Неслабое звено - Алексей Макеев

– А мне чем завтра заняться? – поинтересовался вошедший во вкус любимой работы «друг и соратник». – Какие будут у начальства дальнейшие распоряжения? Я так понял, что к запойной богеме мне возвращаться нет нужды?

– Что, понравилось? Нет, хорошего помаленьку. Вряд ли что еще важное нарисуется, ты справился просто блестяще. Завтра у нас в оперативке пауза, антрактик небольшой. Мне надо кое-какую информацию собрать, не только по Воробьеву, еще по Набокову. Есть такой Юнес Саидович, придется встречаться с ним тоже. Иначе слишком многое неясно. Ты завтра отдыхай, приходи в себя после автономного плавания, встретимся в пятницу утром, в управлении. Часов в одиннадцать подходи к нам в кабинет, если я задержусь – подожди маленько. Теперь вот что: как твоя рука? Насколько ты ей владеешь?

– Надо же, – хмыкнул Крячко, – трогательная забота о моем здоровье. Я, признаюсь тебе, сегодня на ночь думаю снять этот панцирь. – Станислав постучал по гипсовой повязке. – Благо он снимается. Хочется выспаться по-человечески, заодно посмотреть, как и что. Не верю я эскулапам, «до Рождества до Рождества…». Небось уже зажило все как на собаке! А теперь говори, с чего это ты вдруг моей конечностью заинтересовался? Что за новую каверзу измыслил?

– Ты давай поаккуратнее, не гусарь. Но… Ах, хорошо бы, чтоб ты мог машину водить сейчас! С присущим тебе мастерством.

Не было, наверное, слов, которые бы порадовали Станислава Крячко сильнее. Тем более относительно мастерства – чистая правда ведь, водителем Стас был, что называется, от бога. Виртуозом. На своем старинном, жутковато выглядящем «Мерседесе», который в управлении иначе как «рыдваном» и «колымагой» не называли, он показывал такой класс вождения, что только ахнешь. Мало, кстати, кто догадывался, что под неказистой внешностью престарелого крячковского драндулета скрыт мощнейший, перебранный по винтику, отлаженный, как швейцарский хронометр, форсированный мотор и столь же любовно подогнанная ходовая часть.

Давно замечено, что люди – особенно это относится к профессионалам высшего класса – снисходительно воспринимают как похвалу, так и критику, если они касаются их основного рода деятельности. Но стоит затронуть их хобби… Лучше не затрагивать! Например, один выдающийся дирижер нимало не обижался, когда коллеги, а то и дилетанты критиковали его трактовки. К восторгам по этому поводу маэстро тоже оставался благодушно равнодушным. Однако тех, кто сомневался в том, что он гениальный кулинар, дирижер моментально причислял к смертельным врагам! Великолепный, талантливейший архитектор только улыбнется, услышав, как критикуют его очередной проект, но скажите ему, что рожденный им в муках фантастический рассказик не дотянул до уровня Брэдбери – ведь здороваться перестанет!

Так и Крячко было, в общем-то, наплевать, как со стороны оценивают его оперативное мастерство: он сам и близкие ему люди, чьим мнением он дорожил, цену ему, как сыщику, знали. Но горе тому невежде, который осмелился бы сомневаться в том, что после господа бога в автомобилях и всем, что с автоделом связано, лучше всех разбирается именно Станислав Васильевич.

После гуровских слов лицо Стаса приобрело выражение, какое бывает на мордочке только что втихую сожравшего хозяйскую сметану кота Васьки. Нарочито небрежным тоном «друг и соратник» произнес:

– Ладно уж, «мастерством»… Я, в принципе, и с одной правой рукой не подведу. Опять тебе автородео потребовалось или как?

– Именно так, – кивнул Гуров. – Мне понадобится личная встреча с Юнесом Саидовичем Набоковым. Но ни вызывать его сюда, ни напрашиваться на прием к нему в офис или домой я не хочу. Это отследят. Нужна как бы нечаянная встреча, а хвост за ним пустили навряд ли, улавливаешь мысль? Мы ему, а точнее, самим себе подстроим маленькое дорожно-транспортное происшествие. Когда он из дома в офис едет. Или наоборот, но это уже детали, ты ими как раз займешься. Схему его обычных маршрутов я тебе организую. В нашей машине буду я, а ты за рулем, мне такой трюк – чтобы он нас слегка тюкнул – не выполнить грамотно, а тебе – семечки. Вот тут-то, вдали от посторонних глаз, я с ним знакомство и сведу! Сможешь технически такую бяку организовать?

– Да запросто, – даже вскочил явно загоревшийся идеей Крячко, – только на чем? Моя коняшка после наших с тобой славоярских подвигов в ремонте.

