Смерть внезапна и страшна - Энн Перри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понимаю. Это совершенно другое и весьма понятное в данной ситуации чувство. – В голосе Уильяма промелькнуло пренебрежение к тем, кто предпочитает совершать неприятные дела чужими руками… чтобы ничем не смутить себя и спокойно спать, не зная кошмаров, вины, сомнений и жалости.
Сделав над собой некоторое усилие, он вспомнил, зачем пришел сюда, и заставил себя встретить взгляд Джеффри со спокойным и даже любезным выражением на лице.
– Я сделаю все возможное, чтобы добиться этого… можете не сомневаться.
Таунтон смягчился. Забыв свою обиду на сыщика, он возвратился к Пруденс и ее смерти:
– Зачем вы посетили меня, мистер Монк? Чем я могу помочь вам? Я ведь не знаю ничего о том, что там произошло… если не считать моего мнения о самой природе больниц и тех женщин, которые в них работают… но все это, наверно, вам известно и без меня.
Уильям уклонился от ответа.
– Есть ли у вас какие-нибудь мысли о том, почему другие сестры или сиделки могли желать Пруденс зла? – спросил он вместо этого.
Джеффри посмотрел на него задумчивым взглядом:
– На ум приходит много разных ситуаций… А не пройти ли нам в мой кабинет, чтобы поговорить в более удобной обстановке?
– Благодарю вас. – Монк принял приглашение и последовал за хозяином по коридору в очаровательную комнату, оказавшуюся несколько большей, чем он ожидал, и выходящую окнами в розарий и на поля, открывавшиеся за цветущими кустами. В двух сотнях ярдов за ними росли великолепные вязы.
– Какой великолепный вид! – невольно воскликнул сыщик.
– Благодарю вас, – отозвался Таунтон и с напряженной улыбкой указал ему на одно из больших кресел, а сам занял другое, напротив. – Хотите знать мое мнение о сестрах? – вернулся он к теме разговора. – Поскольку совет попечителей обратился именно к вам, полагаю, что вы знакомы с женщинами, которые занимаются этим делом? У них, как правило, нет или почти нет образования… и нет даже тех моральных принципов, которыми следовало бы располагать особам, занимающимися подобным делом. – Он серьезными глазами посмотрел на Монка. – Можно не сомневаться в том, что они завидовали мисс Бэрримор, потому что в их глазах она была богата и работала лишь потому, что хотела, а не по необходимости. Безусловно, образование, благородное происхождение и те жизненные блага, которыми обладала Пруденс, могли пробудить в них зависть. – Хозяин дома поглядел на гостя, чтобы выяснить, как тот отнесся к его словам.
– А что вы думаете о ее возможных ссорах с другими сестрами? – спросил Уильям. – Ведь только разъяренная женщина, да к тому же одаренная чрезвычайной физической силой, могла удушить мисс Бэрримор, не привлекая внимания других людей. Пусть коридоры госпиталя часто пустуют, но палаты всегда полны. Крик снаружи привлек бы к себе внимание.
Таунтон нахмурился.
– Я не совсем понимаю вас, мистер Монк. Вы хотите сказать, что мисс Бэрримор могли убить и не в госпитале? – На лице его проступило презрение. – Неужели совет попечителей надеется отвертеться от ответственности и объявить, что их драгоценная больница здесь ни при чем?
– Ну что вы! – Детектив мог бы сейчас позабавиться, не будь он настолько разъярен. Он презирал чванных глупцов. Как это часто случается, соединение двух этих качеств в одном человеке было для него особенно нестерпимым. – Я просто пытаюсь намекнуть, что драка двух женщин едва ли может закончиться удушением одной из них, – нетерпеливо проговорил он. – Были бы слышны звуки ссоры. Ведь именно драка привлекла внимание доктора Бека и леди Калландры, после чего они и обнаружили труп мисс Бэрримор.
– О! – Джеффри вдруг побледнел, словно внезапно осознав, что речь идет о смерти Пруденс, а не о каком-то академическом примере. – Теперь понимаю. Вы хотите сказать, что преступление было задумано заранее и совершено с холодным сердцем и умом. – Он отвернулся, и теперь лицо его было исполнено горя. – Боже мой, какой ужас! Бедная Пруденс… – Он сглотнул. – Тогда получается, что она все-таки не успела по-настоящему почувствовать боль… так, мистер Монк?
Этого сыщик гарантировать не мог.
– Надеюсь, что это было так, – солгал он. – Все могло случиться очень быстро, в особенности если нападавший был очень силен.
Его собеседник заморгал:
– Значит, это был мужчина. Конечно, подобное более вероятно.
