Титан - Джон Варли

Надо было выучить только три музыкальных фразы, самыми длинными были семь нот и трель. Первая означала — «Хорошего подъема» — и была попросту вежливым приветствием. Вторая — «Мне нужен Калвин», и третья — «Помоги!»

— И помни — никогда не зови цеппелин, если разводите огонь!

— Как ты оптимистичен.

— Довольно скоро у вас будет огонь. Да, я хотел спросить… Хотите, я заберу с собой Август? Может быть, со мной она будет чувствовать себя лучше. Мы сможем преодолеть большие пространства в поисках Апрель.

— Мы должны сами заботиться о пострадавших, — холодно ответила Сирокко.

— Любое твое решение — наилучшее.

— Во всяком случае, она с трудом осознает, что ты уходишь. Просто подальше с моих глаз, верно?

Август оказалась не в таком коматозном состоянии, как предполагала Сирокко. Когда она услышала, что Калвин уходит, то настояла на том, чтобы присоединиться к нему. После короткой баталии Сирокко сдалась, хотя с еще большими опасениями, чем раньше.

Цеппелин опустился довольно низко и начал выбрасывать канат. Они смотрели, как он колеблется в воздухе.

— Почему он делает это? — спросил Билл. — Какой ему от этого прок?

— Он любит меня, — просто ответил Калвин. — А кроме того, он привык перевозить пассажиров. Другие виды отплачивают за перевозку тем, что передвигают пищу из его первого желудка во второй. У него нет для этого мышц. Он остерегается лишнего веса.

— И все здесь проходит так мирно? — спросила Габи. — Мы не встречали здесь ничего похожего на плотоядных животных.

— Здесь есть плотоядные животные, но их немного. Основой жизни является симбиоз. Это и почитание. Цеппелин говорит, что все высшие формы жизни поклоняются богине и что богиня эта находится в ступице колеса. Я думал о богине, которая управляет всем кругооборотом этой земли. И назвал ее на греческий манер — Гея.

Сирокко помимо воли заинтересовалась.

— Что за Гея, Калвин? Какая-то примитивная легенда, или же существует контрольный пункт, управляющий всем этим?

— Я не знаю. Фемида намного старше цеппелина, и ему многое неизвестно.

— Но кто всем движет? Ты говорил, что здесь существует много видов. Но что они собой представляют? Они сотрудничают?

— И этого я не знаю. Ты читала истории о кораблях, на которых происходит какая-то неисправность и все оказываются опять в дикости? Мне кажется, что-то подобное происходит и здесь. Я знаю, что где-то что-то работает. Может, машины, а может, виды, которые остаются в ступице. Там может находиться источник поклонения. Но цеппелин уверен, что колесом управляет какая-то рука.

Сирокко нахмурилась. Как она может позволить ему уйти, когда он обладает такой информацией? Все это было довольно неопределенно, и невозможно было узнать, насколько это соответствует действительности, но это было все, что они имели.

Но было слишком поздно что-либо менять. Его нога была уже в стремени длинного каната. К нему присоединилась Август, и цеппелин начал сматывать канат.

— Капитан! — закричал Калвин перед тем как исчезнуть в цеппелине. — Габи, не следует называть это место Фемидой. Называйте ее Геей.

Сирокко грустно размышляла об их отъезде, погружаясь в депрессию. Она сидела на берегу реки и ломала голову, что она могла сделать и не сделала, чтобы предотвратить этот отъезд. И не находила правильного ответа.

— А как же клятва Гиппократа? — спросила она Билла. — Он ведь был послан в экспедицию с одной целью — заботиться о нашем здоровье, если это потребуется.

— Все мы изменились, Роки.

«Все, но не я», — подумала Сирокко, но ничего не сказала. Насколько она могла судить, ее страдания прошли без последствий. Было странно, что пережитое так сказалось на остальных. В крайнем случае, оно должно было повергнуть их в оцепенение. Вместо этого произошла амнезия, возникли навязчивые желания, у женщины появились подростковые влечения, у мужчины — любовь к живому воздушному кораблю. С трезвой головой осталась только она — Сирокко.

— Брось обманывать себя, — пробормотала она. — Другим ты, наверное, кажешься такой же сумасшедшей, как и они тебе.

Но Сирокко отбросила и эту мысль. Билл, Габи и Калвин — все они знали, что пережитое изменило их, хотя Габи не согласилась бы признать, что ее любовь к Сирокко является побочным эффектом случившегося. Август слишком отвлечена своей потерей, чтобы думать о чем-либо еще.

Сирокко опять подумала об Апрель и Джине. Живы ли они еще, и если живы, то как перенесли все это? Сумели ли они найти друг друга?

Они постоянно слушали приемник и посылали позывные, пытаясь связаться с Апрель и Джином, но из этого ничего не выходило. Никто больше не слышал плачущего мужчину, никто не слышал Апрель.

Шло время, хотя и без каких-либо признаков движения. У Сирокко были часы Калвина и она говорила, когда было пора спать, но трудно было приспособиться к постоянному дневному свету. Сирокко никогда не подозревала, что это может так действовать, хотя на «Властелине Колец» группа людей жила в искусственном окружении, где день определялся бортовым компьютером и мог быть при желании изменен.

А в остальном жизнь была легкой. Все фрукты, которые они пробовали, были съедобны и казались им питательными. Если бы в них не хватало витаминов, то они заметили бы это по виду друг друга. Одни фрукты были солеными, другие, как они надеялись, были насыщены витамином С, так как имели специфический привкус. Дичи было в изобилии и охотиться на нее было легко.

Они были приучены к строгому режиму астронавтов, где все дела определялись наземной службой управления. Во время отдыха они ворчали, как это невыносимо, но тем не менее, продолжали делать все, что им было предписано. Они были подготовлены к борьбе за выживание во враждебной обстановке, но Гиперион был не враждебнее зоопарка Сан-Диего. Они ожидали, что станут Робинзонами Крузо, или, по крайней мере, чем-то наподобие, но Гиперион был пирожным со взбитыми сливками. Они еще не приспособились мыслить с точки зрения своей миссии.

Через два дня после ухода Калвина и Август Габи предстала перед Сирокко в одежде, сделанной из брошенных парашютов. Сирокко глубоко тронуло выражение лица Габи, когда та примеряла обновку.

Костюм состоял из туники и просторных штанов. Материал был тонким, но удивительно плотным. Габи немало помучилась, пока раскроила его и сшила иглами из шипов.

— Если ты еще соорудишь что-нибудь вроде мокасин, то при возвращении на Землю я повышу тебя сразу на три звания.

— Я работаю над ними, — Габи светилась после этого целый день и была игривой, как щенок. Она слегка задевала Сирокко своей красивой одеждой и небрежно извинялась. Она была трогательна в своем стремлении сделать приятное.