Воитель (ЛП) - Дуглас Кристина

— Довольно! — прогремел голос из дверного проема ранее запертой двери, теперь уже открытой.

Там стояла высокая фигура в плаще. Без всякого движения с моей стороны вода внезапно замедлилась до тонкой струйки. Я с отвращением отбросила шланг, готовясь к схватке с двумя женщинами, которые вскочили на ноги и медленно приближались ко мне, когда снова раздался новый голос:

— Довольно, я сказал.

Я повернулась и прорычала:

— Не лезь не в своё дело. Я могу разобраться с ними.

Обе мои мучительницы одновременно ахнули от ужаса и посмотрели на меня так, словно ожидали удара молнии.

— Да, милорд, — пробормотала одна из них, выглядя совершенно испуганной.

Она схватила другую женщину за мясистую руку и потащила её из комнаты. Обе они выглядели такими же промокшими и грязными, как и я.

Наконец я обратила внимание на вновь прибывшего, с интересом разглядывая его. Он был похож на кого-то из фильма о Гарри Поттере — высокий и волшебный, с развевающимися седыми волосами, добрыми глазами и мягким ртом. Он выглядел добродушным, безобидным, но я была не в настроении вести себя хорошо. Он был таким же серым и бесцветным, как и все остальные.

— Кто вы? — спросила я, убирая мокрые волосы с лица.

— Полагаю, моя дорогая, что я твой хозяин.

— Добро пожаловать в дом развлечений, — пробормотала я, оглядываясь. — Вы всегда сажаете гостей в тюремную камеру, а потом моете их из пожарного шланга? Уверяю вас, у меня нет вшей.

— Конечно, нет, моя дорогая. И боюсь, что Герда и Хильда слишком увлеклись. Но ты не совсем моя гостья. Скорее, пленница. Следовательно, заключённая.

Часть меня была абсолютно очарована тем, что кто-то действительно использовал слово "следовательно" в разговоре. Остальная часть меня смотрела на него с меньшим одобрением.

— И не хотите ли объяснить, почему, мистер… — я подождала, пока сам подскажет своё имя.

— Ох, простите, я был ужасно невнимателен. Я Белох, правитель Тёмного Города. А ты Виктория Беллона, не так ли?

Я осторожно кивнула.

— В таком случае, — оживлённо сказал он, — почему бы тебе не переодеться, а я попрошу кого-нибудь проводить тебя в мой кабинет, где мы сможем поговорить.

— Здесь есть еда? — спросила я, не в силах больше выносить урчание в животе.

— Обжорство — один из семи смертных грехов, моя дорогая.

— И что? Я никогда особо не увлекалась Библией.

Вид у него был такой, словно откусил самый горький огурец на земле.

— И правда, — сказал он, и температура в комнате упала на десять градусов.

Нет, это не фигура речи. В и без того холодной комнате стало ещё холоднее, и я могла видеть пары своего дыхания прямо перед собой.

Мне нужно было снова стать осмотрительной, какой я была в отношении моей матери и Педерсена, если я собиралась выбраться отсюда живой.

— Но я всегда заинтересована в получении новых знаний, — сказала я убеждённо.

Я понятия не имела, удалось мне одурачить старика или нет. Он просто кивнул.

— Я был бы более чем счастлив рассказать всё тебе. А пока я предлагаю вернуться в свою "тюремную камеру" и снять мокрую одежду.

— Там не было сухой одежды, чтобы переодеться.

Он выглядел раздражённым.

— Теперь есть. Позволь мне проводить тебя.

Как будто у меня был выбор. Он протянул мне руку, очень старую, и я приняла её. Под простой тканью халата он казался странно бестелесным, и мне захотелось закатать рукав и посмотреть, насколько он костляв. Я не сопротивлялась — это было существо огромной силы, каким бы хрупким и бесцветным ни казалось его тело. Я позволила ему вести меня по пустынным коридорам, пока мы не вернулись к уже знакомому прямоугольнику. Постель была застелена, а на покрывале лежало тускло-серое платье.

Я посмотрела на фальшивого Дамблдора.

— Надеюсь, вы не питаете иллюзий, что я лягу с вами в постель. Мне всё равно, как вы меня оденете, у меня было достаточно секса, чтобы продержаться десять лет.

На мгновение эта добродушная улыбка исчезла, сменившись глубоким раздражением. А потом он снова улыбнулся, и это милое выражение заставило меня нервничать.

