Домой не возвращайся! - Алексей Витаков

– Прямо, специалист по кастрации Натан Лазаревич.

– Вот-вот. Старого из бугров вежливо попросили, дескать, авторитет потерял, сам виноват. А Подлипкина в скором времени в санчасть перевели. Снова стал Наташа уважаемым врачом. Оттянул свой срок. На корабль проситься бесполезно: годы. Так и остался в тюремной системе работать. На почетное звание пенсионера страшно обижается. Смотри, не оговорись. Он еще вынашивает тайную мысль: потомство после себя оставить, непременно девочку. У евреев же национальность по матери передается.

– Интересно, почему?

– Они считают, отец может быть залетным, а насчет матери, уж точно, подтверждения не требуется. С юмором ребята.

– Думаю, что все гораздо сложнее. А что, от жены-изменницы детей не было?

– Дочь где-то за границей. Мужей меняет: известных футболистов на адвокатов, бизнесменов на правительственных чиновников и так далее. Озабочена продвижением по социальной лестнице. Перетянула себе маточные трубы, специально, чтобы не беременеть. Натан проклял ее за это, сказал, не дочь ты мне, а позор один. Все-таки, человек он советской морали и принципов.

– Похоже, вы тут все такие.

– А тебе какие нужны? Дом на фундаменте строят. Слава Богу, мы его в себе не разрушили. Итак, приказ ясен?

– Так точно.

– Выполняйте.

– Есть.

ГЛАВА 20

Вид из окна на сырые, полузаснеженные, чавкающие от грязи улицы нисколько не расстраивал Альберта Гусейновича Садыкова. Ведь сегодня пятница. А, значит, снова головокружительный вечер в компании Цессиллии и Поппонии. И термы, пышущие забытым имперским теплом. Приятная дрожь пробежала по плечам и спине капитана. Он захлопнул папку с очередным делом и поставил на полку. Все. Как там поется: «На два дня, на два дня…» Эти могут не забыть. Работа такая, батенька. Ну, ничего. Сегодняшний вечер, все равно, никуда не убежит. А семья всегда потерпит, на то она и семья. Взгляд еще раз обошел пустой кабинет, и кожаный плащ слетает с плечиков, перемещаясь на фигуру. Широкополая шляпа, описав полукруг, садится на лысеющую голову, слегка надвинувшись на глаза. Белый шарф элегантно обвивается вокруг шеи. Гаванская сигара. Где? Ах, да, Альберт Гусейнович, только, пожалуйста, не гневайтесь, вот она. То-то. Черти нерасторопные. Сам прикурю. Проветрить и хорошенько убраться без меня. Будет звонить государь, скажите, что уехал на место преступления. Ясно? Так точно, ваше высокопревосходительство. Эй, Ефрем, туфли мои – до блеска! Забыл никак?! Вот вам на водку. Но только, когда все сделаете. Может, зайду, проверю. Не волнуйтесь вы так, отец наш родненький. Справим в лучшем виде. Отдыхайте себе, набирайтесь силушки. Работа-то, как никак, шибко ответственная. Садыков, глубоко затянувшись, выпустил дым в сторону воображаемых лакеев. Неторопливо перед зеркалом натянул перчатки и вышел на открытый воздух.

Мерс, казалось, не ехал, а величаво ступал в медленном потоке машин. Из-за выпавшего снега дорога сузилась: вместо двух полос получилась одна. Движение затрудняли припаркованные прямо к обочине машины. То и дело приходилось огибать выпирающие на дорогу задние и передние части. Но, как только образовывались свободные участки, и можно было ускориться, Садыков давил на газ. Ему нравилось, когда коричневая жижа летела на тротуар, обдавая прохожих с ног до головы. А те даже кулаком не смеют погрозить машине представительского уровня. Кроме, разумеется, полоумных старух, заставших в сознательном возрасте живого Сталина.

