Башня Измены - Дженнифер Фаллон

— Ваша непочтительность может вам дорого обойтись, ваше высочество, — предупредил Вонулус. — Будьте осторожны. При дворе в Ярнарроу такие замечания будут восприняты как оскорбление.

Адрина не смутилась.

— Вонулус, разве ваша религия не предполагает справедливого подхода к делу? Вы хотите, чтобы я уверовала в вашего бога, и в то же время вас возмущают мои расспросы о том, чего я не понимаю. Моих богов гораздо больше, но они, по крайней мере, обладают чувством юмора.

— Ваше высочество, чувство юмора вам не поможет, если вы не получите милости, когда умрете. Первичные боги, которым вы поклонялись, не что иное, как явления природы, которым непросвещенные люди приписывали божественные качества. Вы должны быть счастливы, что, выйдя замуж за принца Кратина, получите возможность принять единственного истинного бога.

Адрина умиротворяюще улыбнулась жрецу. Ладно, хватит с него на сегодня. Все усилия, которые предпринимались ради обращения ее в «истинную» веру, пропадали втуне. Но, будучи женщиной неглупой, Адрина не собиралась дать это понять кому бы то ни было и намеревалась вести себя так, словно и вправду хотела перейти в другую веру. Но ее собственные убеждения были столь крепки и надежны, что никакой жрец, будь он хоть семи пядей во лбу, не смог бы поколебать их.

— Спасибо за совет, сударь, — поблагодарила она, потупив глаза. — Надеюсь, Всевышний простит мне мое варварское невежество.

Вонулус испытующе посмотрел на принцессу и кивнул.

— Всевышний видит вас насквозь, ваше высочество. И будет судить вас соответственно.

— Значит, мне не о чем тревожиться?

— Надеюсь, — осторожно согласился Вонулус.

Через два дня судно бросило якорь в Сетентоне. Это был первый настоящий город, который Адрина увидела с тех пор, как оказалась в Кариене. От своих грязных и перенаселенных собратьев, разбросанных по берегам реки, Сетентон отличался лишь тем, что имел широкую пристань да шумный базар. На холме за городской стеной, словно страж, высилась мрачная громада с массивными стенами — замок лорда Терболта, герцога Сетентонского и, по стечению обстоятельств, отца леди Честити, как поспешила сообщить Адрине леди Хоуп. Дожидаясь окончания швартовки, Адрина изредка поглядывала на молодую герцогиню, но признаков радости от предстоящей встречи с отцом на ее лице не заметила. Зато она заметила другое: девица то и дело стреляла глазками в сторону Кратина, всячески пытаясь привлечь его внимание. Но, к чести молодого принца, он старательно игнорировал эти попытки.

На берегу гостей встречал почетный караул. Увидев их лица, Адрина заулыбалась — это была ее личная гвардия, все как один фардоннцы, в полной парадной форме.

Ее отец придерживался мнения, что огромное богатство — ерунда, если не выставлять его напоказ, и не пожалел денег на экипировку гвардейцев. Пятьсот сильных и красивых мужчин, восседавших на сытых гнедых конях с Джаланарских равнин, были одеты в серебристо-белое — от богато украшенных серебряных шлемов и коротких белых накидок, отделанных редким мехом медалонской снежной лисицы, до белых, окаймленных серебром высоких сапог.

Как гласила фардоннская легенда, обычай носить белое появился у королевской гвардии почти тысячу лет назад, когда король Волдон Миролюбивый отнял трон у своего кузена Блэгдона Мясника. Его гвардия была одета во все белое, чтобы люди знали: на руках солдат нет невинной крови. Впрочем, легенды легендами, но парадная форма выглядела великолепно, и Тристан гарцевал на коне так лихо, словно родился в седле. «Слишком уж лихо, — подумала Адрина. — Как бы чего не вышло». Она боялась, что Кассандра уже успела перебаламутить Кариен и теперь Тристан почти наверняка вляпается в какую-нибудь историю. Его необузданность, которую при дворе приходилось тщательно скрывать, до добра не доведет.

Налюбовавшись бравым видом гвардии своей невесты, Кратин подал Адрине руку, и в сопровождении свиты они двинулись по трапу на берег. Внизу их дожидался Тристан.

— Ваша светлость, ваше королевское высочество! — выкрикнул он по-фардоннски, молодцевато отдав честь. — Гвардия фардоннской принцессы просит разрешения сопровождать вас в замок Сетентон! — Он посмотрел на сестру и, не меняя выражения лица, Добавил: — Хочу сообщить, что сей замок такой же щелистый и блохастый, как все, что построено в этой богом забытой стране, и мне бы очень хотелось вернуться домой.

Адрина повернулась к Кратину.

— Мой брат приветствует нас и готов жизнь отдать за то, чтобы мы целыми и невредимыми добрались до замка, — бесстрастно перевела она, мысленно благодаря судьбу за то, что Вонулус задержался на корабле. «Ах, Тристан, ну почему ты так неосторожен?»

Кратин нахмурился.

— Это ваш брат?

— Сводный, — уточнила Адрина. — Тристан — один из незаконнорожденных сыновей моего отца.

При этих словах леди Пасифика невольно вздохнула. Тристан, который, как считалось, не понимал кариенского языка, невозмутимо улыбнулся. Кратин же, как и следовало ожидать, залился пунцовым румянцем.

— Э-э, пожалуйста, скажите вашему… капитану, что мы благодарим его, — заикаясь, проблеял принц. — Хотя, если честно, я сомневаюсь, что путь до замка сопряжен со смертельным риском.

— Его высочеству трудно понять, что такое незаконнорожденный, — перевела Адрина.

— Его высочество выглядит так, словно вот-вот лопнет. Готов поспорить, что ты не можешь дождаться свадьбы. Ну что, пошли? — Тристан протянул Адрине руку, та легонько оперлась на нее и, обернувшись, одарила жениха улыбкой.

Высокие гости уселись в открытый экипаж и по мощеным улицам Сетентона покатили к замку. По краям дороги на всем пути их следования толпился народ: людям не терпелось увидеть иностранку, которая однажды должна была стать королевой Кариена. Расточая во все стороны улыбки, Адрина без устали махала руками, и кариенцы, похоже, оценили такое внимание. По крайней мере, простые горожане.

Леди Мадрен некоторое время молча наблюдала за происходящим и, наконец, не выдержала:

— Не следует идти у них на поводу, ваше высочество.

— На поводу, миледи? Но ведь это мой народ, не так ли? Я хочу понравиться им.

— Главное — не понравиться, ваше высочество, — назидательно промолвила Мадрен. — Главное — чтобы они вас уважали и боялись.

— У нас в Фардоннии, миледи, говорят: «Короля, любезного народу, убить трудней, чем короля-тирана». К тому же моя любезность мне ничего не стоит.

— Но это неприлично, ваше высочество, — не унималась Мадрен.

— А вы что скажете, принц Кретин? Вам не хочется, чтобы люди вас любили?

— Люди должны любить Всевышнего, ваше высочество. Это по его благословению наше семейство правит страной. А чувства людей значения не имеют.