Мы выходим из моря - Ганс Хасс

Рассматривая поперечный разрез тела, мы отчетливо увидели разницу между китами и рыбами. Так как рыбам приходится делать волнообразные движения в горизонтальной плоскости, их основные мышцы расположены по бокам. Но, когда рыбы выползли на сушу и из их плавников постепенно образовались конечности, определяющими движения стали спинные и брюшные мышцы, а боковые отошли на второй план. Морские млекопитающие должны были смириться с этим наследством; поэтому их хвосты бьют не из стороны в сторону, а вверх и вниз. Образование хвостового плавника тоже было проблемой; у китов и дельфинов он возник из поперечной складки кожи, не поддерживающейся костным скелетом и достигающей у больших китов ширины в пять метров. Тряпкообразные передние плавники - это редуцированные (выродившиеся) передние лапы; в них еще сохранились косточки запястья и суставы пальцев. Задние конечности исчезли полностью, осталась только косточка - маленький остаток когда-то развитого таза.

Волосы тоже исчезли, за исключением небольшого их количества на носу. Нос стал дыхательным отверстием, и поэтому предполагают, что у кита нет чувства обоняния. Ухо закрыто снаружи тонкой непрочной кожицей. Защищает тело толстый слой сала. Если акула нападает на кита, она словно вгрызается в кусок сыра.

Внутри одной самки мы нашли зародыш длиной всего около метра, следовательно он был еще на ранней стадии развития; ведь молодые киты появляются на свет четырехметровыми. Профессор Анкель и доктор Шеер законсервировали его, позже он стал предметом специального исследования. Кроме того, мы нашли в желудке много более или менее переваренных каракатиц. Старый князь Монако, увлекавшийся биологией моря, описал по таким найденным в желудках китов экземплярам несколько еще неизвестных видов живых существ, обитающих в глубинах.

Особый сюрприз ожидал нас, когда было вскрыто брюхо шестнадцатиметрового самца кашалота. На свет появились две наполовину переваренные акулы. Длина одной достигала двух с половиной метров, другой три метра десять сантиметров. Мы вспомнили легенду о пророке Ионе. Да, большой кит мог бы без особого труда проглотить целого человека.

После того как все было разрезано на куски и отправлено в котлы, пришли люди с вениками и ведрами и привели в порядок место, где разделывались киты. Пилообразные нижние челюсти оттащили за фабрику, где уже лежали и гнили сорок или пятьдесят других. Они остаются там до тех пор, пока не выпадают сами по себе сорок два зуба, напоминающие формой тупой коровий рог. Из них изготовляют резные изделия.

Спустя два года в Лондоне, известный режиссер Джон Хастон пригласил нас с Лоттой в киностудию в Илстри, где как раз снимался "Моби Дик", и показал нам модели легендарного белого кита. При виде искусственно приводимой в движение пасти я вспомнил о кладбище позади фабрики в Сан-Винсенте. Там лежали остатки этих гордых страшных созданий. Пока их не истребили, они останутся для человека символом демонических сил, господствующих в глубинах моря.

СПУСТЯ МНОГО ЛЕТ

Стройный белый корпус "Ксарифы" словно птица скользил под парусами по темно-синим волнам Карибского моря. Сильная буря заставила нас зайти на Канарские острова, после того как были покинуты Азорские. Затем "Ксарифа" должна была плыть на юг до двадцать третьего градуса южной широты, чтобы встретить пассат. Пользуясь небольшим ветерком, она пока что очень медленно продвигалась вперед, так как подшипники вала перегревались. Сказочный остров Сент-Люсия, покрытый девственным лесом, был первым из увиденных нами Малых Антильских островов. Нырять начали у одинокого рифа Лос-Рокес, на побережье Венесуэлы. Но вода была мутная, а условия для работы неблагоприятные, и мы поплыли дальше. Теперь мы приближались к голландскому острову Бонайре и... к моему прошлому.

Я возвращался сюда спустя четырнадцать лет. Тогда, во время моего пребывания здесь, началась вторая мировая война и с нами обращались не очень приветливо; попросту приняли за шпионов, поддерживающих под водой связь с подводными лодками.

Знакомый плоский берег приближался. Каждая пядь его была насыщена воспоминаниями. Слева - маленький остров Бонайре, где я вместе с Йоргом Белером в те давние времена разбил первую палатку; справа - Пунт Фиркант, где мы вытащили на сушу заболевшего эмболией Альфреда фон Вурциана. Маленький сонный Кралендейк с большим губернаторским домом, знакомым нам по многочисленным визитам, явно расширился. Стало больше домов; на вновь построенном аэродроме как раз приземлялся самолет.

