Война с Ганнибалом - Тит Ливий

Конное сражение не состоялось вовсе. Как только нумидийские и мавританские всадники увидели, что центр поддается, они отступили, гоня перед собою слонов. Гасдрубал медлил до последней возможности и едва спасся с немногими сопровождающими. Потери карфагеняне понесли неисчислимые. Опасность, нависшая над Италией, счастливо миновала, а Испания, вся целиком, отвернулась от побежденных, и римляне разместили свои гарнизоны во многих городах к югу от Ибера.

Нумидиец Сифак – африканский союзник римского народа.

Так же успешно воевали Сципионы и в последующие годы, и наконец настала пора подумать о том, чтобы обзавестись союзниками в самой Африке. Случилось, что Сифак, царь Нумидии, внезапно повздорил с карфагенянами и проникся к ним враждой. Сципионы отправили к нему трех центурионов с предложением дружбы и военного союза против пунийцев и с обещанием, что римский сенат и народ со временем щедро его вознаградят. Царь принял и выслушал послов очень благосклонно. Заведя с ними беседу о ратном деле, он быстро понял, как невежественны нумидийцы по сравнению с римлянами и как плохо устроено его войско. И он просит новых союзников о первой услуге: пусть двое послов возвращаются к своим начальникам в Испанию, а один останется у Сифака учителем воинского искусства. Нумидийцы с незапамятных времен прекрасные конники, говорил он, но в пешем строю биться не умеют. А у карфагенян главная сила в пехоте, и, чтобы с ними тягаться, надо обзавестись пехотою и ему, Сифаку. Людей у него достаточно, но вооружить и обучить их некому.

Римляне согласились, но с одним условием: он должен немедленно отпустить того, кто останется, если Сципионы их согласия не одобрят. Вместе с двумя центурионами в Испанию уехали трое нумидийцев: царь хотел, чтобы римские командующие сами подтвердили условия договора, а заодно Приказал своим посланцам встретиться с нумидийцами, которые несли службу в карфагенских караульных отрядах.

Центурион Квинт Статбрий – оставшийся – так хорошо и так быстро справился со своею задачей, что вскорости Сифак смог выиграть у карфагенян пехотное сражение в открытом поле. Впрочем, и римляне очень быстро ощутили выгоду от союза с Сифаком: после приезда в Испанию царских послов нумидийцы во множестве стали перебегать от карфагенян к ним.

Узнав об этом союзе, пунийцы поспешно отрядили послов к царю, правившему другой половиной Нумидии[48], и советовали ему объединиться с ними и вместе напасть на Сифака, который вступил в сговор с врагами Африки и мечтает возвыситься над всеми ее племенами и народами. Царь – его звали Гала – принял их совет, главным образом уступая желанию своего сына, Масиниссы, человека молодого, но на редкость сильного духом. Масинисса и выступил в поход, который закончился страшным поражением Сифака: Говорили, что в битве пало тридцать тысяч человек. Сифак бежал к маврам – они живут на западном краю Африки, у самого Океана, – и там в короткий срок набрал новое войско, с которым хотел переправиться в Испанию. Но снова подоспел Масинисса и уже сам, без помощи карфагенян, продолжил войну с тем же успехом, с каким начал ее.

Ганнибал провел все лето в Калабрии, захватив и переманив на свою сторону несколько мелких городков.

Ничего особо значительного в Италии в тот год не произошло.

Консулами на следующий год были избраны Квинт Фульвий Флакк и Аппий Клавдий Пульхр.

Седьмой год войны – от основания Рима 542 (212 до н. э.)

Вначале года в Риме произошли волнения, вызванные наглостью и бесчинством откупщика Марка Постумия. Государство обязалось возмещать откупщикам все убытки, какие им причинят кораблекрушения при перевозках за море – для войска – припасов, оружия и снаряжения, и эти негодяи часто доносили о вымышленных кораблекрушениях или нарочно подстраивали гибель судов, к немалой для себя выгоде. Они грузили дешевые товары, и притом в ничтожном количестве, на старые корабли, топили их в открытом море, высаживая матросов в заранее приготовленные лодки, а потом лгали, будто погибли очень ценные грузы.

Народ карает мошенников.

