Том 12. Пьесы 1908-1915 - Максим Горький

Зина (с упрёком). Что вы? Здесь?

Мастаков. Это действительно… глупо сказал я… Да я и не умею петь… (Стараясь попасть в тон.) Конечно… люди рождаются и умирают… днём и ночью…

Зина (невольно улыбнулась). Вы так сказали… точно упрекаете их за это.

Мастаков (смущён). Да? Вот видите… чёрт возьми! (Просто.) Это, должно быть, потому, Зина, что я не знаю… как следует говорить, когда в доме покойник… Я столько прочитал ужасов о смерти, все они так плохо написаны, что у меня нет уважения, нет интереса к этой теме… О смерти сказано больше, чем следовало… она стала похожа на актрису, которую перехвалили. Очень однообразная актриса, но — кричат — ах, она гениальна! (Увлекаясь, он берёт Зину под руку.) Конечно, однажды надо будет умереть… в один прекрасный день. Но, милая девушка, до того дня я проживу тысячи прекрасных дней… тысячи — вы понимаете? И каждый день — новые лица, новые движения души, новые цветы и солнце. (Серьёзно.) Знаете ли вы, что солнце каждый день новое? Вы читали что-нибудь о Хорсе, боге солнца, и дочерях его хорсалках, иначе — русалках? Вы любите мифологию?

Зина. Я её не знаю.

Мастаков. О, это надо знать! Это изумительно красиво… и, как всё детское, — просто, мудро, невыразимо трогательно. Вам это необходимо знать, вы сами такая русалочка… Я иногда смотрю на вас и думаю — как счастлив будет человек, которого вы полюбите… Представляю себя на его месте… это ужасно хорошо и полно самых капризных неожиданностей…

Зина (смущённо). Послушайте… уместно ли…

(В палисадник входит Ольга с букетом цветов в руках. Она одета в тёмное, стоит за кустами и слушает.)

Мастаков (увлечён). Если бы вы знали — какая это счастливая особенность представлять себя чем хочешь! Королём, трубочистом, паяцем! Живёшь десятками жизней, чувствуешь все радости и печали мужчин и женщин… скучные, тяжёлые думы стариков и милую, радужную путаницу детской души…

Зина. Это удивительно интересно…

Мастаков. Недалеко отсюда лежит камень-валун… такой старый, серьёзный камень, весь в морщинах… я знаю, что он был когда-то вершиной горы и звёзды были ближе к нему, чем теперь, — он это помнит, и ему скучно… Понимаете? Об этом камне я мог бы рассказать в четырёх строках… только четыре строгие строки! Видите? Так живёшь… Вдруг — полюбишь вас и думаешь о вас целый день… носишь ваш образ в сердце своём, и вы поёте мне такие славные, чудные песни…

Зина (отнимая у него руку). Что вы говорите? Разве можно говорить со мной об этом… сегодня!

Мастаков (удивлён). Нельзя? (Она быстро идёт прочь от него.) Но… когда же можно… странная девушка!

Ольга (выходит, иронически). Вы — поторопились!

Мастаков (тревожно). Ты — снова… Послушай — Елена тоже здесь!

Ольга. Вот почему вы не приходите ко мне! Это и есть та работа, которой вы так заняты?

Мастаков (тревожно, тихо). Если вы встретитесь — я не знаю, что буду делать…

Ольга (стараясь сохранить спокойствие). Не знаете? Да?

Мастаков. Честное слово…

Ольга. Честное слово и — вы?

Мастаков. Когда люди смотрят друг на друга свирепыми глазами — мне стыдно, я… я чувствую себя совершенно лишним…

Ольга. Вы отдаёте себе отчёт?..

Мастаков. Ах, отчёт! Конечно… я всегда делаю глупости!

Ольга. Не притворяйтесь!

Мастаков. Ш-ш! Зачем же кричать?

Ольга. Что это такое? Ваш способ обратить в шутку отношение ко мне, да? Вы плохо, вы пошло придумали!

Мастаков. Ах, зачем ты говоришь этим тоном? Что я тебе сделал? Ведь ты — не девушка… и я не могу жениться на тебе немедленно… это смешно! Ей-богу — это смешно!

Ольга (тише). Не смейте издеваться надо мной! Я требую объяснений! Я не знаю… это, наконец, жестоко… это — грязно! Послушайте, проповедник добра и красоты, или как вас там зовут…

(Из дома выходит Елена.)

