Клиника: анатомия жизни - Артур Хейли

Дорнбергер положил трубку и набрал номер миссис Джон Александер, которая звонила ему утром и оставила сообщение. Он заглянул в карточку и вспомнил, что это жена нового лаборанта-технолога из отделения патологической анатомии, которую направил к нему Джо Пирсон. Из разговора выяснилось, что миссис Александер только вчера приехала в Берлингтон. Они договорились о ее визите в приемную Дорнбергера, которая находилась в центре города, на следующей неделе.

Приблизительно в то же самое время, когда миссис Александер говорила по телефону с доктором Дорнбергером, ее муж получал первую взбучку от доктора Джозефа Пирсона.

После того как Пирсон отругал Баннистера за плохое качество срезов, старший лаборант отправился в серологическую лабораторию, где работал Александер, и все ему рассказал. Продолжая кипеть, он пошел вымещать гнев на двух девушках-лаборантках из гистологической лаборатории и их помощнике. Александер через оставленную незакрытой дверь слышал, как он ругался.

Александер считал, что вину за плохие срезы нельзя возлагать только на лаборанток. За короткое время, проведенное в клинике, он успел понять, в чем заключается настоящая проблема.

— Знаешь, Карл, — сказал он Баннистеру, когда тот вернулся, — я не думаю, что это целиком их вина. Мне кажется, что у них просто слишком много работы.

— У нас у всех слишком много работы, — ответил Баннистер и неожиданно съязвил: — Если ты все так хорошо понимаешь, может быть, возьмешь на себя часть их обязанностей?

Александер на провокацию не поддался.

— Нет, не возьму. Но дела пошли бы лучше, будь у нас аппарат для приготовления срезов. Делать срезы вручную — это же прошлый век!

— Забудь об этом, детка. Это не твоя проблема, — высокомерно заметил Баннистер. — Всякое дело, если оно требует затрат, умирает здесь не начавшись.

Александер не стал спорить, но решил поднять этот вопрос при первой же встрече с шефом.

Случай представился в тот же день, когда Александер понес на подпись к доктору Пирсону протоколы. Старый патологоанатом с видимым раздражением разбирал почту. Взглянув на Александера, Пирсон жестом велел ему положить протоколы на стол и продолжал читать. Александер не уходил, и Джо Пирсон рявкнул:

— В чем дело? В чем дело?!

— Доктор Пирсон, у меня есть одно предложение.

— Ты хочешь сделать его прямо сейчас?

Более искушенный человек понял бы, что хочет сказать доктор Пирсон: «Оставьте меня в покое и уходите». Но Александер не был таким человеком.

— Да, сэр.

Пирсон смиренно вздохнул:

— Ну?

— Речь идет о том, чтобы ускорить подготовку заключений для хирургических отделений, сэр, — немного нервничая, начал Александер. Когда молодой лаборант произнес слова «хирургических отделений», Пирсон отложил письмо и с интересом посмотрел на подчиненного. Александер продолжал: — Доктор, вы никогда не думали о приобретении аппарата для микротомии?

— Что ты лично знаешь об этих аппаратах? — В голосе Пирсона зазвучали зловещие нотки. — К тому же, насколько я знаю, ты работаешь в серологической лаборатории.

— В колледже я прошел полный курс гистологии, сэр. — Возникла пауза, но Пирсон промолчал, и Александер снова заговорил: — Я пользовался этими аппаратами, доктор, и могу сказать, что они очень хороши. Они экономят целый день, так как вместо того, чтобы выдерживать ткани в растворах, можно на ночь запустить аппарат, а утром…

Пирсон резко перебил молодого человека:

— Я знаю, как они работают. Я видел эти аппараты.

— Понимаю, сэр. Но в таком случае…

— Я сказал, что видел эти так называемые аппараты, и они меня не впечатлили. — Пирсон вещал громким скрипучим голосом. — Вручную качество срезов получается лучшим. Мало того, эти аппараты очень дороги. Ты видишь вот это? — Он ткнул пальцем в стопку отпечатанных желтых бланков, лежащих перед ним на подносе.

— Да, сэр.

— Это заявки на приобретение оборудования для нашего отделения. За каждую заявку я вынужден насмерть сражаться с администрацией. Томазелли всякий раз говорит, что мы тратим слишком много денег.

Первую ошибку Александер сделал, когда сунулся к шефу с непрошеными предложениями. Теперь он совершил вторую — он принял высказывание Пирсона как разрешение продолжить дискуссию.

