Гретель и ее бесы - Герман Рыльский

будет не хуже». Даже если урожай был так себе, вступительная часть оставалась неизменной.

По правую руку от преподобного сидел бургомистр Арнольд Руппель – пузатый коротышка с поросячьими глазками. По левую – судья Шнайдер, красноносый и дородный. Известный своим пристрастием к шнапсу, он и сейчас смотрел не на Фелицию, а на переплетенную лозой бутыль, что стояла посреди стола. Дальше бок о бок расположилась деловая и политическая элита Марбаха. Гретель скользила взглядом по гостям, отыскивая знакомые лица, когда вдруг увидела белую, похожую на пух шевелюру и круглые очки в проволочной оправе. Это был Бонифаций Хофманн. Пожилой аптекарь перехватил взгляд Гретель и вежливо кивнул. Для большинства гостей девочки-дежурные были невидимками, и такое внимание от человека, достойного сидеть за одним столом с бургомистром, смутило Гретель. Она кивнула в ответ, чувствуя, что краснеет.

– …А потому приступим к трапезе! Пока мы наслаждаемся блюдами, которые приготовили активистки женского церковного комитета, я зачитаю вам отрывок из «Проповедей о мирянах». – Фелиция облизнула палец и отыскала нужную страницу. – «И когда соберешь ты урожай, возрадуйся и возблагодари Небеса за милости! И приведи своих детей в церковь, дабы…»

Фелиция продолжала бубнить, но народ ее уже не слушал. Даже преподобный Дельбрук весело болтал с бургомистром, мужем выступающей, подливая себе и ему шнапса. Гретель подумала, что речь Фелиции сейчас уместна так же, как селедка в тыквенной каше.

Скоро блюда и кувшины начали пустеть, и у Гретель с подругами прибавилось работы: стоило вернуться в трапезную, как тут же надо было бежать за чем-то на кухню. К счастью, через полтора часа Фелиция, строго следившая за регламентом, захлопнула «Проповеди…» и объявила, что обед окончен.

– Напоследок хотелось бы напомнить о доброй традиции посещать в Праздник Урожая могилы родных, – сказала Фелиция слегка осипшим голосом. – Уверена, что все мы с вами встретимся на кладбище!

Последнее пожелание прозвучало несколько зловеще, но никто не обратил на это внимания. Заскрипели отодвигаемые лавки, и народ потянулся к выходу. Гретель и сестры Шепард принялись собирать грязную посуду, заодно доедая оставшиеся на столах пироги и булочки. Когда все блюда, тарелки и приборы перекочевали на кухню, Керстин отпустила подруг по домам. Девочки вылетели из кухни, пока она не передумала.

– Керстин сегодня добрая! – удивилась Мари. – А ведь могла заставить мыть посуду вместе с остальными.

– Шутишь? – отмахнулась Гретель. – Она за тарелки беспокоится. Возле мойки и так тесно, а если мы начнем толкаться, что-нибудь обязательно разобьется.

Народ уже покидал церковный двор, а мальчишки убирали столы – таскали доски и ко́злы. Гретель увидела Гензеля и помахала ему рукой. Убедившись, что Хулда и Леонор не смотрят, он бросил доску и подбежал к сестре.

– А нас уже отпустили! – сообщила Гретель. – Как поступим дальше? Зайдем домой за родителями, а после на кладбище?

– Нет! Мама сегодня… – Гензель покосился на близнецов, – плохо себя чувствует. А папе на кладбище делать нечего.

Томас Блок не являлся коренным марбахцем. Он приехал в незнакомый городок на границе с Либкухенвальдом в поисках работы. В то время к Марбаху тянули железнодорожную ветку, и работы хватало. Когда же строительство станции завершилось, он не захотел уезжать, потому что встретил Марту – будущую мать Гензеля и Гретель. Томасу некого было навещать на кладбище Марбаха, ведь все его родственники покоились далеко отсюда, в другой провинции.