Эти могут и в стекло чем-нибудь запустить, не понимая, что один брызговик тянет не на одну пенсию. Благо, сил в руках не осталось и нагнуться радикулит мешает. А то бы давно баррикад поперек улиц нагромоздили несметное количество. Ничего, ничего, скоро носителей былых коммунистических устоев совсем не останется. Новая жизнь наладится по принципу, кто богат, тот и талантлив, а не наоборот. Кто же все-таки сжег джип Омарова? Думать на этого поэтишку не хочется. Не тот масштаб личности. Во всяком случае, так показалось. Предположить, что за ним стоит кто-то серьезный? Можно. Но кто? Толпу демонстрантов с плакатами перед тюрьмой организовал Телятьев. Убрали. За Бальзамовым ведется наблюдение: никуда, кроме учебы, не отлучается. А если Телятьева надоумили? Хотя, он сам еще тот фрукт. Надо же, почти докопался. Такой мог единолично все придумать и выполнить. Попробовать пойти сначала? Как-то уж очень тесно все переплелось. Стоило арестовать Бальзамова, и началась чехарда. Стоп. Этого гребаного поэта досматривали несколько раз и никакой бритвы не нашли. Откуда она? На опытного и бывалого зека ну никак не тянет, чтоб так умело и надежно спрятать на себе. Мало того, знал, где и как резать, рубить по венам. Школа Афгана? Нет, Афган совершенно не при чем. Вопросы. Вопросы. В ночь, когда сгорел джип, Бальзамов веселился на всю общагу. Может быть, даже чересчур демонстративно. Объяснить можно: вывернулся из лап милицейских палачей. Вот он я какой. Гуляй рванина! А если представить, что связь между нападением на машину и освобождением Бальзамова все же есть? И тот, кто помог писаке освободиться, проник и в джип. Убил водителя и собаку. Хотя нет, шофер покончил с собой сам, как учили покончил. Почему? Экспертиза нашла в черепе у пса пулю, выпущенную из «макарова». Голова кругом. Значит, бедного Джина пристрелили раньше, до того, как шофер вынужден был покончить с собой. Наверняка. Пес хорошо обучен: справиться с ним нелегко. Что касается водителя, то на любого быка трехлетку найдется бык пятилетка. Два варианта: связь есть, и связи нет. Либо это организация, либо каждый сам по себе. Интересно, что обо всем этом думает Саид Шухратович. Садыкова передернуло, когда он вспомнил, как при Бальзамове звонил Омарову, называя того по имени и отчеству. Ведь, если вариант номер один – связь есть, то искать господина Омарова начнут через него, капитана Садыкова. Прокололся. Но пока тихо. Никто никого не ищет. Так из охотника можно превратиться в жертву и тогда спасать придется собственную шкуру. Надеемся на вариант два: каждый сам по себе. Тебе ведь всегда везло, капитан. Повезет и на этот раз. Альберт Гусейнович сладко затянулся элитной сигарой. Жизнь прекрасна и удивительна, не правда ли, друзья. С налетчиками на джип Омаров сам разберется. В конце концов, это могли быть обычные бандиты, вынудившие пойти водилу на суицид. Ротвейлер, говорят, здорово потрепал каких-то ребят с бейсбольными битами, защищая, как ни странно, Бальзамова и его жрицу любви. Бывают же в жизни парадоксы. Правда, в такое верится с трудом, шофер ведь тоже был не из мальчиков для битья. Пока это дело имеет всего лишь одну логически обоснованную версию: шофер покончил с собой сам, предварительно отправив на тот свет четвероного товарища. Причину пусть ищут другие. У него, великого сыщика Садыкова, дел без того по горло. Более громкие преступления ждут не дождутся. Еще не хватало думать о несчастном таджике или узбеке, черт их разберет. Только так при Омарове нельзя, конечно, говорить. Саид Шухратович разницу понимает. Все мы люди одной веры.

– Доброго здоровьица, ненаглядный наш Альберт Гусейнович! – Петрович так и стелился, бегая вокруг машины: – Уж заждалась вас банька-то.

– Термы, Кирилл, термы. Когда отучу тебя от варварских слов!

– Ну, терма, так терма. Пар сухой очень. Прикажете ведро воды в парилочку поставить? На стены да на полок побрызгать. Помните, что на саму печь нельзя.

– Валяй. Каждый раз мне одно и то же говоришь, будто я слабоумием страдаю. Гимнастическая готова?

– В лучшем виде, ненаглядный наш, в лучшем виде. Пока красавицы не приехали, мышцы размять изволите?

– Ну, ты же знаешь. Полчаса, как обычно, для поддержания формы. В здоровом теле – здоровый дух.

– А я пока столик накрою. Закусочек порежу. Девочки приедут, побегу, встречу.

– Давай, Кирилл, давай. Что-то голова у меня нынче тяжелая.

– Работа у вас такая. Ответственность, как у президента. Изматывает.

– Мысли мрачные иногда посещают. Поделиться не с кем: все в себе. Такова незавидная доля носителей благородной крови. Патриции только внешне живут красиво. Хозяин намекнет на добровольный уход из жизни: нужно немедленно вскрыть себе вены и с гордым взором встретить смерть.

– Вы такие мысли-то гоните прочь, кормилец наш, Альберт Гусейнович. Мало ли, кто чего намекать будет. Не те все-таки времена нынче. Неронов и калигул нет.

– Кто тебе сказал такую глупость, что нет? Еще как есть, дорогой ты мой Кирилл. А ты, гляжу, кое-что знаешь из истории Вечного города. Почитал никак а, старый плут?

– Да, нет, что вы, фильмец на видике посмотрел. Книжки-то уж, почитай, лет сорок не открывал.

– Вот поэтому есть мы, патриции, чтобы вести дела государственные и отвечать за вас. Ну, да ладно, что-то мы заболтались. Скоро гостьи пожалуют, а я еще холодный.

Капитан Садыков прямой, как македонское копье, небрежно толкнув стеклянную дверь, проследовал в помещение. Кирилл Петрович приступил к своим прямым обязанностям, как всегда, ругая себя за вынужденное раболепство, излишнюю игру в Ивана-дурака и трусость.