Сама дура виновата - Ашира Хаан

горячий зуд, зарождающийся между ног от настойчивых прикосновений…

Помню, как меня поразили эти ощущения, случившиеся со мной впервые очень-очень поздно, уже после двадцати лет, через несколько месяцев после лишения девственности.

Из ниоткуда, из пустоты и обыденных мыслей вдруг разворачивается целый луна-парк с огнями и каруселями и захватывает власть над телом.

— Чего ты хочешь? — требовательно спросил Егор, ускоряя бег пальцев. — Чего? Дарина!

— Тебя! — вырвалось непроизвольно — в тот момент, когда он на мгновение перестал разгонять бег сверкающих каруселей, а вся моя сущность требовала продолжения.

— Какое совпадение, а я тебя! — ухмыльнулся Егор, приподнимаясь так, чтобы наши тела соприкоснулись плотнее, и его член притерся у меня внутри как-то особенно тесно, пройдясь по внезапно чувствительным местам.

— Разве совпадение, если мы хотим разного? — удивился во мне филолог, единственная часть личности, еще не захваченная в плен луна-парком.

— Думаешь?.. — рассеянно отозвался Егор, покачивая меня за бедра. Чуть-чуть, без размаха, лишь меняя одно плотное соприкосновение на другое — но такое же плотное. — Не отвлекайся…

Катер снова завелся и потихоньку потрюхал дальше по каналу, осторожно расходясь с другими любителями загадать желание в семь вечера на семимостье. Хорошо, что я одернула футболку и больше не светила своими сиськами на весь канал Грибоедова.

Плохо, что вся моя разумная осторожность рассыпалась к чертям под руками одного наглого москвича.

Его пальцы касались меня в самом сокровенном месте, его член, стиснутый нашими телами, туго скользил внутри меня, его губы ловили соски под вновь задранной кофтой, а глаза сияли восторгом и возбуждением.

Такой экскурсии у меня еще не было!

— Мы проходим… уже прошли Кашин мост, названный в честь владельца доходного дома Кашина, — вынула я из памяти еще кусочек записанной там, словно на огромную бобину древнего магнитофона, экскурсии, которую слышал каждый турист в Санкт-Петербурге.

— Очень интересно, продолжай, — теперь ее слышал и Егор, который смотрел вовсе не на мост. Он вглядывался в мое лицо, подмечая малейшие оттенки реакций на то, что делали его пальцы.

Не только между ног — груди тоже доставалось немного грубоватых жадных захватов всей пятерней, от которых он сам со свистом втягивал воздух сквозь зубы, а член внутри меня ощутимо дергался.

Или наоборот — невероятно нежных, когда он взвешивал то одну, то другую грудь в горячей ладони и обводил большим пальцем, чуть влажным от слюны, напрягшийся сосок. А потом присасывался к нему почти до боли, в последний момент отпуская, но касаясь кончиком языка самой вершины — так что острая тонкая молния простреливала разом по всем нервам, и что-то замыкало в голове.

— Мы входим… входим… входим… движемся по реке Мойке! — вскрикнула я, наконец обретая вновь способность мыслить и говорить, хоть и весьма обрывочными фразами. — И приближаемся к мосту, который носит название Поцелуев. Это следующий пункт нашей программы…

— Да? — Егор привлек меня к себе и сам приподнялся, напрягая свой каменный пресс, в который я упиралась ладонями. Губы поймали мои губы — и мы благополучно миновали мост, пока экскурсовода отвлекали. — Чем же он знаменит?

— Назван он был в честь купца Поцелуева, чей трактир находился неподалеку… — выдохнула я. — Но романтическое название не давало покоя петербургцам. Так родилось поверье, что если поцеловать любимого человека под этим мостом, вы будете вместе навсегда…

— А если трахнуть? — деловито поинтересовался Егор.

Если трахнуть…

Вот так — когда губы впиваются в губы, высасывая дыхание, когда твердые бедра подаются вверх в жестком ритме, повторяемом пальцами, когда рука стискивает грудь — и становится жарко, жарко, жарко, тянет внизу живота нарастающим напряжением и хочется кричать?

Никогда не слышала…

Но теперь, похоже, нам обоим предстоит это узнать.

— Если… посмотреть… прямо по курсу…

— Что там прямо по курсу?

У него тоже сорванное дыхание, но у меня крик бурлит в горле, и я сдерживаюсь изо всех сил, впервые жалея, что мы не в гостинице, и не у меня в комнате, где можно кричать от удовольствия без оглядки.

— Золотой купол одного из самых больших…

— Оу, больших? Как интересно! — издевался Егор, поддавая бедрами вверх.

— В диаметре двадцать семь…

— Охренеть!

— В честь Исаакия Долма… а-а-а-а-а…

Острые искры яркого удовольствия, разбежавшиеся от нового движения пальцами, заставили меня дернуться — и потерять концентрацию, забыв, что я там пыталась сказать, но, увы, заодно упустив почти взорвавшийся оргазм.

— Глядел я, стоя над Невой… — пробормотала я, наклоняясь и снова прикусывая кожу Егора прямо на кадыке. — Как Исаака-великана во мгле морозного тумана светился купол золотой…

— Какой у меня добросовестный экскурсовод, — мурлыкнул он. — Что еще расскажешь?

Глава двадцать пятая, повествующая про наводнения словами классика и не только

Я качнулась, почти ложась на Егора и выискивая в иллюминаторах следующую достопримечательность.

— Обратите внимание на трехэтажное здание желтого цвета с белыми колоннами в классическом стиле…

Про очередное желтое здание с белыми колоннами я могу рассказывать еще полчаса после того, как мне отрубят голову, как той курице. Что мне такие мелочи, как растущее внутри пронзительное напряжение, почему-то выбивающее слезы из глаз. Я цеплялась за плечи Егора, но мне было все тяжелее держаться.

— Перед нами Фонарный мост… — пауза на вдох, всхлип, стон, — Он стилизован под старину и даже решетка… — еще пауза, — Но своды… — и еще. — Выдают…

Егор жестко прижимал меня к себе, все теснее и теснее, что-то такое делал пальцами, от чего я вся сжималась и сжимала его член, покачиваясь на нем, словно на волнах реки.

— Впереди водомерный столб или… — я забыла нужное слово, я уже все слова забыла, по позвоночнику поднималась горячая волна, — На нем можно увидеть отметки уровня воды… — внутри все дрожало и натягивалось до предела. — Петербург часто страдал от наводнений, сильнейшее из которых описал Пушкин в поэме…

И вдруг что-то случилось — буквально в одно мгновение — все напряжение, скопившееся в теле, вдруг разом прорвалось — хлынуло чувством невероятного облегчения, заливая бедра Егора огромным количеством влаги.

— Господи, что это?! — переполошилась я. — Прости, пожалуйста, я…

— Это сквирт, Дарина. В культурных столицах про такое и не слыхали, да? — широчайше улыбаясь, сообщил Егор. Он так радовался, будто я ему тут тройню богатырей родила, а не намочила всю одежду.

— Слы… — вдох. — …хали, правда сквирт? Ты такое умеешь?

— Это ты такое умеешь, — засмеялся Егор, убирая пальцы и привлекая меня к себе, заставив распластаться на его груди. И продекламировал, не отрывая взгляда от моего лица: — Нева вздувалась и ревела, котлом клокоча и клубясь, и вдруг, как зверь остервенясь, на город кинулась.