— Но если аппарат позволит сэкономить день или два… — миролюбиво сказал Александер. Потом он сделал серьезное лицо и продолжил: — Доктор Пирсон, я видел срезы, приготовленные с помощью этих аппаратов. Они высокого качества. Может быть, срезы, которые видели вы, были сделаны с нарушением процедуры.

В этот момент пожилой патологоанатом встал из-за стола. Дело было не только в дерзости Александера. Молодой человек преступил невидимую границу, разделявшую врача и лаборанта. Вскинув голову, Пирсон заорал:

— Довольно! Я сказал, что меня не интересует этот аппарат, и я говорил вполне серьезно. Я не желаю продолжать этот никчемный спор. — Он обошел стол, остановился перед лаборантом и выдохнул ему прямо в лицо: — И хочу напомнить тебе еще кое-что. Здесь я патологоанатом, и это я руковожу отделением. Я не возражаю против предложений, если они разумны, но не стоит преступать дозволенные границы. Ты понял?

— Да, сэр, я понял.

Джон Александер, совершенно упавший духом, расстроенный и ничего толком не понявший, поплелся на свое рабочее место.

Весь день Майк Седдонс был занят переполнявшими его чувствами. Несколько раз ему приходилось совершать титанические усилия, чтобы сосредоточиться на порученной ему работе. Один раз, во время вскрытия, Макнил был даже вынужден предостеречь его.

— Сейчас ты отхватишь себе кусок руки. Нам не надо, чтобы люди, пришедшие к нам с полным набором пальцев, уходили от нас беспалыми.

Седдонс торопливо отдернул руку. Действительно, бывали такие случаи, когда неопытные резиденты отрезали себе затянутые в резиновые перчатки пальцы острыми как бритва ножами для вскрытия.

Но он все равно не мог вполне сосредоточиться. Его мысли не покидала Вивьен. Что такого особенного было в ней? Что так тревожило и волновало его? Да, она очень привлекательна. Да, он хотел как можно скорее затащить ее в постель. К тому же она была податливой как воск, и если бы не боль в колене… но не утратила она желания быть с ним? Ведь девушки отличаются непостоянством — сегодня она допускает тебя до самой экзотической близости, а завтра не моргнув глазом скажет, что между вами ничего такого не было.

Что было между ним и Вивьен? Только сексуальное влечение или нечто большее? Майк Седдонс постоянно думал об этом. Он никогда не переживал так по поводу своих прежних сексуальных опытов. Наконец в голову ему пришла простая мысль: если он исключит из своего интереса к Вивьен сексуальное желание, то, возможно, поймет, что так привлекает его в этой девушке. И он решил назначить Вивьен свидание сегодня же вечером, если, конечно, она будет свободна.

Вивьен, вернувшись после занятий в общежитие, увидела записку от Майка. Видимо, он принес записку сам и положил в ячейку под буквой «Л». Майк приглашал ее прийти на четвертый этаж клиники в акушерское отделение без четверти десять вечера.

Сначала Вивьен решила не ходить. Если она натолкнется в клинике на какую-нибудь из преподавательниц-медсестер в неурочное время, у нее будут неприятности. Но ей очень хотелось пойти, и в девять часов сорок минут она миновала деревянный переход между общежитием медсестер и главным корпусом клиники.

Майк уже ждал ее. Он сразу открыл дверь в корпус. Они прошли на железную лестницу, марши которой шли вверх и вниз. В это позднее время здесь не было ни единой души, а если бы кто-нибудь вышел на лестницу, то о его появлении предупредил бы грохот шагов. Майк, ведя Вивьен за руку, спустился на следующую лестничную площадку. Потом он обернулся, и она — словно это было самое естественное — тут же оказалась в его объятиях.

Они целовались, и Вивьен чувствовала, как Майк все сильнее и сильнее обнимает ее. Вернулось волшебство прошлой ночи. Теперь она поняла, почему ей так хотелось прийти. Этот парень с буйными рыжими волосами вдруг стал для нее самым главным. Она хотела быть рядом, говорить с ним, спать с ним. С ним она испытывала неведомые доселе чувства, от его прикосновений ее трясло, словно от электрического тока. Теперь он целовал ее щеки, глаза, уши, погрузив лицо в ее волосы, шептал, что весь день думал только о ней, и ни о чем другом. Обхватив ладонями ее лицо, он заглянул ей в глаза:

— Знаешь, что ты со мной делаешь?

Она отрицательно покачала головой.

— Ты подрываешь мои устои.

Она потянулась к его рукам:

— О, мой дорогой Майк!

Вивьен было жарко. Она чувствовала тепло сильного большого тела Майка, да и ее окатывали волны любовного жара. Майк ласкал ее, добираясь до самых чувствительных мест. Дрожа всем телом, она прошептала: