Последний Хранитель - Елена Плахотникова

– Кажется, твой парень получил подарок от зверушки.

Я оглянулся на голос вожака. Это лучше, чем смотреть в глаза Игратоса и притворяться, что ничего плохого не было и нет, что все правильно и так, как надо.

Вожак оказался ближе к нам, но в той же странной и неудобной позе. Он вертел в пальцах тонкий шнурок, завязывал на нем узелки и смотрел между мной и Игратосом. Словно никогда не видел, как Кугар вылизывает свою лапу.

Голос у вожака ленивый и равнодушный, тело кажется спящим, и только пальцы слегка шевелятся. Но я не первый год хожу тропой воина, чтобы поверить в эти покой и безразличие. Это Игратос может обмануться, не понять, что плохое уже случилось и случится еще.

– Не хотел бы я заполучить такой подарочек... – Пальцы вожака заскользили по узелкам, то сворачивая шнурок кольцами, то наматывая его на кулак, то опять расправляя и пробуя на прочность каждый узелок.

На эти движения хотелось смотреть и смотреть. Все остальное исчезало – звуки, запахи, даже боль притаилась, – остались только шнурок с узелками и пальцы, длинные, гибкие, безволосые. Они жили своей жизнью и уже не казались уродливыми.

Я с трудом отвлекся от мыслей Игратоса, поднял голову и увидел глаза вожака – внимательные, настороженные, готовые. Танец шнурка предназначался Младшему – я понял это так ясно, будто услышал мысли вожака. А вот для меня найдется совсем другая работа. Плохой подарок получил Игратос от твари Хранителей. От подарка воняло, как из ямы, в которую свалился мой неосторожный ученик. И запах не выветривался, а становился сильнее. Теперь эту вонь унюхает даже хост.

На ноге Игратоса темнел браслет шириной в полладони. Иногда он слегка шевелился, скрипел блестящими чешуйками и, кажется, врастал в тело. Смотреть на это шевеление было очень противно. Мой живот начал притворяться, что съел что-то плохое и хочет срыгнуть, а мои глаза вдруг заслезились, будто злой ветер дунул в них песком. Но когда я смотрел на холмы или на луну, глаза не болели. Живот тоже вел себя как и полагается пустому и голодному животу, пока я не вспоминал, что молодого жрут заживо. И тогда к горлу подкатывал кисло-горький комок. При одном только взгляде на живой браслет у меня начинали дрожать пальцы, как круглолист под ветром. И прикоснуться к браслету я не мог – нельзя тронуть круглолист и остаться живым. Придется отдать твари часть лапы Игратоса. Лучше уж трехлапый ученик, чем мертвый. Калечить молодого мне не хотелось, но другого спасения я придумать не мог. Не мог, пока не увидел глаза вожака. Он готов мне помочь, а вдвоем мы справимся... надеюсь, что справимся. Так не хочется отгрызать ногу Игратосу! Чарутти может быть и трехлапым, но лучше, если у него останется все, с чем он родился.

Вожак глазами сказал «Пора!», и я навалился на Игратоса. Он взвыл, обиженный моим предательством, попытался вывернуться. Я держал его изо всех сил, медленно выдавливая дыхание. Молодой едва не вырвался, пришлось немного придушить его. Не надо отвлекать вожака, когда тот занят врачеванием.

– Все! Можешь отпускать!

Наша возня длилась совсем недолго. Воин из клана Котов только поворачивался к нам, Кугары – Зовущая и Четырехлапый – смотрели издалека, но не подходили, а Кугар-охотник не мог решить: возвращаться ему или еще побыть в неправильной пустоте.

То, что делали мы трое, волновало их еще меньше, чем восход вчерашней луны. Что им жизнь Игратоса? Ничего. Совсем ничего она не значит для них. Когда-то Фастос сказал, что лавина не страшна песчаному коту. А когда я спросил почему, наставник ответил, что песчаные коты не живут в горах. Вот никто из попутчиков и не стал мешать нам. И помогать не стал бы, попроси я их о помощи. А вожака и просить не пришлось. На то он и вожак, чтобы знать, когда без его помощи не обойтись.

Я уже видел, как врачуют раненых воинов, видел, что т'анг из клана Медведей может сделать с неосторожным врачевателем, если тот не чарутти. Усыпить раненого и успокоить его боль чарутти могут одним взглядом, но такие умельцы всегда нужны клану, вот их и уберегают от походов. С воинами и охотниками идут ученики чарутти. Те, что не прошли еще главного посвящения. Но учеников у чарутти никогда не было много. Всех можно пересчитать по пальцам одной руки. Мало рождается таких, в ком дремлет особый дар. Что только и ждет, чтобы его разбудили и обучили. Вот как в Игратосе.

В прошлом сезоне Повелители охотились в горах и уничтожили дальние поселения. Из трех чарутти выжил только один. Он добрался до нас вместе с раненым учеником. А доживет ли ученик до следующего сезона, не знал и его наставник. Да и сам чарутти очень стар, еще старше Фастоса, что видел Хранителя Моста. Вот наши старейшины и решили найти всех т'ангов и т'ангай, в ком спит дар. Пусть обучатся тому, чему смогут, пока еще есть у кого учиться. Чтобы мы не пропали, как Ипши.

Игратос тяжело дышал и растирал помятое горло. Сам виноват – нужно больше доверять наставнику, тот плохого не сделает. Но молодой так почему-то не думал. Ему хотелось добраться до меня и до нашего вожака, только он не мог выбрать, до кого раньше. Мы оба стояли далеко, а застать нас врасплох у него вряд ли получится.

Да еще отвлекал шнурок в руке вожака. На шнурке дергалось то, что совсем недавно жрало ногу Игратоса. Я не стал бы злить охотника на таких тварей.

Вожак отшвырнул свою добычу, и мы с Игратосом стали следить, как тварь закапывается в песок. Быстро и вместе со шнурком. Когда она полностью закопалась, я облегченно вздохнул и услышал такой же вздох.

Молодой занялся раной на ноге и уже не хотел сражаться с «обидчиками».

– Через пару лет здесь появится еще одна тхарха. Построит яму-ловушку и будет поджидать неосторожную живность.

Вожак говорил спокойно, вроде бы с улыбкой, но очень старательно вытирал пальцы песком.

Молодой отвлекся от своей раны и стал смотреть на вожака. Если бы на месте мягкотелого был вожак т'ангов, Игратос уже получил бы трепку. Но мягкотелый не стал наказывать за наглый взгляд, и Младший может посчитать это слабостью. А когда поймет, что ошибся, боюсь, будет поздно. Я приготовился удержать Игратоса, если он захочет напасть. Его я смогу остановить, а нашего вожака... не знаю. Но проверять не хочется.

Клану нужен живой Игратос, и я верну его живым, даже если услышу потом отказ от наставника.

Мне не пришлось никого останавливать. Молодой только глянул туда, где зарылся живой браслет, и громко сглотнул. Может, его живот тоже притворился отравленным?

– Здесь будет такая же яма, как и там? – спросил Игратос, опустив голову.

Я промолчал. Ответить мог только вожак, и он ответил:

– Нет. Намного меньше. Вот лет через пятьдесят-шестьдесят, когда зверушка подрастет, тогда и ямку большую выроет.