Близкие люди - Татьяна Устинова

— Степ, — приободрился Чернов, который очень не любил, когда запутанные истории слишком долго оставались запутанными и никак не хотели приходить к логическому хеппи-энду, — тогда выходит, что она не гавкала как раз потому, что на площадке никого и не было, кроме Володьки Муркина.

— Или потому, что были только свои, которые Володьку Муркина и прикончили, — закончил Степан жестко. — Дело же не только в Весте, Черный. Какого хрена поддатого мужика среди ночи понесло в котлован? Что он там делал? Курил?! Почему в котловане, а не в вагончике или на крыльце? Даже сортир и тот в противоположной стороне! Почему никто ничего не слышал? Ни у кого из работяг так и не выяснили, кто где был, кто во сколько лег, кто с кем спал, а кто в преферанс всю ночь играл!

— Степ, но ты сам говоришь, что не было никакого резона его убивать! Его даже не грабанули…

Степан еще раз с тоской осмотрел свои светлые джинсы с желтыми песочными следами, безнадежно повозил по ним ладонями, распрямился и вздохнул.

— Если мы не знаем мотивов. Черный, то это не значит, что их нет. Ты детективы совсем, что ль, не читаешь?

— Пошел к черту, — пробормотал Чернов.

Какая-то смутная мысль, очень неприятная, стала медленно всплывать из глубин сознания, как утопленник всплывает в неподвижной зеленой воде заброшенного мельничного омута. Она не была новой, эта мысль, кажется, она уже приходила и тогда же, в свой первый приход, испугала его, Чернов отчаянно не хотел вспоминать, поэтому не дал ей всплыть до конца.

И напрасно.

Может быть, если бы он вспомнил о ней именно в этот момент и рассказал о ней Степану, вдвоем они придумали бы что-нибудь, и может быть, даже им удалось бы избежать большой беды, которая уже маячила над их головами, как будто вырастая из котлована, в который третьего дня свалился разнорабочий Муркин.

Часов в шесть приехал Белов, привез пакет гамбургеров из «Макдоналдса» и две двухлитровые бутылки кока-колы.

— Гадость какая, — сказал Степан с отвращением и залпом выпил стакан колы. — Зачем ты ее купил, Эдик? Специально, чтобы нас развращать?

Мама старалась приучить их с Иваном к здоровой пище: запекала рыбу, резала салаты и заправляла их оливковым маслом, яичницу не приветствовала, а кока-колу вообще загнала в глубокое подполье.

Мамы не стало, и как-то в один день Степан возненавидел кока-колу, которую до этого исправно любил.

— Пироги-то небось еще утром кончились? — спросил Белов, закуривая невиданно тонкую душистую сигаретку и брезгливо разворачивая гамбургер. — Сашки сегодня нет, я решил, что вы так и сидите голодные.

— Правильно решил, — буркнул Чернов с набитым ртом. — А если Степан не желает, я докушаю. Я вопросами здорового питания не озабочен.

— Ты у нас вообще мало чем озабочен, — поддел Белов, деликатно откусил от гамбургера, зачем-то внимательно осмотрел то место, от которого откусил, и только после этого начал жевать. — Ну что? Когда начинаем работать? Ты с Рудневым разговаривал сегодня, Степ?

— Разговаривал. — Степан глотнул еще колы и скривился от отвращения. Есть гамбургер всухую было невозможно, и не есть тоже невозможно, потому что в восьмом часу на Степана всегда нападал чудовищный голод. — Пока у них никаких претензий нет. Я объяснил ситуацию, сказал, что завтра-послезавтра мы начнем работу. Ну, он меня выслушал, и все. Чует мое сердце, что он завтра с утра нагрянет. Голову даю на отсечение — нагрянет. Черный, пусть с утра все бросаются работать Чтоб Руднев видел сплошной трудовой героизм после вынужденных простоев. Эдик, плиты когда подвезут?

— Должны были еще три дня назад, но я же все отменил…

— Значит, возобновишь. Если получится, пусть завтра начинают завозить. Хоть в ночь, хоть когда угодно. Мы график кровь из носа должны догнать.

— А ты завтра что, не приедешь?

— А хрен его знает, приеду я или нет. — Степан доел гамбургер, скомкал хрустящую бумажку и зашвырнул ее в корзину. Она просвистела мимо уха Белова и аккуратно приземлилась прямо на пол, совершенно в другой стороне, не в той, где находилась корзина.

— Молоток, — похвалил Чернов. — Снайпер.

— Я завтра с утра поеду в охрану труда, в мэрию, в префектуру, в хренотуру. Далее везде. Если кто-нибудь явится из дознавальщиков прямо сюда, принимайте с почетом, со всем соглашайтесь, угощайте пирогами, в глаза смотрите преданно и ждите меня. На объект никого не пускать. Только тех, которые в масках и с автоматами, но этих мы вроде не ждем.

— Эти два месяца назад были, — напомнил Белов, интеллигентно и не без изящества доедая гамбургер. — Теперь не скоро явятся.

— Никто не знает, когда они явятся, — пробормотал Степан. — Что там на Дмитровке, Эдик?

Пока Белов излагал события, начав с «после обеда», когда уехал Степан, солнце завалилось за ближний лес и макушки деревьев резче выступили на фоне налившегося янтарным цветом неба.

Уехать бы в Озера. Взять Ивана и уехать с ним в Озера.

Вдвоем. Чтобы не нужно было ежеминутно пить и развлекать толпы многочисленных гостей.

Топить каждый день баню на берегу озера, в черной полированной воде которого отражаются серебряные ивы и кажется, что до противоположного берега рукой подать, а на самом деле километров десять, если не больше. И волшебный лес на той стороне стоит сплошной стеной — такую картину маленький Степан видел в Третьяковке. А утром, оскальзываясь на мокрой от росы траве, тащить на плечах лодку и смотреть, как погружается в молочный туман залихватская кепка идущего впереди Ивана и наконец пропадает совсем, и слышно только, как позвякивает у него в руках дужка ведра и из тумана разносится утренняя, бодрая и до невозможности фальшивая Иванова песня.

А после рыбалки можно сходить за черникой — недалеко, на ближайшую горку, — и вечером есть ее ложкой из огромной миски, посыпая каждый следующий открывающийся слой сахаром. Иванова мордаха моментально станет фиолетовой, сизой, розовой, а язык — совершенно черным.

Степан улыбался, глядя мимо Белова на лес, который уже совсем потемнел, как будто налился черной водой, и в остывающее небо над ним, быстро теряющее свою янтарную глубину.

Он пришел в себя, только когда осознал, что Белов замолчал и оба зама смотрят на него с выжидательным интересом.

— Вот что я думаю, — сказал Степан, и вдруг оказалось, что он и вправду все время думал об этом. — Нам нужно сегодня же просмотреть все барахло покойного Муркина. Я так понимаю, что разрешение на это нам выдано автоматически. Правильно?

— Зачем нам его барахло? — спросил Белов недовольно. Степан мог себе представить, какую бурю негодования в душе чистоплотного Белова вызвала одна только мысль о копании в чужих вещах. — Что ты хочешь там найти, Степа? Наркотики?