– Выходит, мы не поедем на кладбище? – уточнила Гретель.

– Не сегодня, – помотал головой Гензель. – Мама хочет навестить могилу бабушки, и просила без нее не ходить. Так что сходишь с ней завтра, если она придет в себя.

– Почему я? – удивилась Гретель. – А ты? А папа?

– Отец не станет пропускать работу. И я тоже на завтра нашел работу, представляешь?! Фрау Нойманн нужна помощь по дому, вот она и попросила преподобного прислать кого-нибудь.

Виктория Нойманн – вдова преклонных лет – являлась единственной органисткой на весь Марбах. А поскольку ни одно богослужение не обходилось без органа, преподобный поддерживал ее как мог.

– Я, Иуда Ган и еще несколько парней из нашего класса будем латать крышу, чистить камин, может, еще что-то, – сообщил Гензель. – Платят немного, но все-таки!

– Работа – это хорошо, – сказала Гретель. – Надеюсь, там не будет Курта и Йозефа.

– Не знаю… – Гензель как-то разом сдулся. – Наверное, нет – у них же есть постоянная работа, в пекарне и на железнодорожной станции…

Сестры Шепард отправились домой, а Гретель села на порог кухни и стала дожидаться Гензеля.

Тучи плыли так низко, что шпиль колокольни грозил вспороть их раздутые животы. Того и гляди пойдет дождь. «Даже хорошо, что сегодня не надо идти на кладбище, – размышляла Гретель, наблюдая, как мальчишки таскают доски. – А завтра мама, скорее всего, передумает, и мы вообще никуда не пойдем…»

Интерлюдия третья

1919 год от Рождества Христова, декабрь

Риттердорф

– Что произошло? В моей квартире еще никогда так не пахло!

Гретель увлеклась приготовлением ужина и не заметила, как в комнате появился Конрад.

– В смысле – никогда? – возмутилась девушка. – Кажется, я не первый раз готовлю!

– Не спорю, – согласился Конрад, усаживаясь на стул. – Но сегодня как-то особенно вкусно…

– Ладно уж, – смягчилась Гретель. – Сегодня же Рождество, вот я и подумала, что блюда должны быть праздничными… Ты сегодня поздно. Неужели журналисты никогда не отдыхают?

– Спрашиваешь, как жена! – рассмеялся молодой человек и высоким голосом изобразил: – «Дорогой, почему ты так поздно?! Я весь день готовила! Ты что, забыл – вообще-то сегодня Рождество!»

Гретель отставила в сторону миску с салатом, сложила руки на груди и холодно посмотрела на Конрада.

– По-твоему, так я говорю?

– Нет, конечно! Ты говоришь вот как. – Конрад откашлялся и продолжил еще более тонким голоском: – «Где ты, негодяй, всю ночь шлялся?! Я не спала, тебе салаты готовила! Только о работе своей и думаешь! Совесть где твоя, а-а?!» – На последней фразе Конрад истерично взвизгнул, и Гретель, не выдержав, засмеялась.

– Другое дело! Теперь на меня это действительно похоже!

Усмехнувшись, Конрад встал и подошел к плите. Заглянув в духовку и быстро изучив содержимое всех кастрюлек на столе, он удовлетворенно уселся обратно.

– А что… – произнес он. – Кажется, женатому мужчине не так уж плохо живется. Может, мне тоже стоит остепениться?.. Такая завидная невеста, и уже прямо у меня в доме!

– Не старайтесь, герр Ленц, – сказала Гретель, перемешивая салат. – Я и так рассказываю психотерапевту все, что знаю.

– При чем здесь это, – отмахнулся Конрад. – Я тебе о серьезных вещах говорю! На кону – ужины на ближайшие сорок лет.

– Завтраки сам будешь готовить?

– Нет. Зачем я тогда жениться буду? Завтраки, обеды, ужины – все с тебя.