагается к широкому кругу явлений действительности. Вообще эпитеты и сравнения Фета иногда страдают некоторой слащавостью девушка — «кроткий серафим», глаза ее — «как цветы волшебной сказки», георгины — «как живые одалиски», небеса — «нетленные как рай» и т. п.
Можно отметить наличие мифологических имен в качестве условных «поэтизмов» в стихах Фета 40— 50-х годов, т. е. тех лет, когда это было уже архаично. В чудесных описаниях морского залива Фет поминает то Феба с Фетидой («Ночь весенней негой дышит…»), то Амфитриту с Авророй («Как хорош чуть мерцающим утром…»), за пароходом у него пляшут нереиды («Пароход») и т. п.
И такими же условно-эстетическими являются у атеиста Фета религиозные мотивы «жизни двойной», возрождения «на лоне божески-едином», используемые иногда для концовки стихотворения. Так, реалистическое описание моря кончается мотивом души, которая «без корабля» «помчится в воздушном океане», освобожденная от связи с телом («На корабле»), тучи вызывают образ архангела, который их «на нивы навевает» («Нежданный дождь») и т. п.
Но все это не оправдывает распространенного определения поэзии Фета как «эстетского» искусства. Поэзию Фета нельзя понять, если не видеть, что элементы условной красивости спаяны в ней с живым, конкретным и сильным отражением реальности. Скажем, отмеченные Добролюбовым слова о Юпитере и Гее в стихотворении «Первая борозда» следуют за такими точными и свежими наблюдениями
Ржавый плуг опять светлеет;
Где волы, склонясь, прошли,
Лентой бархатной чернеет,
Глыба взрезанной земли.
(«Наши поэты большею частию не избегают аллегории. Смотрит <…> поэт, как мужик землю пашет, и тотчас представляет нам.
Как Юпитера встречает
Лоно Геи молодой…»
В стихотворении «Дул север, плакала трава» к соловью применен банальный, условный эпитет «любовник роз». Но в этом же стихотворении появляются совсем уже не эстетизированные «соловьихи» с «хрипливым свистом».
Маяковский заметил, что в стихах Фета постоянно упоминается «конь» и никогда — «лошадь». «Конь — изысканно, лошадь — буднично». Наблюдение верное слово «лошадь» в стихах Фета почти не попадается. Но зато мы находим в его стихах и «донца», и «аргамака», и «пристяжную», и «стригуна», т. е. видовые названия лошади, дифференцированные по породе, возрасту, рабочим функциям.
Стремления к конкретности и к эстетизации у Фета борются, и эту борьбу иногда отражает творческая история стихотворений. Вот, например, три последовательные редакции начальной строфы стихотворения «Ты видишь, за спиной косцов…».
1-я — журнальная — редакция
Ты видишь, за спиной косцов
Сверкнула сталь в закате ярком,
И поздний дым от их котлов
Упитан праздничным приварком.
2-я редакция
Ты видишь, за спиной косцов
Сверкнула сталь лучом багровым,
И поздний пар от их котлов
Упитан ужином здоровым.
Окончательная редакция
Ты видишь, за спиной косцов
Сверкнули косы блеском чистым,
И поздний пар от их котлов
Упитан ужином душистым.
Конечно, не только конкретностью и детальностью сильны стихи Фета о природе. Их обаяние прежде всего — в их эмоциональности. Конкретность наблюдений сочетается у Фета со свободой метафорических преобразований слова, со смелым полетом ассоциаций. Помимо фенологических примет ощущение весны, лета или осени может создаваться такими, скажем, образами «дня»
…как чуткий сон легки,
С востока яркого всё шире дни летели…
(«Больной»)
И перед нами на песок
День золотым ложился кругом.
(«Еще акация одна…»)
Последний лучезарный день потух.
(«Тополь»)
Когда сквозная паутина
Разносит нити ясных дней…
(Осенью»)
Новизна изображения явлений природы у Фета связана с уклоном к импрессионизму. Этот уклон впервые в русской поэзии определенно проявился у Фета. Уже то, что сказано выше о психологической лирике Фета, несомненно связывает его с импрессионистическим течением европейского искусства. Импрессионизм, по словам П. В. Палиевского, основан «на принципе непосредственной фиксации художником своих субъективных наблюдений и впечатлений от действительности, изменчивых ощущений и переживаний». Признак этого стиля — «стремление передать предмет в отрывочных, мгновенно фиксирующих каждое ощущение штрихах…». Импрессионистический стиль давал возможность «„заострить" и умножить изобразительную силу слова».
Импрессионизм на той первой его стадии, к которой только и можно отнести творчество Фета, обогащал возможности и утончал приемы реалистического письма. Поэт зорко вглядывается во внешний мир и показывает его таким, каким он предстал его восприятию, каким кажется ему в данный момент. Его интересует не столько предмет, сколько впечатление, произведенное предметом. Фет так и говорит «Для художника впечатление, вызвавшее произведение, дороже самой вещи, вызвавшей это впечатление».
Приведу примеры того, как сказался импрессионистический уклон в фетовских описаниях природы.
Вот начало стихотворения
Ярким солнцем в лесу пламенеет костер,
И, сжимаясь, трещит можжевельник;
Точно пьяных гигантов столпившийся хор,
Раскрасневшись, шатается ельник.
Естественно понять эту картину так, что ели качаются от ветра. Только какая же буря нужна, чтобы в лесу деревья шатались как пьяные!
Однако замыкающая стихотворение «кольцом» заключительная строфа снова связывает «шатание» ельника только со светом костра
Но нахмурится ночь — разгорится костер,
И, виясь, затрещит можжевельник,
И, как пьяных гигантов столпившийся хор,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});