Широки врата - Эптон Синклер

Принц-консорт облачался в соответствии с диктаторскими указами моды и сопровождал свою супругу на обеды, чаепития с танцами и званые длинные ужины с последующими музыкой и танцами. Он жал руки многочисленным крупным господам, которые, казалось, имели комплекцию китов и примерно их облик, начиная с коротко остриженной головы, плавно закругляющейся вниз, и двумя или тремя глубокими складками на затылке. У их дам была та же комплекция и голоса, подходящие для вагнеровских опер. Ланни непочтительно вообразил их в развивающихся белых одеждах, галопирующих в ритме полёта валькирий. Они вели серьезные разговоры, и их можно было глубоко оскорбить, спутав Hochgeborener с Hochwohlgeborener или обратившись к фрау Доктор, как к обычной фрау.

Младшее поколение не отличалось такой тяжеловесностью, как в комплекции, так и в мыслях. Они играли в гольф и теннис, танцевали с воодушевлением и катались на автомобилях. Они восхищались американцами, пользовались американским сленгом, и у них не осталось никаких обид из-за войны. Как дочь Дж. Парамоунта Барнса, они сделали своей религией приятное времяпровождение. Политика их не интересовала. Кроме нескольких смешных историй о руководителях фантастического нового Regierung. Когда они рассказывали эти истории, у них делались просветленные лица, и они шли танцевать. Regierung редко вмешивался в дела тех, у кого были деньги, а подобные остроты ограничивались правильным кругом лиц, у которых тоже были деньги. Когда Ланни спросил внука одного из стальных королей, что он действительно думает обо всем этом, то Grünschnabel[46] ответил: «Zum Teufel! Это проблема получения голосов миллионов идиотов, а в моей стране их нацисты, кажется, устраивают».

Большие магнаты и их жены сделали свой выбор. Для них идеи Гитлера означали не больше, чем запрет забастовок и агитации профсоюзов, а также отсутствие красных боёв на улицах. Они означали фиксированную и постоянную заработную плату, в результате чего наступило такое процветание тяжелой промышленности, как никогда прежде. Короче говоря, Третий Рейх стал мечтой магнатов, и Ланни был поражен любопытным сходством их рассуждений с рассуждениями своего отца. Разница состояла лишь в том, что они уже получили то, что хотели, в то время как Робби мечтал об этом, но не знал, как это получить. Выборы на его родине прошли не так, как он предсказал, и его надежда сдержать этого человека в Белом доме стала сумрачной. Робби не зашёл так далеко, чтобы пожелать американского Гитлера. Но предсказывал приход похожего, и если бы вероятный кандидат правильно себя представил и попросил бы средств, то с пустым карманом он бы не ушёл.

Хозяева крупной сталелитейной, угольной, химической и электротехнической промышленности Германии высказали несколько формальных слов сожаления относительно эксцессов своего нового правительства, но поспешили отметить, что такие вещи всегда происходят во время любой социальной перестройки. Они добавили, что всей Германии в настоящее время требуется восстановление утраченных территорий, а затем Европа надолго может быть уверена в мире и процветании. Ланни хотел спросить: «Мир и процветание на основе тотального производства вооружений?» Но эти вопросы он должен был держать взаперти в другой половине своей личности.

Когда американский плейбой устал от берлинского светского общества, он переключился на художественные галереи и концертные залы. Нацисты сожгли большинство стоящих современных книг и подвергли цензуре художественные выставки, но коллекции старых мастеров остались нетронутыми, и можно было еще услышать Баха и Бетховена, Моцарта и Брамса, но не Мендельсона и Малера и других евреев. Ланни позволил своей жене оставаться светской дамой и любительницей танцев. А себе он оставил созерцание шедевров, которые напоминали ему Германию, которую он знал и любил в юности. Которые, по его мыслям, выжили вне радиуса действия нацистских «Больших Берт» или самолетов генерала Геринга.

Он пошел на концерт в филармонию и услышал прекрасное исполнение Пятой симфонии. Он отдал свою душу этому произведению Бетховена, и почувствовал себя в виде божества наделенным новым восприятием и возможностями. Он принял участие в борьбе человечества против тех сил, которые стремились остановить прогресс. Он грезил безбрежными мечтами, и когда последние ноты великолепной музыкой смолкли, он вернулся в реальный мир обновленный и с новыми силами.

