Месть Темного Бога - Линн Флевелинг

Микам покачал головой.

— Чего бы я только ни отдал за умение проделывать этот трюк. У Серегила талант, почти как у дризида. Должно быть, это от его…

— Пошли, у нас мало времени! — нетерпеливо перебил его Серегил, и Алеку показалось, что он одновременно сделал Микаму предостерегающий знак, хотя юноша и не разглядел его как следует.

Ставни на окнах под крышей конюшни были закрыты, и Серегил решил, что можно рискнуть работать при свете. Микам неохотно разломил свой светящийся камень пополам и отдал половинку Серегилу. При свете остающейся половинки они с Алеком скоро нашли кладовку, где хранилась упряжь, и начали выносить из нее седла и уздечки.

Одновременно из теплой пахучей темноты стойла появился Серегил в сопровождении прыгающих вокруг собак, ведя трех лошадей с лоснящимися шкурами.

Под снова начавшимся снегопадом Серегил, Микам и Алек отвели своих скакунов подальше от фермы. Когда Серегил решил, что там уже не услышат стука копыт, они вскочили в седла и галопом помчались напрямик через поля, надеясь, что свежевыпавший снег скроет их следы.

К рассвету они были уже далеко — пересекли открытую холмистую местность, отделявшую Вольд от Фолсвейнского леса, и добрались до Стока, но не стали въезжать в город, свернув на дорогу, идущую через лес.

Снег толстым слоем лежал на дороге и на ветвях деревьев. Небо было затянуто густой пеленой серых туч.

Алек ехал позади Серегила и Микама, о чем-то увлеченно разговаривавших. Глядя на их повернутые друг к другу лица, он размышлял о том, какой далекой кажется ему теперь его прошлая жизнь. Он и сам изменился — перестал быть тем простодушным охотником, каким был до встречи с Серегилом.

Он так погрузился в свои мысли, что не сразу осознал связь между резкой болью в левой ноге и стрелой, торчащей из бока его лошади как раз рядом со стременем. Конь взвизгнул, взвился на дыбы, сбросил Алека и помчался вперед по дороге.

Снег смягчил падение юноши. Ошарашенный, он ощупал ногу. Рана была ерундовой — просто царапина, — но неожиданность нападения на какой-то момент лишила его способности соображать. Только когда он приподнялся, чтобы убедиться в том, что с луком ничего не случилось, до него дошел смысл происходящего: как будто время остановилось, а потом возобновило свой бег, и он услышал сердитое пение стрел в воздухе

— Алек, ложись! — донесся до него откуда-то неподалеку голос Серегила.

Вцепившись в лук и колчан, Алек пополз на животе к ближайшей купе деревьев. Спрятавшись за толстым стволом он осторожно выглянул, с опозданием сообразив, что оказался по другую сторону дороги от Микама. Впереди, меньше чем в двухстах футах, выстроились четыре лучника, посылающих в его сторону дождь стрел. Еще несколько человек продирались между деревьями.

Лучники продолжали стрелять, и стрелы с гудением вонзались в деревья, за которыми прятался Алек, осыпая его срезанными ветками. Серегила нигде не было видно, и только третий след тянулся от дороги к деревьям — туда, где Алек заметил Микама. Оказавшись более или менее предоставлен самому себе, Алек сразу сообразил, что нужно делать.

Его сердце болезненно сжалось, когда он положил стрелу на тетиву и впервые в жизни прицелился в человека. Высокий лучник, стоящий на дороге, был прекрасной мишенью, но, как Алек ни старался, он не мог заставить свои руки не дрожать. В этот момент какая-то лошадь отчаянно заржала, Алек от неожиданности спустил тетиву, и стрела ушла вверх. Мерин, на котором ехал Микам, рухнул на колени прямо перед Алеком со стрелой в горле, и тут же вторая стрела вонзилась ему в грудь; животное застонало и забилось в предсмертных судорогах.

— Эти подонки знают, что делают, — без лошадей нам от них не уйти! — крикнул Алеку Микам. — Надеюсь, у тебя еще остались стрелы? Я тут ничего не могу сделать.

Достав еще одну стрелу, Алек оттянул тетиву до уха и попробовал еще раз.

— О Дална! — простонал он, когда его рука снова дрогнула. — Даруй мне прежнее умение!

«Проклятие, он не сможет!» — в панике подумал Микам, глядя, как ходит из стороны в сторону лук в руках Алека. Но прежде чем он смог придумать, как бы ему перебраться через дорогу и помочь пареньку, на него из-за деревьев напал головорез с мечом в руке. Поручив в душе Алека покровительству его богов, Микам повернулся, чтобы отразить атаку.

Микам имел привычку смотреть в глаза своему противнику во время боя; на этом покрытом шрамами смуглом лице не было страха. Их мечи, сталкиваясь, звенели в размеренном смертоносном ритме; каждый из сражающихся учитывал, какой ненадежной опорой является покрытая снегом земля, и старался спровоцировать другого на неверное движение. Неожиданно Микам заметил, как воин бросил быстрый взгляд налево. Он сразу отпрыгнул в сторону и обернулся ко второму, появившемуся сзади противнику, прежде чем тот успел замахнуться. Первый воин счел, что Микам потерял при этом равновесие, и сделал выпад; меч Микама тут же вонзился ему под ребра.

Микам рывком вытащил меч из тела убитого и, заметив краем глаза третьего нападающего, еле успел отразить удар. Выхватив левой рукой длинный кинжал, он отступил, выставив вперед оба клинка. Двое его оставшихся противников были моложе первого, не так уверены в себе, но дело свое они знали. Хищно улыбаясь, они держались далеко друг от Друга, затрудняя Микаму защиту от обоих одновременно. Один из них делал выпад и отражал ответный удар, а второй в это время пытался напасть с незащищенной стороны. Микам был слишком опытным бойцом, чтобы эта тактика сработала. Используя меч и кинжал, он не только парировал выпады, но и умудрялся атаковать сам.

Ранив одного из нападающих в руку, он учтиво сообщил:

— Будет только справедливо, если я скажу вам: мой кошелек слишком тощ, чтобы тратить столько усилий ради него. — Его противники быстро переглянулись, но ничего не ответили и решительно продолжали бой. — Что ж, как угодно.

Воин справа нанес сильный удар и ранил Микама в бок, заставив его пожалеть об оставленной в Вольде кольчуге. Отскочив, однако, нападающий поскользнулся на утоптанном снегу; Микам убил его прежде, чем тот сумел восстановить равновесие, и как раз повернулся к последнему противнику, когда резкий удар сзади заставил его упасть на колени. Микам опустил глаза и увидел окровавленный наконечник стрелы, торчащий из кожаного нагрудника как раз под правой рукой: вооруженные мечами бандиты не могли справиться с ним, но сумели заставить выйти на дорогу — под стрелы лучников.

«Так мне и надо за ротозейство», — сердито подумал Микам, ожидая смертельного удара. Но замахнувшийся мечом головорез вдруг опрокинулся назад; из его груди торчала оперенная красными перьями стрела.