Смерть внезапна и страшна - Энн Перри

Монк был озадачен:

– Но она погибла рано утром… между шестью и половиной седьмого.

Таунтон покраснел:

– Да, мы встретились не позднее семи часов утра. Я заночевал в городе, а потом зашел к ней в больницу, чтобы повидаться, прежде чем возвратиться домой на утреннем поезде.

– Выходит, у вас было к ней очень важное дело, если вы побеспокоили ее в такую рань?

– Да, это так. – Джеффри не стал предлагать объяснений и замер – насупившийся и замкнутый.

– Если вы не хотите говорить, позвольте пофантазировать. – Монк посмотрел на него с вызовом и жесткой улыбкой. – Нетрудно предположить, что между вами произошла ссора и что вы в очередной раз выразили неприязнь к ее занятию.

– Считайте, что не ошиблись, – так же жестко ответил его собеседник. – Наш разговор был приватный, и я бы не хотел вспоминать о нем, даже если бы ничего не случилось. Но теперь, когда бедняжка Пруденс мертва, я и вовсе умолчу о нем. – Он с вызовом поглядел на детектива. – Увы, дело складывалось не к ее чести… вот и все, что я могу вам сказать. Я оставил ее в раздражении – самом неподобающем, – но тем не менее в полном здравии.

Монк оставил его слова без комментария. Таунтон явно не допускал, что может оказаться в числе подозреваемых.

– А тем утром она не говорила вам, что опасается кого-нибудь? – спросил Уильям. – Быть может, кто-то грубил ей, обижал… угрожал, наконец?

– Конечно же, нет – иначе я бы и сам сказал вам. Могли бы и не спрашивать.

– Понимаю. Благодарю вас за всю предоставленную помощь. Безусловно, леди Калландра будет весьма признательна вам. – Сыщик понимал, что разговор следует закончить соболезнованием, но слова сочувствия не шли с его губ. Он сдержал свое раздражение – хватит с Джеффри и этого! – и поднялся. – Не смею больше тратить ваше время.

– Похоже, что вы не слишком далеко продвинулись. – Хозяин также поднялся и, бессознательно оправив одежду, критически оглядел Монка. – Не знаю, что вы рассчитываете обнаружить подобными методами.

– Я не могу утверждать заранее, что обязательно справлюсь с этим делом, сэр, – ответил Уильям с напряженной улыбкой. – Удача не обязательно ждет меня. Еще раз благодарю вас. До свидания, мистер Таунтон.

Идти на ферму Уайк по выезду, а потом по Бостон-лейн и по полям было жарко, но детектив наслаждался дорогой. Было так приятно ощущать под ногами землю, а не камни мостовой, вдыхать ветерок, несущий из дальних просторов майское благоухание, и слышать только шелест наливающихся колосьев и редкий собачий лай… Лондон вместе со всеми своими бедами отодвинулся далеко… много дальше, чем на те несколько миль, которые отделяли Уильяма от города. На миг Монк забыл Пруденс Бэрримор и впустил в свою душу мир, тишину и давние воспоминания: просторные холмы Нортумберленда, чистый ветер с моря, чаек, кружащих в небе… То, что осталось от его детства. Но все эти первые впечатления; звуки, запахи и лица исчезали у него из памяти прежде, чем он успевал как следует рассмотреть припомнившийся эпизод.

Вдруг буквально в нескольких ярдах от него возникла ехавшая верхом на коне женщина, заставив сыщика забыть прежние радости и насильно возвратив его к нынешнему дню. Конечно, она скакала через поле, но Уильям был слишком погружен в себя, чтобы заметить ее. Всадница ехала с абсолютной непринужденностью: передвижение верхом было для нее столь же естественной вещью, как и ходьба. Она казалась воплощением изящества и женственности: прямая спина, высоко поднятая голова, легкие руки, держащие поводья…

– Доброе утро, сударыня, – проговорил детектив с удивлением. – Приношу свои извинения за то, что не сразу заметил вас.

Она улыбнулась во весь свой широкий рот. Темные глаза на ее мягком лице, быть может, сидели чуточку глубже, чем следовало бы. Каштановые волосы были убраны под шляпу для верховой езды, но несколько крупных завитков виднелись из-под нее и смягчали облик всадницы. Девушка казалась хорошенькой – даже почти прекрасной.

– Вы заблудились? – Она взглянула на опрятную одежду и темные ботинки сыщика. – Эта дорога ведет на ферму Уайк. – Девушка придержала коня, остановив его в ярде от Монка.

– Значит, я не заблудился, – ответил тот, посмотрев на нее. – Я разыскиваю мисс Нанетту Катбертсон.

– Тогда вам незачем продолжать поиски. Она перед вами, – приветливо отозвалась всадница с вполне понятным и искренним удивлением. – Чем я могу вам помочь, сэр?

