Два моих крыла - Любовь Георгиевна Заворотчева

Часами лежал у маминой кровати и не отзывался на Зойкин голос.

— Папа, давай кота полечим, — просила Зойка. Отец молча брал кота за шкирку, заглядывал ему в пасть и бормотал: глисты, наверно. Не велел брать на руки. Отец уходил, а Зойка брала кота на руки и рассказывала ему сказки про мышей. Раньше он их внимательно слушал и мурлыкал, а теперь смотрел виноватыми глазами на Зойку и будто извинялся за хворь. Мама тоже гладила кота и тоже виновато смотрела на нее. От всего этого у Зойки закипали слезы, и она уходила пореветь в сарай.

Кот исчез. Вместо того чтобы собираться в школу, Зойка искала своего Рыжика. Отец уговаривал не искать. Придет-де, ушел прохвораться, коты часто так делают. Зойка плакала и твердила, что все не прохворались и не пришли, и Рыжик пропадет…

Она выбегала во двор. Звала-звала кота, искала его во всех углах. Кота нигде не было. Собралась идти обратно в дом, но завернула за угол сарая и обмерла: кот, распушив хвост, висел на веревочке, вытаращив на Зойку глаза. Она испуганно заверещала и без памяти бросилась в дом.

— Там… там… Его… его убили, — она упала на кровать и задохнулась комком слез. Ей стало плохо. Отец брызнул на нее водой и крикнул, снимая оцепенение:

— Из-за паршивого кота… Истеричка! Марш в школу!

В школу она не пошла. Сидела в школьном парке и все видела, видела Рыжика…

После смерти матери отец выбросил посуду, которой она пользовалась. Ела она всегда из одной и той же тарелочки — пластмассовой. Тарелочка была легкая, как игрушечная. В свои одиннадцать лет Зойка вдруг отчетливо поняла, что мать сразу приговорила себя к какой-то скоротечности. Все она знала наперед, обо всем позаботилась заранее. Сама сшила себе халат из голубого сатина с кружевами. Шила тайком, а когда умерла, оказалось, что отец как бы ни при чем. Пришли и все сделали родители маминых учеников. Зойка даже удивилась, сколько много людей знало маму.

Так что зря отец говорил тетке, что с мамой намучился. Это они намучились с отцом…

Мачеха была совсем молоденькая. Лицо и руки у нее будто кирпичом натерли. Волосы в четыре косички заплетены. В ушах серьги дутыми колечками, на шее в несколько рядов бусы из бисера. Зойке сначала казалось, что посидит-посидит она с ними и уйдет. При ней Зойка чувствовала себя как в гостях. И дом стал какой-то чужой. В углу появился пузатый комод, у стенки гора из сундуков. Кровать в спальне вверх подскочила — такая огромная перина появилась на ней. Все в доме отяжелело и, показалось Зойке, потемнело.

— Вот тебе мать, — отец по-хозяйски положил руку на плечо женщины с бантиками в косах. — Хочешь — зови матерью, а хочешь… — он замолчал, не досказав, и Зойка так и не узнала, как еще можно звать эту женщину с большими красными руками.

— Тося я вобче-то, — как бы извиняясь, сказала женщина. Всем своим видом она как бы говорила; такая я, хотите — верьте, хотите — нет.

Жили тихо. Тося быстро освоилась. С Зойкой больше молчала. Отца уважительно называла Григорием Аксенычем и, похоже, гордилась тем, что вышла за «фершала», Зойка слышала, как она хвастала своей, деревенской, что приехала на базар и у них остановилась;

— Уважительный он. Тося да Тося. Куклёзой поит. Для здоровья.

Зойка сидела на своей кровати в кухне и потихоньку улыбалась. Смешная эта Тося! Глюкозу называет куклёзой, портфель — протфелем.

— Надо, говорит, небель протереть, а то из пыли моль выведется и все польты сожрет.

Пыль она по нескольку раз в день протирала. Ходила по дому и частушки тихонько пела.

Ох ты, милочка моя, Сорока белобокая. Раньше я к тебе ходил, Теперь гора высокая.

При отце стеснялась петь. Приходит он, Тося не знает, куда девать свои большие руки. То занавеску на дверях поправит, то по оконным задергушкам пройдется. Отец сидит ест, а глаза его следят за Тосей, словно он боится упустить ее из виду. Идет мимо него Тося, руки так и тянутся к ее боку. Зойке противно видеть, как отец хлопает ее ниже спины. Уходит на улицу и не спешит в дом…

В шестом «а» все в почту играют. На уроке Зойке пришла записка от Мишки Зонова. «Зойка сиводня прилетели грачи! После уроков айда в школьный парк?» Зойка исправляет ошибки и пишет на обороте: «Пойдем!»

Прекрасный человек — Мишка Зонов! Не лезет, как девчонки, с дурацкими вопросами. Здорово рисует. А рисует и пишет он левой рукой. Левша. Зойка однажды целый урок училась писать левой рукой, так и не научилась. У Мишки в стайке кролики живут, под сенками — пес, а по дому ходит старый важный котище. Зойке завидно. Она всегда вздыхает, когда гладит Мишкиного кота, и боится сказать о своей заветной мечте. Лучше уж без кота, раз не хотят у них жить.

Тополя весной кажутся разбухшими, тяжелыми. Тянут ветки вверх, каждый тополь спешит поскорей на свою вершину грачей пригласить. Грачи кружатся, горланят, спорят. От их грая долго в ушах звенит.

Т а м, где мама, наверное, тоже грачи прилетели. Там деревья еще выше и тишина. Туда надо долго ехать на автобусе. Осенью они с Мишкой ездили тайком, что никто не узнал. Одна бы Зойка ни за что