Но Ланни уже не был тем же доверчивым и счастливым пареньком, каким он впервые услышал это классическое произведение. Он узнал больше о мире, и его мысли стали более сложными. Посмотрев в концертном зале на мужчин и женщин, молодых и старых, которые были мистически с ним заодно, он заметил, что некоторые из них носили нацистскую униформу, и что бы это могло бы значить? Возможно ли преобразовать страстные стремления Бетховена в какие-либо формы идеологии Гитлера? Для Ланни это означало борьбу греха против Святого Духа. Но, видимо, так оно и было. Бетховен сказал: «So pocht das Schicksal an die Pforte[47]». Но что эти удары судьбы значат для штурмовика? В какую дверь он требует входа? Дверь к французским войскам на Рейне, или к русским из Восточной Пруссии?

Не самые лучшие мысли приходят в концертном зале! Иностранный мятежник воззвал к душе Бетховена от имени своего дела, и отец современной музыки сказал ему, что стук в дверь означает, что штурмовики совершили облаву на дом Шульцев и увели Люди и Фредди к пыткам и смерти. Вторая тема, кроткой мольбы, была душой Фредди, которая будет жить в душе Ланни Бэдда так долго, пока она у него будет или пока он будет сам.

Мысли мятежника блуждали и остановились на анекдоте, который ему рассказал голландец, с которым он беседовал на пакетботе от Хариджа до Хук-ван-Холланда. Нацистский знакомый превозносил этому голландцу условия гитлеровского режима. Идеальный порядок, чистые улицы, у всех есть работа, и достаточно еды, все осознают свой долг и выполняют его с удовольствием, и так далее. «Ах, да», — противопоставил голландец, — «но когда я слышу шаги на моем крыльце в четыре часа утра, я знаю, что это молочник!»

Что за странная двойственность была в душе немца, которая позволяла ему иметь самые благородные и святые мечты, а затем выйти и совершать самые отвратительные злодеяния? Что сделало Германию землей Бетховена, Гете и Шиллера, и в то же время землёй Бисмарка, Гинденбурга и Шикльгрубера, он же Гитлер? Очевидно, немец не знает, как использовать свои устремления и заставить их работать в своей повседневной жизни, особенно политической. Он наслаждается высокими абстракциями, выраженными длинными словами и используемыми, как фишки в игре, но никогда не превращающимися в наличные деньги. Его идеи были, как винты парохода во время сильного шторма. Они часто крутятся в воздухе, не вступая в контакт с водой и не производя никакого движения.

Однажды утром почта принесла письмо в старинном конверте с гербом барона фон Визеншметтерлинга. Оно сообщило герру Ланнингу Бэдду, что вдовствующая баронесса будет рада рассмотреть предложение в размере сто двадцати пяти тысяч марок за картину Хуберта ван Эйка. Она не перевела цену в доллары, но по курсу это выходило около пятидесяти тысяч. Ирма считала, что это чудовищно для такого крошечного куска холста. Но это был настоящий старый мастер, на два столетия старше Рембрандта. Ланни объяснил, что это было началом торга. Для продолжения торга он, тщательно изучив содержание письма, написал, обратив внимание старушки на ее формулировки, что не может предпринять переговоры по основе обещания «рассмотреть». Может ли она гарантировать, что, если в течение следующих тридцати дней он привезёт ей сумму в сто двадцать пять тысяч марок наличными, то картина будет его?

Ожидая ответа, он сопровождал Ирму на различные увеселения. Пока однажды утром не состоялся торжественный визит обер-лейтенанта, доставившего ему документ на впечатляющем бланке министра-Президента Пруссии, разрешающий ему продать картины по списку по указанным в нём ценам. В общей сложности были перечислены семнадцать картин. Эксперт был удивлен, что в список были включены все итальянцы, большинство французов, и несколько англичан, но ни одного немца, голландца, или фламандца. Какие выводы политического характера можно извлечь из этого. Нацисты надеялись подружиться с Голландией и Бельгией, но были в состоянии сильного раздражения от Муссолини, который деловито интриговал с австрийским правительством, стремясь получить контроль над этой почти ставшей банкротом страной. Жирный командующий немецкими ВВС совершил несколько поездок в Рим, но, по всем данным, успеха не имел.

Ирма, которая тоже знала картины, посмотрела на список и прокомментировала его с другой точки зрения: «Он оставил себе всех обнаженных!» Да, психоаналитик мог бы сказать много о характере старомодного барона разбойника по этому списку оставленных картин. Его не волновали ни Пресвятая Богоматерь, ни другие такие женщины. Его не привлекали старые люди обоего пола, ни пролетариат любого племени или цвета. Его воодушевляли красивые молодые женщины в откровенных одеждах, и особенно цветущего вида в стиле Рубенса. А также принцы, государственные деятели и солдаты в великолепных костюмах, с драгоценными камнями, кружевами и разнообразными орденами. Хотел ли он использовать их дизайн для современных знаков отличия?