— Уверяю тебя, дитя моё, это последнее, чего я хочу от тебя.

Я ему поверила. Я бросила один взгляд на предположительно безбрачного Михаила и увидела жар и желание, бурлящие под его контролируемой поверхностью. Под фасадом этого старика не было ничего, кроме льда.

Он довольно мягко втолкнул меня в мою камеру.

— Кто-нибудь приведёт тебя ко мне через полчаса, и мы сможем поговорить за ужином. Тебя это устроит?

Он мог бы сказать, что мы будем мучить песчанок за ужином, и я бы согласилась. Я была так чертовски голодна, но мне удалось собрать своё рассеянное достоинство. Я кивнула.

— Хорошо, — пробормотал он. — А когда придёшь, расскажешь мне всё о Михаиле.

— Что насчёт Михаила? — спросила я осторожно.

— Ну, как его убить, конечно.

* * *

МИХАИЛ МЕДЛЕННО СПУСКАЛСЯ ПО ЧЕРНИЛЬНО-ТЁМНОМУ НЕБУ. Ему не нужно было видеть, куда он летит, он слишком хорошо знал Тёмный Город. Он глупо надеялся, что навсегда повернулся к нему спиной. С другой стороны, он думал, что повернулся спиной к сентиментальной заботе о глупых женщинах, которых похитили.

Он почувствовал, как сеть сомкнулась над ним, когда он скользнул вниз, вниз, в миазмы, окутавшие проклятое место. Он знал, не проверяя свою теорию, что не сможет вылететь. Он попал в ловушку, и выход был только один. И впервые за всё время своего бесконечного существования он задумался, сможет ли справиться с этим.

ГЛАВА 16

— ХОЧУ ЗАВЕРИТЬ ТЕБЯ, ЧТО МЕНЯ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ИНТЕРЕСУЕТ МИХАИЛ, чем твоё очаровательное "я", — любезно сказал человек, называвший себя Белохом в процессе чаепития. — Насколько я понимаю, ты просто сопутствующий ущерб, от которого я могу легко избавиться. Как только я разберусь с Михаилом, ты сможешь свободно идти, куда пожелаешь. Даю тебе слово.

Я сидела в элегантном резном кресле посреди помещения, похожего на библиотеку, в вечернем платье. Как только я надела его, оно стало насыщенного гранатового цвета, хорошо подходящего к моей бледной коже и тёмным волосам. Не то чтобы кто-то мог это заметить. Я засунула свой самодельный нож в глубокий карман на подоле, хотя он был слишком мал, чтобы стать чем-то большим, чем просто раздражающим фактором. Но всё-таки, это заставило меня почувствовать себя лучше. Я держала в руке нетронутую чашку чая. Я презирала чай, он напоминал мне о тех немногих вынужденных встречах с матерью, где я проходила через свои социальные ступени. Чашка сладкого чёрного кофе была бы прекрасна, но чистый чай, пахнущий бергамотом, с кусочком лимона, плавающим в нём, как труп, был моим представлением об аде. Особенно когда я была так голодна.

Я держала колени вместе, изо всех сил стараясь выглядеть скромной, и внимательно слушала. Я не поверила ему ни на минуту, но, конечно, не собиралась говорить ему об этом. Он показался мне одним из тех стариков, которые полагают, что его слово бесценно, и я не собиралась его просвещать. Я никому не доверяла. После провала прошлой ночи, проведённой под татуированным телом Михаила, я не доверяла даже себе.

— Он похитил тебя, не так ли? — продолжал Белох. — Притащил тебя в жалкое сборище в тумане, когда ты жаждала свободы. Я знаю Михаила очень, очень давно, ты, должно быть, сильно его ненавидишь.

Я ничего не ответила, поднеся чашку к губам и делая вид, что делаю глоток.

— Если, конечно, я не ошибаюсь? — проницательно спросил Белох. — Возможно, Михаил обладает большим обаянием, чем я думал.

— Я бы не поставила обаяние и Михаила в одно предложение, — сухо сказала я.

Мысленно я видела Михаила, чувствовала, как он нависает надо мной, как его бесконечные тёмные глаза смотрят в мои, как он наполняет меня, медленно, неуклонно проникает в меня, и лёгкая дрожь запоздалой реакции охватила меня. Как я могла испытать оргазм через двенадцать часов после того, как в последний раз прикасалась к нему? Очевидно, всё было возможно.