– Здравствуйте, мисс Катбертсон. Меня зовут Уильям Монк. Я помогаю леди Калландре Дэвьет, входящей в совет попечителей Королевского госпиталя. Она стремится выяснить обстоятельства смерти мисс Бэрримор. Полагаю, вы были с ней знакомы?

Улыбка исчезла с лица Нанетты, вместе с выражением любопытства. На нем осталась только память о недавней трагедии. Приветливость в такой ситуации была бы уже неделикатной.

– Да, я, конечно, знала ее. Но просто не представляю, чем могу вам помочь… – Не попросив помощи Уильяма, всадница изящно соскочила на землю, прежде чем тот сумел предложить ей свои услуги, и отпустила поводья, позволив коню следовать за ней по своей воле. – Я не знаю об этой трагедии ничего, кроме того что мне сказал мистер Таунтон, а он ограничился тем, что бедняжка Пруденс встретила внезапную и жуткую смерть. – Нанетта глядела на Монка мягкими невинными глазами.

– Ее убили, – ответил тот, стараясь интонацией смягчить это жесткое слово.

– Ох!.. – Девушка заметно побледнела, но была ли тому причиной новость или его манера изложения, детектив сказать не мог. – Как ужасно! Мне так жаль ее… Я не знала… – Она поглядела на нового знакомого, нахмурив брови. – Мистер Таунтон говорил мне, что госпиталь – место недоброе, но в подробности не вдавался. Я не представляла себе, насколько опасны эти больницы. Смерть от болезни понять было бы нетрудно: там же легко заразиться! Но насильственная смерть…

– О! Место убийства могло оказаться случайным, мисс Катбертсон. Людей убивают и в собственном доме. Но никто же после этого не начинает утверждать, что дом – опасное место!

Черно-оранжевый мотылек порхнул между ними и исчез среди травы.

– Но я не понимаю… – По лицу Нанетты было видно, что ей действительно ничего не понятно.

– Вы знали мисс Бэрримор достаточно хорошо? – начал расспрашивать ее Уильям.

Мисс Катбертсон неторопливо вела его к ферме. На неширокой тропе рядом с ней было достаточно места, и он мог идти с ней бок о бок. Конь, повесив голову, брел позади.

– Достаточно хорошо, – ответила девушка задумчиво. – Когда мы были моложе, то вместе росли. А потом она отправилась в Крым, и, по-моему, никто здесь уже не рассчитывал увидеть ее. Но когда она вернулась с войны, я просто не могла представить, что мы были знакомы. Видите ли, она так переменилась… – Нанетта поглядела на Монка, чтобы убедиться в том, что он ее понял.

– Действительно, подобные испытания могут преобразить любого человека, – согласился сыщик. – Разве можно быть свидетелем жестоких разрушений и страданий, оставаясь неизменным в душе?

– Безусловно, – согласилась его спутница, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что конь послушно следует за ней. – Но Пруденс стала совершенно иной. Она всегда была… я скажу, упряма, но, пожалуйста, не считайте, что я плохо о ней думаю! Просто она с такой страстностью относилась к своим желаниям и намерениям… – Нанетта немного помолчала, приводя мысли в порядок. – Только ее мечты отличались от тех, которыми наделены обычные люди. Словом, вернувшись домой из Скутари… – Девушка нахмурилась, подыскивая слова. – Пруденс сделалась сухой и жестокой, – она одарила Уильяма ослепительной улыбкой. – Простите. Кажется, с моей стороны нехорошо говорить о ней такие слова. Нельзя забывать о доброте.

Монк поглядел на ее темно-карие глаза и нежные щеки и подумал, что эта девушка всегда стремилась быть доброй и не привыкла плохо думать о ком-то еще. Но, ощутив этот прилив симпатии, сыщик немедленно вознегодовал на собственную доверчивость. Эта особа напомнила ему Гермиону и бог знает сколько еще женщин, знакомых ему по прошлому своей притягательностью и обманчивой женственностью. Почему он всегда был с ними таким дураком? Уильям презирал глупцов и отчасти склонялся в душе к скептицизму или даже к цинизму. Если миссис Бэрримор не ошибалась, то эта очаровательная женщина с мягкими ласковыми глазами и улыбающимся ртом давно мечтала женить на себе Джеффри Таунтона и весьма сожалела о его привязанности к Пруденс. Сколько же лет было Пруденс? Калландра говорила, что под тридцать. Джеффри Таунтону, безусловно, побольше. Нанетта Катбертсон должна быть ровесницей покойной или чуть моложе. Итак, она старовата для замужества, ее время уже почти окончилось. Скоро ее запишут в старые девы, если уже не считают таковой… И, безусловно, ей уже трудно будет рожать детей. Возможно, ее снедает не просто ревность, а отчаяние, паника. Годы шли, Джеффри ждал Пруденс, которая все отказывала ему ради занятий медициной.