Последний Хранитель - Елена Плахотникова

Я быстро ушел из этого чужого места и оказался еще в одном чужом и опасном месте. Но возле меня нашелся Игратос, а рядом с нами сидел вожак. Это его руки трясли меня, это его голос приказывал подняться и идти. Я поднялся и пошел, потом побежал, прижимая к себе Младшего.

Еще один визг, от которого ночь сделалась красной и запахла кровью, еще один удар, теперь уже в спину, и ноги опять не удержали меня. И опять чужая и непонятная пустота вокруг. Совсем чужая. Погибшие Медведи не заходят сюда.

На этот раз я выбрался из пустоты сам. Никто не мешал мне лежать и радоваться тишине. Чужая боль была далекой и едва слышной. Тихий и частый стук, слабый и кислый запах тоже почти не мешали. Заснуть я не мог, но открывать глаза не хотелось. И я отпустил тень своего Зверя бродить между пустотой и сном. И Зверь бродил и встретился с тенью хозяйки этих мест. Она не очень обрадовалась гостю, тогда Зверь быстро вернулся ко мне.

Потом я открыл глаза и понял, что лежу лицом вниз, уткнувшись в грудь Игратоса, а где-то недалеко лежат все остальные.

А когда я увидел наши следы, то удивился: они были такие же странные, как и наш мягкокожий вожак. К большой круглой яме вела только одна прямая тропка, а за ямой все тропки сделались волнистыми, как шерсть горной козы.

Хорошо, что рядом с одной ямой не нашлось еще второй. Сражаться с ее хозяином мы бы не смогли. Да и не скоро сможем.

Сразу за мной лежали Охотник и Охотница из клана Кугаров. Т'ангайя уже шевелилась, пыталась удержаться на дрожащих руках, а вот Охотник еще спал или бродил в неправильной Пустоте. За Кугарами нашлись вожак и воин из клана Котов. Тоже живые. Запах смерти не спутаешь ни с чем. Вожак лежал сверху, подмяв воина под себя. Похоже, он нес Кота так же, как я Игратоса. Молодой воин тоже живой, только еще не проснулся. Значит, мы все живы. Все шестеро. Шестеро? А где же?..

Я быстро пересчитал тропинки следов и нашел еще одного Кугара. Четырехлапого. Он протоптал самую длинную тропку и лежал впереди всех нас. А вот следов Ипши я не заметил.

– Милая зверушка. И как любит компанию!

Сзади послышался знакомый насмешливый голос, и я улыбнулся, чего не делал уже очень давно.

Пока я осматривался и считал попутчиков, вожак успел проснуться и сесть, странно скрестив ноги. Я представил себя в этой позе и содрогнулся. Надеюсь, никто не додумается использовать ее вместо пытки. Не знаю, как можно выдержать такое. И почему наш вожак так сидит? По-другому не умеет? Или в этой позе все вожаки чужих доказывают свою выносливость? Хорошо, что старый Фастос не видит мягкотелого. А то наставнику интересно все новое и необычное. Вот только проверять, годится ли оно Медведям, приходится ученикам.

– И что это было?

Т'ангайя справилась со своим телом и уселась, положив голову на колени.

– Тхарха.

– Что?

– Тхарха, – спокойно повторил вожак.

– Первый раз слышу, – прошептал воин из клана Котов.

Он лежал на спине, смотрел на луну, что клонилась к верхушкам холмов, и не шевелился.

Ученику легче сказать «не знаю». А у воина и бывшего вожака язык не повернется такое сказать. Будто, сидя в тишине, станешь умнее. И я заставил свой язык повернуться.

– Тхарха. Никогда не слышал такого слова. – А губы сами сложились в улыбку. Мне и заставлять их не пришлось.

– Так называли эту зверушку Хранители.

Вожак тоже улыбнулся.

– Большая зверушка. – Кот лениво потянулся, повернулся на бок и... заснул.

– Что это с ним?

Не ожидал, что Зовущая станет спрашивать о ком-то чужом. Обычно Зовущие интересуются только собой и своим избранником. И в дальние походы Зовущие не ходят, и в Чаше Крови не сражаются.

– Малыш получил основной удар. А мы... все, что осталось.

Голос вожака стал неожиданно мягким и заботливым. Как у Фастоса, когда ученику доставалось намного больше, чем тот мог выдержать.

– Меня никто не бил. – Глаза т'ангайи блеснули, а в голосе послышалось рычание. – До меня никто не дотрагивался, а все тело болит, как...

Она так и не сказала, как же болит ее тело, но мне и не надо было говорить – мое тело болело не меньше.

– Похоже, нас ударили ультразвуком.

– Еще одно слово Хранителей? – зло оскалилась Зовущая.

Думаю, она не поняла объяснений вожака. Как и я. Но незнакомое слово я повторил. Не открывая рта. Во рту остался привкус крови.

– Нет, не Хранителей. – Вожак качнул головой. – На этот раз мое. Нам еще повезло, что мы не ослепли и не оглохли.

– А могли?!

Кажется, я не сумел скрыть испуг. Смерти я не боюсь, но стать калекой, не выполнить порученное дело...

– Запросто. Нам попалась молодая зверушка. А дорасти она до своих обычных размеров... От взрослой твари мы бы не ушли.

– Обрадовал, нечего сказать. – Т'ангайя зашипела так, будто тхарха была любимой игрушкой вожака и он решил немного пошутить над нами. – Этот тоже хорош. – Зовущая кивнула на Игратоса. – Оставил нас без оружия. В следующий раз даже ухом не дерну, чтобы помочь глупцу. Если надоело жить, умирай так, чтобы другим не пришлось с тобой возиться. Передай ему это, когда он проснется.

Последний рык разгневанной т'ангайи достался уже мне.

Я не стал прятать Игратоса под своей лапой.

– Он уже проснулся, – сказал я Зовущей. – Если хочешь еще что-то сказать, говори – он услышит.

– О чем с глупышом говорить? – Она пренебрежительно махнула рукой и пошла к Кугару, что вылизывал свои лапы.

Но двигалась т'ангайя так, словно это я был ее избранником. И для меня играло и манило ее тело. Или для Игратоса. Или для вожака, что не смотрел на нее. Вряд ли мягкотелого учили видеть краем глаза. Я не сразу вспомнил, что она – Кугар, что ей не нужен самец из чужого клана. А вот отомстить за обиду Зовущая может и так. И это больнее и обиднее удара когтем.

И вдруг все мысли о Зовущей куда-то подевались – это боль Игратоса захлестнула меня. Я сумел сдержать крик, отгородиться от боли и страха. Игратос тоже не издал ни звука, но тень его Зверя выла и рвалась из западни. Хорошо, что никому, кроме меня, не услышать этого воя. Надеюсь, что никому. Игратос и так наделал глупостей, а если кто-то узнает о его слабости... Переживет ли это мой ученик? Он привык быть сильным. Сначала среди учеников, потом – среди молодых воинов; он всегда гордился своей силой, и вдруг яма, боль, крик...

Позорный крик, что рвется сквозь стиснутые зубы. Тело тоже стало предателем. Притворяется слабым и больным и каждым вздохом, каждым движением напоминает о страхе и боли.

Я не стал поворачиваться к Игратосу. Не хочу, чтобы он понял, что я все слышу и знаю, ведь его Дверь Тишины почти ничего не скрывает. Лучше уж сидеть и смотреть на луну или на дальние холмы.