– Для милого дружка – хоть сережку из ушка, – улыбнулся Лев. – Мой-то «Пежо» на ходу. Ты же ювелир, слишком сильно, надеюсь, не поуродуешь…

ГЛАВА 10

Воздух был мягкий, казалось, даже теплый, но под ногами поскрипывало. Всю первую половину четверга Гуров безвылазно проторчал в управлении, поэтому сейчас с особым удовольствием шагал по Маросейке, привычно раздумывая на ходу – нужно было привести в систему все сведения о Воробьеве, выкачанные им из аппарата министерства, затем наметить план беседы. На тот случай, если повезет и Николай Иванович окажется в своей студии (идти домой к нему Лев пока не хотел). Если его подозрения оправданны, то именно в студии разыгрались некоторые сцены этой кровавой драмы. Нужно посмотреть на это место своими глазами, внутренне убедиться в обоснованности версии, а веские доказательства – это уже следующий этап работы. К тому же тактически вернее говорить с Воробьевым именно в студии: если он впрямь замешан в преступной каше вокруг украденной иконы, если знает что-то о смерти Сукалева, а возможно, и Константина, то само место будет давить ему на нервы, вышибать из психологического равновесия.

Ни по картотекам, ни по компьютерным базам МВД Николай Иванович Воробьев не проходил. Что означало одно из двух: либо никогда не совершал серьезных правонарушений, либо просто не попадался. Оставались скромные паспортные данные, а много ли из них вытянешь? Прописан на Новоспасской, совсем рядом. Участковый, кстати тот самый Петро, с которым недавно знакомил Гурова Костя Иванов, характеризует его положительно, а говоря откровенно – никак не характеризует. Машины не имеет. Есть стандартный приватизированный участок с дачкой в кунцевском массиве. Был женат, но в разводе с бог знает какого давнего времени. Есть взрослый сын, Василий Николаевич Воробьев; прописан также в столице. Ну, с ним попозже ясность внесем, если нужда появится. А что у нас по военкоматовской линии? Возраст возрастом, но служил Николай Иванович в непобедимой и легендарной или нет? А если да, то где и в каких чинах? Интересно… Балашовское вертолетное училище, затем десять лет службы, даже боевые вылеты были. Понятно где, прикинул Гуров. По всему – Ангола. Или Синайская пустыня, мы в те золотые годочки мускулы демонстрировали подалее от своих границ. А затем отставка в капитанском звании, да не простая, а с шумным скандалом, с разжалованием, чуть судом не закончившаяся. Они с еще одним господином офицером, видишь ли, дуэль на боевых вертолетах чуть не устроили. Чего, интересно, не поделили? Какую-нибудь прошмандовку из хозобслуги? Почти наверняка. У нас дуэли не в моде, усмехнулся Лев, но кое о чем эти факты биографии говорят: у Воробьева есть боевой опыт, крови он не боится и голубиной кротостью пополам с ангельским характером не отличается. Запомним…

Въедливый, дотошный мент с полковничьими погонами да плюс громадным опытом разыскника много чего может за полдня узнать даже о самом законопослушном своем согражданине. После военкомата и архива Минобороны настала очередь Союза художников. Выяснилось, что из такового Николая Ивановича с треском вышибли еще восемь лет назад за безобразный скандал с рукоприкладством, учиненный Воробьевым на персональной выставке Романа Мурзлина. Еще один штришок к психологическому портрету. Общая характеристика, полученная Гуровым в телефонном разговоре с каким-то деятелем Союза, сводилась к выражениям типа «бездарный склочник», «возомнившее о себе ничтожество» и – почему-то – «черносотенец». Вовсе интересно.

Последний термин зацепился за что-то в памяти, Гуров внимательнее вгляделся в паспортную – других пока не было, а эту ребятки успели по e-mail скачать – фотографию нового фигуранта. Ба! Да ведь знакомая физиономия! Разве что помоложе. Ему вспомнился воскресный вечер, проводы Крячко и шизофренический митинг под загадочным флагом. Как же, «огнекрылый гусь»! Точно, «Скажи нам слово, Николай Иванович!», это он запомнил. Нет, мир действительно тесен!

Гуров в темпе выяснил, кто проводил воскресный митинг и в честь какого праздника. Некое «Движение возрождения и процветания…» национального чего-то там такого, он не запомнил. Все законно, разрешение выправили чин чинарем. Очередные довыборы в городскую Думу – надо же, угадал Крячко! – один из кандидатов – аккурат из «Движения». Нет, не только они проводили – всю прошлую неделю то эспээсовцы, то «Яблоко», то коммунисты: все пытались впарить злосчастному «электорату» своих кандидатов. Ну точно, вспомнил Гуров, совсем недавно мне кто-то говорил про какие-то агитматериалы, буклеты, что ли?… Только вот запамятовал, кто именно и в каком контексте.