На границе света - Керстин Гир

Терезе, они по-прежнему пытались переубедить и переделать меня. Наверное, им казалось, что, если они не перестанут гнуть свою линию, я когда-нибудь сдамся и признаю их правоту. Но на самом деле получалось наоборот.

Мне просто очень хотелось, чтобы они любили меня без всяких условий, такой, какая я есть, и не пытались меня изменить. Но за последние два года я поняла, что стычки лоб в лоб всё только ухудшают. Чем больше я сопротивляюсь их влиянию, тем сильнее их это подстёгивает вести себя со мной всё строже и строже. Поэтому при поддержке Юли и тётушки Беренике я научилась не попадаться под нравоучительные взгляды родителей и даже иногда использовать некоторые их убеждения, чтобы добиться собственных целей. Но заявление о том, что я собираюсь работать у некрещёных соседей-язычников из дома напротив, кровных врагов и вероотступников, станет моим коронным выходом. И сообщу я им об этом уже сегодня за ужином. Чем больше свидетелей, тем лучше.

Отпроситься от совместных трапез было практически невозможно, разве что попасть в больницу с острым аппендицитом или уехать на экскурсию всем классом. Мои родители называли эту повинность «уютным семейным времяпровождением с глубокими беседами». Я же про себя окрестила их «ежедневным допросом за невкусной едой». (В больнице, когда мне вырезали аппендицит, еда действительно была гораздо вкуснее, хотя все остальные пациенты кривились и жаловались. Они просто никогда не ужинали у нас дома.)

Мои родители не очень любили готовить и, кажется, кушать тоже. Как бы там ни было, они разработали отличную систему утилизации пищи. Например, сегодня на ужин был гуляш, который остался с позапрошлой церковной ярмарки, к нему огурец и чёрный хлеб с зелёным сыром, у которого вышел срок годности. На десерт мама принесла оставшиеся после собрания общины ватрушки, некоторые из них даже явно со следами чьих-то зубов, хотя мама и утверждала, что это просто отломленный кусочек.

Матиас обычно произносил молитву перед едой на испанском, она звучала очень искренне, а не была показательным выступлением, как у членов моей семьи. Пусть даже я не понимала ни слова по-испански, и, может, Матиас как раз просил у Бога выловить из супа всю сальмонеллу, казалось, его молитва и сегодня шла от чистого сердца.

Когда он замолчал, каждый из нас пробормотал: «Аминь».

К сожалению, после моих сегодняшних приключений я вернулась домой голодная как волк, так что мне пришлось хлюпнуть на тарелку немного гуляша, а затем погрызть огурец с хлебом. Без сыра.

Ватрушки я предпочла оставить нетронутыми, живо представив себе, как они лежали в центре стола с начала собрания общины, и каждый раз, когда кто-нибудь говорил – а на собраниях все обычно перебивали друг друга и наклонялись к центру стола, – на этих самых ватрушках оседали капельки слюны.

Моя сестра Тереза болтала без умолку, рассказывая во всех подробностях, как прошёл её день в школе. Сегодня её болтовня меня ни капли не раздражала, даже наоборот, я была благодарна Терезе и попыталась воспользоваться ситуацией, чтобы написать сообщение Юли. Осторожно вытащив телефон из сумки, я положила его на колено. Правой рукой я послушно хлебала еду, всем своим видом показывая, как меня увлёк поток мыслей Терезы о развитии ребёнка в цифровом мире, а левой тем временем открыла наш с Юли чат.

Смотреть на сестру – как смотреть в зеркало, но между нами оставалось всё-таки несколько отличий. Например, её тушь для ресниц никогда не размазывалась, потому что Тереза вообще не пользовалась косметикой. Она была самым неприхотливым человеком, которого я знала. Недавно она сделала короткую стрижку, с нашими кудрями – не самая удачная идея. Теперь всю её голову покрывали странные завитки, похожие на шапку из пожелтевшей цветной капусты. По крайней мере, такой эксперимент я теперь могла над собой не ставить. Мне вообще никогда не хотелось брать пример со старшей сестры, роль «нашей маленькой головной боли» (как говорила мама) или «чёрной овечки» (как меня называли дядя Томас и тётя Бернадетт) меня вполне устраивала. Хотя, конечно, все они сильно преувеличивали. Я не употребляла наркотики, не зависала с преступниками и не занималась тем, чем ещё отличаются, по их мнению, проблемные дети: пирсинг, шрамирование, пьянство, воровство, грубость, прогул школы, уличные драки, розовые волосы, сатанинские ритуалы – всё это было не про меня. Я даже не грызла ногти.

Что же касается «чёрной овечки», тут я была не одинока. Но про Юли из-за её африканских корней и цвета кожи никто так высказываться не решался. Все они очень боялись повести себя некорректно, как дедушка Макс, который называл нас чёрно-белой шоколадкой каждый раз, когда видел вместе. Поэтому дедушку Макса перестали приглашать на семейные торжества.

«Со мной такое случилось! Ты не поверишь. Позвоню, как только переживу этот ужин», – набрала я вслепую одним пальцем и послала сообщение Юли.

На самом деле сообщение получилось вот таким:

«Со вой талое лучилось! Ты же каверишь. Погромлю как тонко отжигать этот ужимку».

И всё-таки Юли незамедлительно ответила. Я осторожно опустила глаза под стол на дрожащее от вибрации телефона колено и прочитала:

«У меня тоже сплошной отжиг и ужимка! Давай позвоню?»

«Только не это», – поспешно напечатала я.

Т9 почему-то поправил меня: «Толкотня».

«Ну что ж».

– Дети должны своевременно изучить основные правила и навыки использования цифровых технологий, только тогда они смогут развить самостоятельный и творческий подход, – на удивление своевременно сказала Тереза.

«Прямо в точку! Неудивительно, что я так плохо справляюсь со слепым печатанием сообщений под столом».

Первый телефон мне подарили в четырнадцать лет. Это был старый мобильник отца, и мне пришлось долго канючить и выпрашивать, пока родители наконец не сжалились. Поэтому я до сих пор не разобралась, как же отключить эту идиотскую функцию Т9.

Я поспешно доела свой гуляш и попробовала ещё раз, теперь двумя руками.

«Давай поговорим поседеем ужима», – написала я.

«Понятно, – ответила Юли. – Я подожду».

«ПОСЛЕ УЖИНА! – напечатала я. – ПИШУ С АВТОКАТАСТРОФА».

«Перестань печатать с набитым ртом», – ответила Юли.

Я захихикала. Это была роковая ошибка: Тереза тут же замолчала, и все взгляды устремились на меня. Телефон вдруг соскользнул с колена и упал под стол.

«Просто блеск».

– Во время ужина никаких телефонов. Разве мы не договаривались, Матильда? – с лёгким упрёком спросил папа.

– Извини, – сказала я, наклонившись, чтобы поднять телефон. – Типичный случай неудачного воспитания в сфере высоких технологий. Думаю, Тереза со своими детьми не допустит этой ошибки.

Даже из-под стола я услышала дружный вздох и отчётливо представила себе, как они сейчас обменялись многозначительными взглядами.