Когда мы приехали сюда в тот раз - трое жаждущих приключений студентов, все наше имущество умещалось в рюкзаке; кроме того, у нас еще было несколько пар копий; ласты и маски. Теперь я прибывал на собственном корабле, и все же начало моей деятельности было положено здесь.

На палубе прозвучала команда, и "Ксарифа" пристала к новому большому причалу. Сюда устремилась толпа людей, некоторые узнали меня. Подошел приветливый голландец и сказал:

- Господин губернатор уже ждет вас.

Затем мы перевели "Ксарифу" в Слэг-Бей, прелестную сонную бухту в северо-западной части острова, защищенную от ветра; вода в ней почти всегда спокойна. Кактусы высотой с дерево окружают там плитообразные обломки скал. Совершенно замкнутая внутренняя лагуна лежала в котловине, окаймленная склонами, покрытыми кактусами. Там ходили, словно на ходулях, огненно-красное фламинго и всюду летали пронзительно кричащие попугаи. Перед крошечным рыбацким поселком, расположенным в стороне от пляжа, были натянуты для просушки сети и вытащены на берег лодки.

Нашей первой и самой неприятной задачей было исследование дна корабля. По поручению одной немецкой фирмы мы выкрасили подводную часть "Ксарифы" десятью различными ядовитыми красками, и должны были исследовать, какие растения и животные там поселяются. Обрастание корабля значительно уменьшает его скорость, поэтому важно установить, как развиваются на отдельных частях корпуса корабля сообщества растений и животных - обрастателей. Во время путешествия мы наблюдали, как появлялись и исчезали на днище "Ксарифы" различные организмы. Несмотря на ядовитость краски, на ней все же оседали живые существа, своего рода пионеры. На них или вокруг них обосновались затем уже другие организмы.

Работа была очень неприятной, так как вибрации нашей динамомашины с такой силой передавались воде, что в некоторых местах было трудно удержать мундштук в зубах. Краски распределялись по обеим сторонам корабля равномерными участками. Мы по очереди проплывали мимо них, тонким скальпелем отделяли пробы обрастаний и ставили их в маленькие стаканы, пронумерованные так же, как и участки.

Все участники экспедиции уже у Лос-Рокес привыкли к аквалангам, а также к акулам, и поэтому можно было не медля начать наши экологические работы. Мы хотели более подробно исследовать строение карибских окаймляющих рифов и избрали в качестве подходящего места для наблюдений западную сторону маленькой бухты. Поросшее великолепными кораллами дно сначала полого опускалось, затем круто падало до семидесятиметровой глубины. Мы протянули веревку от берега через барьер и собрали все виды кораллов, которые росли в метре от нее справа и слева. На алюминиевых пластинах зарисовывали положение отдельных кустов, кроме того, фотографировали каждую деталь этого профиля. Мы пытались также добыть все обитающие в кораллах виды животных и отмечали виды рыб, проплывающих мимо в открытой воде.

При работах на большой глубине мы применяли сжатый воздух, в остальных случаях - кислород. С молотком и зубилом в руках мы целые дни проводили в спусках и подъемах. Большой рифовый окунь, сначала удивленно наблюдавший за этой усердной деятельностью, вскоре привык и каждое утро выплывал навстречу, словно приветствуя нас. В открытой воде он подпускал к себе на метр, если же лежал под скалой, то его можно было даже тронуть рукой.

Однажды, когда Эйбль и Шеер ныряли с приборами, наполненными сжатым воздухом, едва не произошел несчастный случай. Якорный трос лопнул, и лодку с Ксенофоном отнесло, причем он этого не заметил. Между тем оба всплыли с полными ведрами кораллов и не нашли лодку. Они работали, пока не израсходовали весь воздух, а теперь с трудом держались у поверхности, не желая бросать ведра, и кричали. Так как мотор не заводился, Ксенофону пришлось грести против ветра. Шеер и Эйбль бросили ведра, но акваланги тащили их вниз. Они начали глотать воду, и в этот момент им удалось сбросить баллоны. Из-за небольшой ошибки могло произойти несчастье.

Самая страшная опасность-паника. Начинающий, который сам медлителен и осторожен, подвергается меньшей опасности, чем тот, кто считает себя уже хорошим ныряльщиком. Мы с Джимми неоднократно советовали нашим людям не чувствовать себя слишком уверенными и заставляли их упражняться, как это принято во флоте: снимать и надевать маски под водой, вытаскивать и вставлять в рот мундштук, производить смену приборов. Джимми даже заставлял их делать на дне моря стойки на голове и сальто.