Сенат об этом знал, но судебного разбирательства не назначил, оттого что не хотел в такое тяжелое время ожесточать против себя и против государства влиятельное сословие откупщиков. Но народ оказался строже сената: народные трибуны Спурий и Луций Карвйлии наложили на Постумия штраф в двести тысяч ассов. Постумий обжаловал приговор трибунов перед народом[49], и на Капитолии собралась несметная толпа. Когда все, кто хотел высказаться, высказались, стало ясно, что народ осудит мошенника; Постумий надеялся только на своего родственника, Гая Сервйлия Каску, который был одним из народных трибунов и мог объявить протест, пока народ не начал голосовать[50].

Откупщики обступили Каску и настаивали, чтобы он не допускал до голосования, народ громко роптал, а Каска сидел понурившись и от стыда не смел поднять глаз. Тогда откупщики нарочно, чтобы произвести беспорядок, завели громкую перебранку и с народом, и с трибунами. Еще миг – и началась бы драка, но вмешался консул Фульвий и убедил трибунов распустить собрание.

Консулы доложили сенаторам об оскорблении, которое нанесено Народному собранию насилием откупщиков. Сенат постановил, что это насилие было направлено против всего государства и может послужить опасным примером на будущее. Тут Карвилии, оставив дело о штрафе, выдвигают против Постумия обвинение, грозящее смертною казнью, и, назначив день суда, требуют, чтобы обвиняемого взяли под стражу. Постумий нашел друзей, которые поручились, что он явится в назначенный срок, и он остался на свободе и, конечно, в суд не явился. Он был осужден заочно, приговорен к изгнанию, а его имущество конфисковано и продано. Такое же наказание понесли и остальные зачинщики беспорядков.

Сенат велел консулам набрать два новых легиона и пополнить прежние, но это оказалось совсем не просто: не хватало молодежи. Тогда сенат создал две комиссии, по три человека каждая, чтобы одна в округе семидесяти километров от Рима, а другая за этими пределами осматривала всех свободных граждан и всякого, кого найдет способным носить оружие, записывала в войско, даже если он не достигнул еще призывного возраста[51].

Стоило ли при Каннах искать спасения в бегстве?

В это же время из Сицилии пришло письмо Марка Марцелла о жалобе воинов, спасшихся от гибели при Каннах[52]. Они служили под начальством Публия Лентула, наместника римских владений в Сицилии, и с его разрешения прислали своих выборных – самых именитых всадников и лучших воинов из пехоты – к Марцеллу, на зимние квартиры у Сиракуз.

Выборные жаловались не на то, что наказание, которое терпят они и их товарищи, несправедливо, но на то, что им не дают возможности загладить и искупить свою вину. Они не только вдали от родины, но и вдали от врага и даже на доблестную смерть в бою надеяться не могут. В Сицилии уже второй год идет ожесточенная борьба, гремит оружие, слышны крики сражающихся, а они по-прежнему сидят на месте, точно безрукие. Даже рабы в легионах Тиберия Семпрония Гракха успели заслужить награду за ратный труд – получили свободу, права гражданства. Пусть же и остатки каннских легионов родина считает рабами, купленными нарочно для войны, пусть позволит им схватиться с неприятелем и в битве искать свободы. Своею кровью и жизнью они готовы платить за это самое дорогое в мире достояние.

– Хочешь – испытай нас и нашу храбрость на море, хочешь – на суше, хочешь – в открытом поле, хочешь – на штурмовых лестницах, – молили выборные. – Дай нам задачу самую тяжелую и самую опасную, чтобы поскорее совершилось то, что должно было совершиться при Каннах, ибо с той поры каждый день нашей жизни отравлен позором!

Закончив свою речь, выборные упали к ногам Марцелла и обняли его колени, и со слезами молили о милосердии.

Марцелл ответил, что он и не вправе, и не в силах ничего решить сам, но пообещал написать в сенат. Это его письмо и было теперь прочитано вновь избранными консулами. Сенат постановил: нет никаких разумных оснований доверять судьбу и благополучие государства воинам, которые под Каннами бросили своих товарищей; если же полководец Марк Клавдий Марцелл иного мнения, он волен действовать так, как полагает полезным для общих интересов, имея лишь в виду, что ни единого из этих людей нельзя освобождать от лагерных работ, награждать отличиями за храбрость и возвращать в Италию до конца войны.

Месть тарентинцев.

Ганнибал второе лето подряд не уходил из Калабрии. Главною приманкою, которая его здесь удерживала, по-прежнему был Тарент. Неожиданное происшествие в Риме приблизило пунийца к желанной цели.