– А мисс Бэрримор случайно не упоминала в разговорах с вами о существовании какой-нибудь личности, досаждавшей ей или причинявшей разные неприятности? – спросил Монк.
Таунтон нахмурился и неуверенно поглядел на него:
– Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду?
– Я просто не знаю, как точнее выразиться. Я говорю о тех, кто бывает в госпитале: про докторов, священника, казначея, попечителей, родственников пациентов… словом, всех, с кем она могла столкнуться при исполнении своих обязанностей, – попытался объяснить Уильям.
Лицо Джеффри прояснилось.
– Да, понимаю.
– Ну, и как? Она ни о ком не говорила?
Таунтон подумал мгновение, обратившись глазами к далеким вязам, огромные ветви которых играли зеленью под солнцем.
– Увы, мы с Пруденс редко разговаривали о ее работе. – Глаза его сощурились, но на этот раз не от боли или гнева. – Дело в том, что я не одобрял ее занятий. Правда, она неоднократно упоминала о том почтении, с которым относилась к главному хирургу, сэру Герберту Стэнхоупу, человеку из ее же собственного социального класса. Пруденс испытывала величайшее уважение к его профессиональным способностям. Но, судя по ее словам, ничего личного в их отношениях не было. – Он нахмурился, глядя на Монка. – Надеюсь, вы не это имеете в виду?
– Я ничего не имею в виду, – терпеливо ответил детектив, чуть возвышая голос. – Я просто пытаюсь понять, какой она была, догадаться, что могло послужить причиной трагедии: ревность, страх, честолюбие, месть, жадность… все что угодно. Были ли у нее поклонники, о которых вы знали? На мой взгляд, как женщина она была весьма привлекательной.
– Увы, это так. Упрямая, но очаровательная. – На миг Джеффри отвернулся от гостя, чтобы справиться со своими эмоциями.
Уильям подумал, не извиниться ли ему, но решил, что вежливый жест лишь смутит собеседника. Он никогда не знал, что именно следует говорить в таких случаях. Быть может, правильных слов в подобных ситуациях попросту не существовало?
– Откровенно говоря, – заговорил Таунтон через несколько минут, – она ни разу не говорила мне ни о ком, с кем у нее были какие-нибудь отношения. Впрочем, возможно, она и не стала бы мне говорить, зная, как я к ней относился… ведь она была прямой и честной – ее просто насквозь было видно. Впрочем, думаю, что если бы у нее кто-то был, душевная прямота заставила бы Пруденс все рассказать мне. – На лицо его легла печать полного недоумения. – Она ведь всегда утверждала, что любит лишь медицину и что у нее нет времени на обычные женские устремления и наклонности. Я бы даже сказал, что ее привязанность к наукам только крепла со временем. – Джеффри посмотрел на детектива. – Вы не знали ее до Крыма, мистер Монк. Тогда она была другой… совсем другой. Она была… – Он умолк, подыскивая слово. – Она была… мягче. Да, так: мягче, женственней.
Сыщик не стал спорить, хотя слова сами собой просились ему на язык. Когда это женщины были мягкими? Даже самая кроткая из них? Своих собственных приятельниц он предпочитал описывать любыми эпитетами, но только не этим. Обычай требовал, чтобы женщина внешне являла собой мягкость и кротость, но, как правило, под этой маскировочной оболочкой скрывался стальной панцирь, способный посрамить многих мужчин. А уж сила воли и выносливость знакомых Монку женщин была недоступна даже ему самому. Эстер Лэттерли продолжала бороться за его оправдание, даже когда сдался он сам. Забывая о себе, обманом, угрозами, убеждением она заставила его вновь ощутить веру в себя и собрать все силы для борьбы. И он не сомневался, что Калландра, если потребуется, сделает то же самое. Наверное, и Пруденс Бэрримор была похожа на них: такая же страстная, отважная и целеустремленная в своих побуждениях. А всяким Джеффри Таунтонам трудно даже принять подобные черты, а еще сложнее смириться с ними. Быть может, с такими женщинами вообще трудно иметь дело. Одному Господу ведомо, какой колкой, упрямой, прихотливой, ехидной и самонадеянной бывала иногда Эстер!
Едва Уильям вспомнил про мисс Лэттерли, как его недовольство Таунтоном сразу уменьшилось. Этому мужчине, любившему Пруденс Бэрримор, явно пришлось вытерпеть многое.
– Да-да, понимаю, – негромко проговорил сыщик с призрачной улыбкой на губах. – Для вас эта утрата особенно тяжела. А когда вы в последний раз видели мисс Бэрримор?
– Я видел ее утром того дня, когда она умерла… то есть когда ее убили, – поправился Джеффри, побледнев. – Возможно, мы встречались перед самым убийством.