Мастаков (раздражаясь). Я же объясняю вам русским языком…

Ольга (видит Елену). А, милостивый государь, теперь я вам сделаю небольшой скандал… вам всё-таки будет неловко…

Мастаков. Что же это будет! Чего вы хотите?

Ольга (бросив цветы). Елена Николаевна… позвольте вам напомнить ваши слова… мы обе женщины…

Елена (кутаясь в платок, тихо говорит, подходя ближе). Пожалуйста, уйдёмте отсюда.

Ольга. Но вы — умнее меня… вы устроили как-то так, что… я, кажется, с ума схожу!

Елена. Константин, ты плохо выбрал место…

Мастаков (почти грубо). Я ничего не выбирал! И ничего не понимаю! Что требуют от меня? Чтобы я немедленно венчался? «Исайя ликуй»? Ещё раз — «ликуй Исайя»?

Ольга. Что за пошлая шутка! Послушайте, он сейчас объяснялся в любви Зине…

Мастаков (удивлён). Я?

Ольга. Он носит её образ в сердце своём… говорил он ей…

Мастаков. Послушайте! Что за глупость?

Ольга (мечется, взбешена). Это не глупость, это носит другое имя! Авантюризм, распущенность… Мне — стыдно, сознаюсь — я никогда не бывала в таком смешном, дурацком, унизительном положении… о да, сознаюсь!

Мастаков (смотрит на них обеих по очереди). Довольно! Говорите что вам угодно, делайте что хотите, а я — я уеду! Я не позволю тащить меня на верёвке даже и в рай… Ничего дурного я не сделал, и никто не страдает, это я страдаю!

Ольга (Елене). Какова наглость?

Елена (спокойно). Не надо сильных слов… они ничего не объясняют.

Мастаков. Вам угодно, против всякой очевидности, считать меня виновным в проступке, который… в котором и вы принимали участие, как я помню… Позвольте! Я осуждён? Очень рад! Я уезжаю, Елена… я иду уложить чемоданы… вы уж доконайте меня в моём отсутствии!

Ольга. Что за дикая выходка! Неужели это нормальный человек? Или очень ловкий? Не понимаю!

Мастаков (горячится). Перестаньте болтать! Я уезжаю! Я не могу так жить — у всех на меня какие-то вассальные права… и — при чём тут Зина? Ты же сама, Елена, просила меня развлечь эту вдовую девицу! (Спокойнее и проще.) Если я действительно виноват — я извиняюсь… совершенно искренно, да! Но я скажу, что правда, великая правда сказана о женщинах словами… я забыл эти слова… вы заставите всё забыть! (Он быстро уходит из палисадника. Ольга растерянно смотрит вслед ему. Елена сумрачно задумалась.)

Ольга (тихо). Он действительно уедет?

Елена. Не думаю.

(Пауза.)

Ольга (подавленно). Вот мы снова друг против друга… Вы действительно поставили меня в смешное положение… ведь это вы, да?

Елена (тихо). Нет, не я…

Ольга. Гм… Мне надо уходить… (Елена молчит.) Послушайте, вы так много говорили о женской солидарности и высоких идеях… но — как же вы можете прощать ему это… эти выходки… распущенность эту?

Елена. Прошлый раз я, должно быть, говорила недостаточно ясно и виню себя за это теперь…

Ольга (издеваясь). Слышали бы вы, как он говорил Зине о своей любви!

Елена. Завтра он может повторить это другой девушке или вам…

Ольга (зло). О, нет! Я-то уж не позволю издеваться под собой!

Елена. Я сказала вам — он как во сне живёт и верит в свои сны…

Ольга. Лечите его! Посадите в больницу! Привяжите на цепь!

Елена. Не надо быть грубой! Вы любите его рассказы?

Ольга. Теперь они будут напоминать мне… только моё унижение! Вы счастливы слышать это? (Елена молча взглянула на неё.) Странный вы человек… трудно вам поверить! (Задумчиво.) Я считала его таким чистым, честным…

Елена. Он таков и есть…

Ольга (усмехаясь). Таков? Но — как же это? Неужели вы не чувствуете оскорбления… впрочем, это не моё дело!

Елена. Не будем говорить обо мне… Если он или я сделали вам больно — я готова просить у вас извинения за него и за себя…

Ольга (поражена, не верит). Вы, женщина, просите у меня прощения, у меня… которая… я вам не могу верить, не могу! Это — христианское смирение, что ли? Великодушие? Что это?